Невероятно насыщенная жизнь
Шрифт:
— А как тебе Маша Басова? Нравится?
Я даже остановился, что она — мысли читает, что ли? Я начал было что-то мямлить: «да так», «ничего», «так себе», но тут же разозлился на себя — что я, в самом деле, и эту Татьяну боюсь — и решительно сказал:
— Нравится! А что?
— Правильно, — сказала Татьяна. — Она, по-моему, мировая девчонка.
— Ага! — сказал я.
— Я бы хотела с ней дружить, — сказала она.
— Правильно! — сказал я и подумал, что и верно было бы здорово, если бы такие две мировые девчонки подружились.
— Ну, разбежались, — сказала Татьяна, когда мы дошли до угла.
— Я провожу, — сказал я.
— Не надо, я на трамвай — до Мальцевского, — сказала она и протянула мне руку. — Спокойной ночи, Периодичкин.
— Спокойной ночи, Круглошарикова, — ответил я.
Рука у нее была маленькая, но крепкая и теплая.
Я бежал домой и думал, что вот с этой Татьяной совсем запросто можно обо всем поговорить, и пошутить, и посмеяться, а с Машей никак ничего у меня не получается: колючая она какая-то, как ерш. Я засмеялся: она — ерш, а я — репейник. Ну, раз репейник, так я от нее и не отцеплюсь! Вот такие пироги, как говорит дядя Саша.
Все это, весь свой день, я и вспоминал, лежа в кровати. А когда вспомнил, решил, что, в общем-то, все не так уж страшно. Надо быть только более организованным и уметь исправлять свои ошибки.
Да, а зачем это бате понадобился Венька Жук? Не забыть бы завтра спросить. А топиться я не собираюсь. Незачем мне это…
…На следующее утро я запросто сдернул с Мишки одеяло и пошел умываться. А когда вернулся, Мишка опять был под одеялом, закутанный с головой, как в спальном мешке. Я определил, где у него уши, и дернул через одеяло за ухо. Он чего-то забурчал.
— Встанешь? — спросил я.
— Отлипни, — заныл Мишка.
— Твое дело, — сказал я и пошел на кухню. В дверях обернулся и увидел, как Мишка от удивления высунул нос. «Удивляйся, удивляйся, — подумал я, — то ли еще будет».
Ольга почему-то встала самостоятельно, и мы с ней быстро позавтракали. Батю я будить не стал — на столе лежала записка: «Пришел поздно, буду спать до 12-ти».
— Выйди с Повидлой, — сказал я Ольге.
— Чего-о-о? — пропищала она. Но я не стал повторять и стал собирать портфель.
— Я опоздаю, — опять запищала Ольга.
— Не опоздаешь, — сказал я строго.
Она тоже очень удивилась, но взяла поводок и начала надевать на пса. Повидло тоже, по-моему, очень удивился: посматривал то на меня, то на Ольгу и даже повизгивал от удивления. Но я не обращал на них внимания и занимался своим делом.
Они ушли с обиженным видом. Маму я тоже будить не стал и направился в школу. «Приду с запасом, чтобы не опоздать», — решил я. Я уже был в дверях, когда из-за ширмы вышел отец в трусиках и в майке.
— Семен, почему Мишка не встает? — спросил он. — Заболел, что ли?
— А не знаю, — сказал я равнодушно.
— Ты что, не будил его? — удивился отец.
— Будил, — сказал я еще равнодушнее.
— Ну и что? — еще больше удивился отец.
— А ты его спроси, — сказал я.
— Гм-м, — промычал батя. — Интересный разговор. Что это с тобой?
— Ничего, — сказал я и пожал плечами. — Не маленький, пусть к дисциплине привыкает.
Батя внимательно посмотрел на меня и засмеялся.
— Ишь ты! Ну что ж, может, и правильно. Не будить, значит? Опоздает ведь.
— Раз опоздает, два опоздает…
— Ладно, попробуем, — сказал батя и махнул рукой.
— Ну, я пошел, — сказал я и тут же вспомнил, что не спросил про Веньку Жука. Но батя сам спросил у меня очень серьезно:
— Слушай-ка, что он за парнишка, Венька Балашов?
Ну что я ему мог ответить? Я сам его мало знаю. Если не считать двух-трех разговоров… Кто его знает, вроде ничего парень, только злой какой-то и похоже — затюканный.
— А что? — спросил я.
— Видишь, какое дело. Похоже, у него серьезные неприятности намечаются. Хотелось бы знать… — сказал батя задумчиво.
— Это что, я за ним следить должен, что ли? — спросил я. — Ты участковый, ты и следи.
— Ладно, — сердито сказал батя. — Сыпь в школу. А насчет «следить» вечером поговорим. — Повернулся и ушел за ширму. Рассердился.
А в самом деле, что, я на своих ребят капать должен, если у меня отец милиционер? Дудки! И пусть не обижается. А Венька что, Венька — парень как парень. Вон, даже Машка с ним дружить хочет. Правда, может быть, это она мне со злости сказала.
Во дворе я встретил Ольгу. Передник у нее был в пыли и нос в пыли, а коленки расцарапаны. Сама злая и чуть не плакала. А Повидло был ужасно виноватый и подлизывался к ней всячески.
— Ты чего? — спросил я.
— «Чего, чего», — сердито сказала она. — Не могу я с этим… Повидлкой гулять. Увидел на той стороне какую-то шавку — ка-а-к рванет. Я через барьер и через кусты перелетела. И на пу-у-узе через всю Моховую проехала. Вот теперь опоздаю из-за тебя.
Мне стало ее ужасно жалко, и я не выдержал. Взял у нее поводок, вытянул разок Повидло вдоль спины, ухватил Ольгу за руку и понесся с ней домой. Смазал ей коленки йодом, вымыл мордаху, заставил переодеть передник, помог портфель собрать, опять схватил за руку, и мы вместе понеслись в школу. И по дороге я думал, что опять у меня что-то не так получается. Мишка-то ведь еще дрыхнет. Несправедливо!
Уже совсем неподалеку от школы мне опять подставил ножку тот вчерашний парень с собачьими зубами и черными, как дырки, глазами. На этот раз я не упал — дерево помогло, я в него и врезался. А тип этот ухватил меня за плечо.
— Опять торопишься, Веснушка, — сказал он.
Дались ему мои веснушки!
— Беги, — сказал я Ольге. — Опоздаешь.
— А ты? — спросила она.
— Я сейчас, — сказал я.
Она побежала, но несколько раз оглядывалась. А у самой школы остановилась и некоторое время смотрела на нас. Видно, что-то ей не понравилось. Я махнул ей портфелем, и она нехотя пошла в школу.