Never Back Down 2
Шрифт:
Началась странная суета и беготня. Двери в палату то и дело ненадолго приоткрывались, чтобы медсёстры и санитары шустро проскользнули туда или выскользнули оттуда, утаскивая в неведомом направлении неведомые предметы. Одну из девушек Сириус попытался перехватить и узнать, как у сестры дела, но та лишь с ужасом взглянула на него и поспешила убраться.
И ещё крики. Регулярно, всё чаще, всё исступлённее, всё громче они раздавались вновь и вновь, заставляя Эда едва ли не лезть на стенку. Он снова и снова порывался забежать в палату, но чьи-то руки постоянно мягко, но настойчиво выталкивали его
— Господи, я ж на это подписал Марлин, — в какой-то момент пробормотал Сириус. — Чудовищно.
— Может, хоть ей повезёт с анестезией? — Так же тихо сказал Эд, сам толком не замечая, что он говорит. — Или со звукоизоляцией.
— Зато пока мы её слышим, мы понимаем, что она ещё жива, — почти шёпотом произнёс Рем.
Ожидание было невыносимо, время тянулось ужасающе долго. Сириус предлагал сходить в кафетерий возле больницы, выпить кофе, но и Рем, и Эд намеревались просидеть у палаты до самого конца. Хотя оба были эмоционально опустошены, едва держались на ногах.
«Мерлин, сколько же прошло? Час? Два? Вечность? Клонился ли день к вечеру или уже во всю ночь на дворе?», — думал Эд, барабаня по колену пальцами. Новый крик, раздавшийся из-за двери, заставил его вздрогнуть. Он зажмурился. — «Пусть всё будет хорошо! Пусть всё будет хорошо! Мама говорила, что мысли материальны! Пусть всё будет хорошо! Пожалуйста! Пусть все будут живы и здоровы, я не прошу много!»
Внезапно крики стихли. Нет, это была не простая тишина. Это молчание вовсе не значило, что этот кошмар подошёл к концу, каким бы исход ни был. Это была абсолютная тишина, в которой дыхание трёх мужчин раздавалось с оглушающей громкостью, а биение трёх сердец даже в конце коридора напоминало бой барабанов. Это была не тишина, это было нечто, что лежало по ту сторону тишины, громкости и понятия «звук». Стихла суета, всё это время звучавшая в палате. Стихли голоса врачей и перестук предметов. Стихло всё.
Эд, Сириус и Ремус испуганно переглянулись. Одна-единственная мысль посетила каждого из них, заставив похолодеть от страха. Одна ужасающая, страшная мысль, которая могла запросто свести их всех с ума.
Из палаты выскочила медсестра и шустро побежала куда-то. Эд с нечеловеческой скоростью сорвался с места и схватил её за локоть.
— Что произошло?! — Рявкнул он, и голос его мог повторно оглушить глухого. — Почему всё стихло?! Что случилось?! Говорите же!
— Не тряси её, Эд! — Ремус положил руку на плечо друга, стараясь умерить вскипающий гнев того. — Мисс, скажите, в чём дело?
— В-в наших палатах по с-с-соседству, — заикаясь, пролепетала медсестра, — лежат другие мамочки. Они… они…
— ЧТО?!
— Они боятся криков вашей жены, сэр, — чуть не плача, прошептала девушка. — Поэтому доктор наложил звукоизоляционные чары…
— Это же родильное отделение! — Взвыл Эд. — Здесь же постоянно кто-то орёт, разве нет?
— На палатах лежат глушащие заклятия…
— А на этой что, не лежит?
— Л-лежит… — Эд непонимающе заморгал. — П-просто каким-то образом крик п-п-преодолел б-б-барьеры и… и…
— Спасибо, мисс, мы поняли, — мягко сказал Ремус, заставляя Эда отпустить девушку. — Скажите, с ней всё хорошо?
Медсестра замялась.
— Состояние… в пределах нормы… н-н-ничего к-к-к-критического… —
Прежде, чем ей успели задать вопрос, она нырнула на лестницу и скрылась с глаз.
Эд вернулся на скамейку, чувствуя, как натягивается нить, готовая порваться. Он был настолько близок к безумию, что в какой-то миг начал верить, что всё окружающее — жуткий сон. Что вот-вот он проснётся, что рядом будет лежать Марисса, спящая, мирная, живая, не рожающая и даже не беременная.
Лафнегл так же понимал, что Ремус был прав. Пока Марисса кричала, была хоть какое-то свидетельство, что она жива. Теперь же, в этой чудовищной тишине он практически умирал от ужаса, напрасно напрягая слух и тщась уловить хоть какой-то случайный звук.
Фляга вновь пошла по кругу. Сириус печально покатал последние капли, вздохнул и убрал фляжку в карман.
— Я бы хотел иметь маховик времени, — вдруг сказал он. — Чтобы просто вж-ж-ж! И всё! И прибыть к самому концу этого безумия.
— А разве на маховике можно в будущее? — Спросил Эд, обрадованный тем, что можно поговорить на отвлечённые темы.
— Понятия не имею. Рем, ты не знаешь?
Люпин покачал головой. Кажется, он пытался слиться со стеной. Цветом лица, по крайней мере, он уже изрядно напоминал цвет штукатурки. Какое-то время Эд и Сириус ещё обсуждали, как бы они применили маховики, попади они к ним в руки, но тема как-то сама не желала развиваться в столь гнетущей атмосфере. Серовато-белые стены и чёрно-белый кафель на полу тоже не добавляли оптимизма. В какой-то момент Эд пойма себя на том, что ритмично стучит затылком по стене, сдерживаясь, чтобы не ударить головой со всей дури.
Но вот дверь открылась, из створки хлынула целая река звуков: голоса врачей, звон каких-то предметов, тихое потрескивание магии, стон Мариссы и тоненький детский плач. Надрывный, звонкий, долгожданный плач ребёнка. Чуть не рыдая от счастья, Эд вскочил со скамьи и бросился к двери. Ремус не отставал от него ни на шаг. Из-за двери выглянула молоденькая магичка-лекарь. Она недоумённо уставилась на Люпина и Лафнегла.
— Кто из вас отец? — Деловито спросила она.
Ремус, смущённо кашлянув, отступил на шаг назад. Эд, чувствуя, как счастье и облегчение переполняют его с головой, забыл, как нужно говорить. Кое-как взяв себя в руки и не дав себе разразиться хохотом, он выдохнул:
— Я.
— Мистер Лафнегл? — Улыбнулась девушка. — Поздравляю вас, такое чудо! У вас…
— Марта! Марта! Сестра Джонс, немедленно вернитесь в палату! — Раздался голос доктора.
Коридор больницы сотряс повторный вопль.
— Нет! Прошу тебя! Не сегодня! Нет-нет-нет, умоляю! Что угодно! Когда угодно! Не надо! — Услышал Эд полный отчаяния голос Мариссы прежде, чем дверь вновь захлопнулась.
Эйфория, накатившая было на Эда, испарилась быстрее капли воды, попавшей на сковородку. Пустота, заполонившая собой каждую клеточку его души, медленно, но верно наполнялась ужасом. Страх, тугой спиралью свернувшийся в груди, переполнял его, увлекая в ужасающие тёмные потоки ледяного ужаса. Эд готов был поклясться, что едва не поседел в тот миг, когда перед ним дверь закрылась во второй раз. Колени Лафнегла подогнулись.