Nevermore
Шрифт:
— Что-то не угнаться мне за вами, По.
Я сделал паузу, прикидывая, как лучше подойти к этому предмету и сделать его доступным для восприятия пограничного жителя.
— Нельзя не признать, — заговорил я наконец, — что духовное наше существование имеет два отчетливо различающихся вида: с одной стороны, способности, принадлежащие к царству чистого разума, а с другой — все то, что относится к сфере иррационального.Последняя включает в себя все импульсы, потребности, побуждения и фантазии, которые цивилизованное общество осуждает как жестокие, аморальные и даже безумные. Но не следует думать, что
— Напротив, отважный и беспристрастный анализ собственной души с неизменностью обнаруживает, что все эти страсти присутствуют, пусть тайно и сокрыто, в каждом человеческом существе, обитают в отдаленных уголках самой любящей и законопослушной души.
— К черту, По! — перебил меня полковник. — Будь я проклят, если хоть словечко из этого понимаю.
Прямо, бестрепетнопоглядев полковнику в глаза, я глубоко вздохнул и продолжал:
— Речь идет, полковник Крокетт, о древнем и повсеместном поверье, согласно которому каждый из нас имеет зловещее alter ego,темный, демонический дух, которых при некоторых из ряда вон выходящих обстоятельствах может обрести самостоятельную жизнь, чтобы осуществить, вопреки приказам нашего сознания и рассудка, самые потаенные наши желания и мечты.
При этом заявлении брови полковника от изумления подпрыгнули на самый лоб.
— Стал-быть, вот что дедушка Крокетт называл мороком? — произнес он. — Да чтоб меня разорвало! Слыхал я, что в подобные дела верили старики, особенно из необразованных, но вот уж не ожидал, чтоб про это заговорил человек ученый, вроде вас.
— Но я разделяю эту веру. Абсолютно и безусловно. Более того, я располагаю прямым и неопровержимым доказательством реальностиэтого феномена.
— И что же, щур меня, придает вам такую уверенность?
— Трижды, — торжественно провозгласил я, — трижды я сходился лицом к липу с живым воплощением моего собственного тайного «я». Я различал с такого же расстояния, какое сейчас отделяет нас друг от друга, полковник, ее бледные, ее жуткие, неумолимыечерты!
— —Ее? — изумленно переспросил полковник.
Поскольку мое взвинченное состояние мешало мне усидеть на месте, я вскочил на ноги и, выйдя в центр комнаты, принялся беспокойно шагать взад-вперед, а Крокетт, развернув кресло так, чтобы лучше видеть меня, не сводил с меня острого вопрошающего взгляда.
— По непостижимым причинам этот фантазмпринял женственный облик. Я уже описывал его вам в прошлый раз.
Несколько мгновений Крокетт продолжал озадаченно смотреть на меня, но потом на его лице проступило выражение внезапного понимания.
— А! — сказал он. — Так вы говорите про ту таинственную женщину, которую видели в доме Ашера и потом еще в спальне этого Монтагю?
— Вот именно, я подразумеваю это таинственное губительное создание, — отвечал я. — Это она,облаченная в страшный саван, принадлежащий мертвецам, материализовалась прошлой ночью в будуаре миссис Никодемус. Онадержала в руках грозное оружие, столь безжалостно сразившее несчастную хозяйку бала!
— И как, тысяча проклятий, вы установили это, если вы не видели ее лица? — потребовал ответа полковник.
Мой лихорадочный бег по комнате прервался
— Полковник Крокетт! — сокрушенно возвестил я. — И прошу у вас прощения, ибо, бессовестно нарушив священные узы взаимного доверия, на коих основывается любое, даже временное партнерство, я утаил от вас весьма существенную информацию. Единственным оправданием моего умолчания может послужить тот факт, что эта информация столь аномальна и даже немыслима,что полное и нецензурированное изложение событий подвергло бы слишком суровому испытанию ваше доверие к моей искренности. Однако теперь я сознаю, что должен был сразу поделиться с вами этими сведениями.
— Так вы чего-то недоговариваете? — настаивал полковник.
Пристыженный, я опустил голову и ответил ему смиренным кивком.
— Во всех упомянутых мною прежде случаях, — дрожащим голосом произнес я, — мне отчетливо представали черты преступника — женщины.То же самое произошло и когда совершалось последнее злодеяние: содеяв чудовищное убийство, безжалостный губитель сорвал с себя маску — в моем присутствии. И говорю вам, полковник Крокетт, хотя лик, который я узрел, не был точным зеркальнымотражением моего собственного, но и в целом, и в отдельных чертах его сходство с моим лицом было настолько велико, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, кто она такая — или, вернее, что оно такое…О, полковник Крокетт! — возопил я. — Теперь я знаю наверное! Этот бесчеловечный убийца — обретший плоть агентмоих самых темных, бесовских желаний, кровавой и жестокой мести, которую я умыслил против этих людей!
Избавившись таким образом от кошмарной тайны, столько дней отягощавшей мой дух, я вновь закрыл лицо руками, и из сокровенных недр моего бытия вырвалось душераздирающее рыдание.
Эти явные признаки глубочайшего отчаяния заставили полковника Крокетта подняться на ноги. Он вплотную подошел ко мне и обеими руками крепко, ободряюще сжал мои плечи.
— Спокойнее, напарник! — воскликнул он. — Что вы так разнюнились из-за пустяков? Чушь собачья! Какого лешего вам бы понадобилось чинить вред совершенно посторонним людям?
— Относительно этого, — простонал я, — могу предложить лишь самую смутную гипотезу, ибо мои побуждения остаются загадкой даже для меня самого. Но очевидно, что серия преступлений, начавшаяся с убийства миссис Макриди, каким-то непостижимым образом связана с судьбой моей матери Элизы. Как вам известно, эта святая женщина умерла в самых безнадежных обстоятельствах, какие только можно себе вообразить, одна, без друзей, покинутая всеми, кто обещал заботиться о ней. Вполне возможно, что эти преступления представляют собой давно задуманную месть всем тем поклонникам, которые некогда получали несравненное удовольствие от ее актерского таланта, но не пришли ей на помощь в час крайней нужды.
Скривив губы с выражением непревзойденного скептицизма, полковник покачал головой и заявил:
— Спорить с вами сложно, По, но, по мне, это самая несуразная теоретеза,какую я только слышал. Садитесь-ка обратно в кресло, и давайте хорошенько поразмыслим над этим. Ставлю доллар против пончика, что эти ваши видения можно объяснить более разумно.
Я подчинился, вернулся к столу и снова опустился в кресло.
— Какое же другое объяснение представляется вам возможным? — спросил я Крокетта, который также вернулся на свое место напротив меня.