Непримиримые 4
Шрифт:
Ненавижу, когда он прав! И ещё больше ненавижу, когда он знает об этом и не упускает шанса ткнуть в несправедливую жестокость!
А-а-а, сейчас стонать буду и ёрзать от переизбытка желания, что булькает, доводя нутро до исступления, а искуситель с бархатным рыком утыкается в ложбинку между грудей.
Мир взрывается калейдоскопом преломлённой реальности. Меня расщепляет на атомы, молекулы… Феерия чувств заполняет наперегонки с грохотом очумевшего от экстаза сердца, которому плевать, что виновником этих реакций становится
– М-м-м, – позорно стону, подставляясь напористым ласкам.
По телу сладость и жар растекаются. Ноги не слушаются, а нужно бы побрыкаться. Игнат сильнее сминает мой зад, с ожесточением, но так адски-сладко, что расщепляюсь.
Процесс распада на молекулы и атомы притормаживается, когда в дамскую комнату заходит посетитель. Сердце испуганной ланью ударяется в грудь сильнее – Шувалов! Ёкает вниз – Лианг?
– Есть тут кто? – удивлённо-настороженный грубоватый женский голос приносит неслыханное облегчение и размеренный бой сердца.
– Да, – открываюсь, а зачем таиться. Ещё подумает, что вещи бесхозные и сопрёт. Как потом буду отчитываться перед Ксю? Есть вариант на кабинку вывесить объявление. Я тут! Мои вещи не трогать! – Простите за… – голос такой хриплый, что чуть прокашливаюсь, – туфли, ну и… клатч, – плохо справляюсь с языком и мыслями. Их, будто снег в стеклянном шаре встряхнули – они кружатся, оседают перемешанной грудой. – Мне нехорошо, перебрала…
– Ага, – отстранённо. Торопливая поступь – и хлопает дальняя кабинка.
– Попроси меня, – наплевав на стыд и то, что выдаёт своё присутствие, не то требует, не то молит хрипло Игнат.
– Молчи! – одними губами.
– Ты же хочешь! – не справляется с бурным дыханием, порхая по моему лицу захмелевшим взглядом.
– Молчи!!! – беззвучно ору.
– Ска… – договорить не даю. Заглушаю слова и проглатываю рычащий бархатный стон его губ своими.
Какая же ошибка?!
Рассудок ведёт сильнее, меня словно на волнах штормит. М-м-м, травлюсь запахом Игната, его вкусом… На грани потерять сознание от чувств и нехватки кислорода, но нет ни малейшего желания оторваться и спасительно глотнуть воздуха.
На этот раз к лёгкому отрезвлению приводят брякающий ремень, который Селивёрстов судорожно пытается расстегнуть и гулко хлопающая входная дверь, явно закрывающаяся за женщиной.
Выныриваю из омута похоти и алчно хватаю воздуха.
В помещении тихо, если не считать нашего с Игнатом надсадно-шуршащего дыхания.
– Ирк, мне горит… – как понимаю, с ремнём Селивёрстов уже справился на ура и теперь ловким движением расстёгивает пуговицу на джинсах.
– Очень?
Боже! Это мой голос? Такой томно-охриплый… с нотками заигрывания?
А зачем этот глупый вопрос? Мне плевать, что и как горит у Игната!!! Вот бы
Селивёрстов хватает меня за руку, которой к своему жуткому стыду уже зарылась в волосы соседа, требуя продолжить и от страха, что РАЙ закончится, – и прикладывает к своему паху:
– Всё, как ты любишь – каменный!
Мерещится собственный всхлип.
Мерещится!!! Потому что не могу я… едва не кончить от этой фразы! Мне обидно. Правда! Я не шлюха, чтобы вот так… Но абзац, как приятно это слышать для женского самолюбия! Наверное, мы все в глубине души ещё те шлюшки!
– Пусти! – нервозно отдёргиваю ладонь, чётко осознавая, что с б'oльшим желанием дорвалась бы до пульсирующей плоти Игната. Сжала, ощущая, как дрожит в моих руках, а потом облизнула…
Стоп!!!
Краска затапливает лицо. От смущения за постыдные мысли даже зажмуриваюсь.
– Если только на коленки… – смешок, но сбивчивый, будто Игнату дышать трудно. – Может, минет?
Козлина! Он что, телепат?
– Охренел? – всё же уставляюсь на соседа, хотя мир продолжает растекаться, пытаясь ускользнуть и оставить меня на растерзание развязного Селивёрстова и его умопомрачительных, расщепительных ласк.
– Ирк, отсоси, а… – с такой мукой в голосе, что меня распирает от возмущения, перемешивающегося с желанием сделать это. Аж во рту пересыхает. Останавливает то, что моя гордость пока при мне!
Хоть что-то!
А то ведь стыд, смущение, честь – давно помахали белыми платочками, уступая место вездесущим насекомышам с девиантным поведением.
Затрещина заставляет пыл соседа немного остыть, да и мне отрезвительней становится от хлёсткого звука и жаркого покалывания в ладони.
– Это ещё за что? – Пасмурные глаза глядят с искренним непониманием и укором.
– Ты мне противен! – шиплю с отвращением.
– С хера ли? – продолжает тупить Селивёрстов. – Слишком мягко для тебя? Не выпорол, не обматерил, к сексу не принудил?
– Козёл! Пусти, сказала! – толкаю его в грудь и едва не падаю, оказавшись на своих двоих. Зло одёргиваю подол платья.
Открываю дверцу непослушными пальцами, хотя замок, гад такой, не желает сдаваться быстро. Изображая полнейшую невозмутимость, бреду к умывальнику, где мои туфли, а на столешнице клатч. Слава богу, всё на месте! Обуваюсь, беру сумочку, куртку натягиваю.
– Ир, мне зудит… – Селивёрстов подпирает перегородку между кабинками, а взгляд такой щенячий, что вот-вот разжалобит, слезу пущу, ну и трусики сниму.
– Чесотка?
– Ир…
– Гонорея?
– Ир!
– Об тебя сегодня уже одна тёрлась, да сиськи выкатывала, точно не заразился?
– Ир-р-р-р!
– Посиди тут, я её позову, – произношу великодушно, а сердце ухает от переизбытка адреналина и злобной радости – ведь довела парня!
– Суч***!
Смахивает на комплимент.