Непримиримые 4
Шрифт:
– Я не врывался, пришёл поговорить.
– На тему? – вскидываю брови.
– Нас…
– Не поздновато? – с наигранной скукой.
– Лучше поздно, чем никогда…
– Фраза ненадёжного человека, которому хоть как-то нужно оправдать свои слабости.
– Признание слабости – уже признак силы.
– Ну, если ты себя этим успокаиваешь…
– Объясни, с какого перепугу муда-Шляхер стал твоим парнем? – не ведётся на мою язвительность Игнат.
– С того, что вакантное место
– Это шутка такая? – чуть склоняет голову, брови съезжаются на переносицу.
– Нет, – держусь на частоте отчуждённость, словно ведём банальный разговор о погоде.
– А если… – пауза. Селивёрстов сглатывает, будто ему жутко сушит горло, – я претендую на эту роль? – если бы только что не услышала, не поверила в его способность это сказать.
Издевается? На дуру играет? Разводит…
Ведь разводит?..
Взгляд решительный, лицо непроницаемо мрачное.
Прямо обухом по голове. Не лжёт…
Прикусываю губу, заглушая позорный всхлип разочарования.
Он не смеет сейчас это говорить!!!
– Как я уже сказала – поздно, – хорошо, что яду не добавила в тональность, а так бы выдала, как мне НЕПОЗДНО.
– Давай обсудим выход из положения, – поражаюсь выдержке Селивёрстова.
– Нет.
– Порви с ним и…
– Нет.
– В вас ёб*** стрела девиантного амура?
– Даже знать не желаю, что это за монстр, но мы с Родионом вместе!
– А твой монгол?..
– Он не мой, – чуть веду плечом, хотя по позвоночнику морозец прогуливается, и жест слегка нервным получается.
– Ир, бл***, ты себя слышишь? – а вот и цунами в голосе Игната оживает. – Шляхер в одночасье – твой парень! – не без злой иронии. – Казах на оху*** муле прискакал «не про тебя», но при этом ты с ним ссосёшься в лаборатории! – на последних словах повышает интонацию, а в конце припечатывает правдой, от которой сердце ухает в печёнку и испуганно подпрыгивает до горла.
Значит, это он был… отметину на стене оставил. Но тогда, почему ушёл, если имеет на меня виды, претензии на которые сейчас изображает? Мог бы ворваться! Потребовать объяснений!..
Если только, его эго настолько не пострадало, что он… отступил, в страхе оказаться ещё большим посмешищем, коим себя представил в тот момент. Уязвлённая гордость… и самовнушённое предубеждение.
Я бы именно так себя и ощутила!
– Ты… нас видел?.. – от мыслей, что бьются в голове, будто птицы, пойманные в силки, больно становится. Слишком много всего, неожиданно и неорганизованно. Я не знаю, что ответить. Не готова…
Селивёрстов молча буравит грозовой серостью глаз.
Кивок как выстрел.
Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!
Игнат
Увидел и проглотил обиду. А потом дома. Опять промолчал. Не кричал, не скандалил. Блин! А лучше бы!!! Это ведь в его духе. Ещё и меня потрясти, так, чтобы мозги последние растеряла. А он смотрел!
Так смотрел… Душу выворачивал.
Он ждал! Терпеливо ждал от меня шага. Признания, а я… ему нагрубила и…
– Всё сложно, поэтому у нас пока всё вот так… – лепечу бессмыслицу. Ничего более умного, прозрачного и логически обоснованного не придумываю.
– Любишь его?
Глотку сдавливает. Рот не разлепляется.
Боже! Всего кивок, пусть нервный и невнятный, но кивок. Или оброненное «да».
Чёрт! Как выдавить???
Мышцы позвоночника, шеи и лица сводит от напряжения.
Я должна ответить. Не имею права сомнение показать!!!
Что-то изображаю – ни то «да», ни то «нет» и вроде больше в сторону «да», но по тому, как усмехается сосед, а его глаза затапливаются постельными оттенками светло-серого, горько осознаю, что секунды убедительности упущены.
– Так сильно, – ёрничает уличительно. – Обнадёживает.
– Зря, – едва слышно, но слава богу, голос прорезается.
– Тогда объясни, что за ху*** происходит? – ничуть не мягко. Игнат выжидательно сощуривается.
Он правда выглядит человеком, желающим прояснить ситуацию, но я не могу… теперь уже поздно – признания чреваты. Да и наметила план действий и некий ход войны без непосредственного участия Селивёрстова. Выбрала другого героя своего романа.
А довериться Игнату…
Доверие и Игнат – даже не звучит.
Какой-то оксюморон, ведь Селивёрстов – по определению неверный, а доверять неверному, это как… акуле в пасть руку засунуть и наивно полагать, что она её не откусит.
Не дорос он ещё до мужских разборок и поступков. Кусает, достаёт, паясничает, обижается, капризничает. Ребёнок! А мне сейчас не до детского сада и игры в воспитательница-сложный подопечный.
– Если бы хотел – не сбегал, а говорил. Не пугал маниакальностью в туалете, а приехал…
– И ты бы спокойно пустила и поговорила?
Ответ режет губы, и чтобы не сболтнуть лишнего, поглубже воздуха глотаю:
– После того, как ты сбежал? Вряд ли, – с кивком отвожу взгляд.
– Я не сбегал. Ты озвучила свою претензию, и я ушёл. Но ты так и не сняла заявку, – смена разговора вызывает нервный смешок.
– Я не обещала!
– Я выполнил твоё желание, а ты проигнорировала моё, – ещё приближается Игнат.
Не поддамся истерике, не буду метаться или пытаться удрать! Не покажу свою уязвимость! Страх… смятение… возбуждение.