Невероятно насыщенная жизнь
Шрифт:
— Я не хотела обидеть собак, — сказала Татьяна. — Собаки…
— …лучшие друзья человека, — сказал Матюшин. — Мне надоели твои… цитаты.
— Шарова, — сказал Гриня, — дело серьезное, а ты к нему относишься несерьезно.
— А чего это ты заговорил, как наш великий староста Герасим? — спросил я Гриню.
— Между прочим, — сказал Матюшин, — не мешало бы и его позвать. Все-таки…
— Дудки, — сказал Петька Зворыкин.
— Он по этому поводу пять собраний проведет, — сказал я.
— И примет решение, — сказал Гриня, — пойти в штаб ДНД и спросить у них — что они смотрят.
— И получится пшик, — сказал Зворыкин.
— Пшик, — сказал я.
— Хватит пшикать, — рассердился Матюшин. — Решайте, что будем делать, или я пошел.
— Ага, — сказала Татьяна, — кажется, вы разозлились. Есть план.
— Ну? — сказали все мы хором.
— Нужно смеяться, — сказала Татьяна.
— Ха-ха, — сказал Зворыкин.
— Петьку мы исключаем, — сказала Татьяна.
— Почему?! — завопил Зворыкин.
— У тебя нет чувства юмора.
— У меня?!
— У тебя. Нет.
— Ну и ладно. Зато… я драться могу.
— Не драться! — строго сказала Татьяна. — Кулаки — это слабость. А мы сильнее. Мы будем смеяться.
— Я, кажется, тебя понял, Шарова, — сказал Гриня. — Ты молодец!
— А я что говорил?! — сказал я.
— Ты ничего не говорил, — сказал Матюшин, — ты только хлопал ушами.
— Ну и хлопал, — сказал я.
— Не отвлекайтесь, — сказал Гриня. — Изложи, Шарова.
— Мы будем смеяться, — сказала Татьяна. — Они — лопухи. И они от нашего смеха завянут.
— Гыы! — выдал Зворыкин. — Ты что… того?
— Петя, — ласково сказала Татьяна, — все знают, что ты в классе самый сильный, самый смелый, самый веселый и самый умный.
— Да брось ты, — сказал Петька, и рот у него разъехался до ушей.
— Да, да, — сказала Татьяна, — об этом даже в «Вечернем Ленинграде» писали.
Мы все заржали, и до Петьки, кажется, дошло. Он сказал:
— Ну и ладно. А я их бить буду.
— Или они тебя, — сказала Татьяна.
— Партизан-одиночка, — сердито сказал Гриня. — А как мы будем смеяться, Шарова? Хором или по одному?
— При любом случае и по любому поводу, — сказала Татьяна. — И хором и поодиночке.
— И будем мы называться РС, — торжественно сказал я.
— Как? — спросил Матюшин.
— Я знаю, — сказал Петька, — РС — это реактивные снаряды. Так «катюши» в войну назывались. Вззззз! Бумц!
— Ничего подобного, — сказал я, — РС — это рохлики смеются.
— Отлично! — сказал Гриня. — Но все-таки нельзя допускать партизанщины. Неорганизованной. Надо, пожалуй, согласовать это с пионерской организацией.
— Я согласую, — сказал я, вспомнив, кто у нас председатель совета отряда (М. Басова).
— Ох! — сказала Татьяна. — Уж лучше я согласую.
— Ах! — сказал я. — Не понимаю…
— А я понимаю, — сказал Зворыкин, ухмыляясь. — Он…
— Он будет у нас командиром, — быстро сказала Татьяна.
— Он новенький, — сказал Матюшин.
— А ты старенький, — сказала Татьяна. — Кто за?
Все подняли руки. Даже Петька. Он, в общем-то, неплохой парень.
— Кто против? — спросила Татьяна уже просто так.
— Я! — сказал кто-то сзади.
Вот так! Конечно, это была М. Басова. Я знал, что она в долгу не останется.
— Ты все слышала? — спросил ее Гриня Гринберг.
— Я ничего не слышала, — сказала Маша, — но вы его куда-то выбрали. А его нельзя выбирать.
— Почему? — спросил Гриня.
— Его никуда нельзя выбирать, — продолжала Басова. — Во-первых, он слишком добренький. А значит, он не будет требовать как следует. Во-вторых, у него… как это… а-мо-раль-ное лицо.
Еще новости! Лицо у меня как лицо. Разве только веснушки, будь они неладны. И при чем здесь мое лицо — в общественном деле?
— А что, обязательно красавчиком надо быть? — спросил я. — Как…
— Вот, — сказала Басова, — вы же сами видите, что, кроме всего, у него не хватает… как это… ин-тел-лек-та. Он не-ин-тел-лек-туальная личность.
Ладно, заведу себе записную книжку и буду записывать:
Эмоции (?)
Караваев-Каратаев (?)
Троянская война (?)
А-мо-раль-ное лицо (?)
Не-ин-тел-лек-туальная личность (?)
И какая разница между лицом и личностью — все узнаю! И научу этим словам своего Повидлу. И он ее — М. Басову растерзает, раздраконит в мелкие клочки и закопает их у Петропавловской крепости в глубокую-глубокую яму. А я посажу там репейник и раз в неделю буду приходить туда и рыдать. Не буду рыдать! Буду смеяться.
Этого всего я не сказал, а только подумал, но так посмотрел на Марию Басову, что она икнула. Ничего она не икнула, а продолжала как ни в чем не бывало. И сказала такое, что тут уж я икнул.
— Вчера, — сказала она, — я видела, как его за плечо вел милиционер! И что-то строго ему говорил. На Некрасова, угол Чехова. А милиционеры зря за плечо не водят.
Все посмотрели на меня.
— Вел? — спросил Матюшин.
— За плечо? — спросил Гриня.
— Влип? — спросил Петька.
Татьяна молчала.
— Влип, — сказал я, — вел, — сказал я, — за плечо, — сказал я и ушел. И даже не обернулся — так мне вдруг стало обидно. Сразу вспомнил ту девчонку в старой школе.
…12.15 — Ушел с уроков.