Неугасимый огонь
Шрифт:
В защиту брата выступил так же Никанор, немного оправившийся от ран. Македоняне радовались, как дети, когда царь, ни единым словом или жестом не выказавший своё отношение к происходящему, объявил, что Филота оправдан.
"Им срочно нужна была победа после столь тяжкого поражения", – подумала Анхнофрет, – "вот они и придумали её себе, оправдав преступника".
Посланницу удивила подобная справедливость, и она подумала, как же всё-таки ещё они отличаются, ремту и македоняне.
Осудили бы воины Величайшего кого-нибудь из своих товарищей, если бы он ступил на кривую пиратскую дорожку? Осудили бы попытку оправдаться ложью?
Благородные
"О, Сед-кесу, являющийся в Ненинисут, я не лгал!"
Анхнофрет вздохнула. Если бы так...
Будь на её месте Аристомен, он и вовсе изобразил бы злорадную ухмылку. Он мог бы многое рассказать ныне живущим о некоторых "славных" деяниях "праведногласых" фараонов, носящих имя Рамосе [93] , пытавшихся сохранить в вечности ложь...
93
Фараоны Рамсес IV, Рамсес V и Рамсес VI "прославились" тем, что активно узурпировали памятники своих предшественников, ставя на них свои имена.
– Филота действовал, как должно! – объявил Александр, обращаясь к воинам, – но враг оказался сильнее. Мне придётся заплатить возмещение победителю. Справедливо ли это?
Воины молчали. Многие потупили взор.
– Взывают ли души павших к отмщению? – продолжал Александр.
– Да! – ответило войско.
– Значит, миру с Египтом не бывать?
– Не бывать!
– А готовы ли вы к войне?
Вновь подавленное молчание. Задумались. Готовы ли они к войне? После прорыва на Пустоши, когда они бросили тело Гелланика? После избиения при Камире, когда они навалились на врага, уступавшего им числом, и потерпели сокрушительное поражение?
– Что же вы молчите? – спросил Александр.
– Нас становится все меньше, – осмелился ответить Кен.
– Да! – подхватили воины, – нас все меньше. А египтян, говорят – как листьев на деревьях! Им нет числа!
– Им помогают боги, а наши оставили нас. Не слышат.
– Все последние гадания Аристандра были неудачны.
– Да и есть ли здесь вообще наши боги?
Александр поднял руку, взывая к тишине.
– Боги? Наши боги в этом мире есть. Вы ждёте их помощи? Ждёте, что они выступят на нашей стороне, как выступили на стороне ахейцев под стенами Трои? Не скрою, я был бы рад получить их помощь, как получил мой предок Ахилл необоримые доспехи, выкованные Гефестом. Но разве с помощью богов совершал свои подвиги другой мой предок, Геракл? Нет! Он шёл поперёк воли Геры, а Громовержец никак не помогал своему сыну. Именно поэтому Геракл – величайший герой. А Одиссей? На него разгневался Посейдон и обрушил на его голову тяжкие испытания, но хитроумный царь Итаки с честью преодолел все злоключения! Вы думаете, что подвиги Геракла и Одиссея непосильны для вас?
– Мы лишь смертные, царь, – сказал Кен, – в нашей крови нет божественного серебра. А Геракл – сын Зевса. Одиссей – правнук Душеводителя [94] .
– А разве не вы разметали несметные полчища персов и покорили почти всю их страну? Что же сейчас лишило
Войско молчало.
– Вы верите мне?! – повысил голос Александр.
– Да! – взревела многотысячная толпа.
94
Душеводитель, Психопомп – бог Гермес, отводивший души умерших в царство Аида.
Переждав бурю, Александр сказал:
– Но я понимаю вашу озабоченность. Враг силен. Очень силен, а нас действительно слишком мало. И некем восполнить поредевшие ряды. Поэтому нам все ещё нужен мир, нужна передышка. Вы спросите меня, что мы будем делать, получив её? Мы начнём строить новую Македонию взамен утраченной. Из кого, спросите вы?
Царь сделал многозначительную паузу, обводя взглядом воинов.
– Из наших соседей. Из хеттов.
Войско зароптало.
– Хетты – варвары. Ведь так?
Ропот сменил тон на неуверенный.
– Ну, вроде так.
– А кем были македоняне для эллинов, до того времени, как на трон взошёл мой предок, Александр Филэллин? Разве вас считали эллинами? Даже при жизни моего отца не считали!
– Царь, – обиженно крикнул кто-то из эллинов, – не говори за всех! Это Демосфен называл Филиппа варваром!
– Да-да, это Демосфен! Мы так не считали!
Александр усмехнулся, посмотрел на эллинов и сказал несколько слов по-македонски.
– Не поняли меня?
Те не ответили.
– Догадываетесь, к чему я все это говорю?
– Ты хочешь, царь, чтобы мы стали среди хеттов теми, кем стали среди македонян изгнанники из Аргоса? – спросил Кен.
– Именно, – ответил Александр.
– Ваши дети будут признаны мной настоящими македонянами, – заявил царь женатым воинам.
Это вызвало гул одобрения. Но потом Александр сказал нечто шокирующее:
– Отныне всякого человека, живущего в Новой Македонии, которую мы здесь построим, и говорящего на "общем" языке, я буду называть македонянином, независимо от того, из какого народа он происходит.
Он взорвал умы воинов. После всеобщего собрания его слова бурно обсуждали много дней. Воины привыкали к своей новой роли – стать ядром будущей нации. Для многих оказалось весьма непросто принять это.
– Да как же так? Какие-то варвары будут ровней нам?
– Царь отличает варваров, на нас ему наплевать.
– Да-да, не зря на Игры допустил этих раскрашенных ублюдков, которые столько наших перебили!
Птолемей и Кен, выступившие союзниками царя в этом начинании, горячо убеждали воинов, что Александр прав. Хватало и скептиков. В их рядах оказался Гефестион, отчего царь даже поначалу обиделся, употребив немало красноречия на то, чтобы переубедить друга.
В конце концов, страсти немного улеглись. Хватало иных забот, а царь пока не торопился отличать хеттов перед македонянами. Воины успокоились.
Не раздувал пламя Александр и в деле с Филотой. Он затаил злость на сына Пармениона, но старался не подавать вида. Царь не стал чинить ему никакого унижения, но отослал от себя, назначив комендантом гарнизона Лавазантии. Для честолюбивого Филоты эта ссылка стала красноречивее любых прямых обвинений. Он высказал обиду отцу.
– Все наши поступки имеют свою цену, – сурово сказал Парменион, – ты не представляешь, чего стоило Александру замять твою выходку.