Невероятно насыщенная жизнь
Шрифт:
Эмоции — это, оказывается, разные чувства. Только не запах там, вкус или цвет, а например, горе, радость, злость, веселье, зависть и… любовь, например. А я-то думал, что «эмоции» — это из радиотехники что-нибудь.
И еще он сказал, что эти самые эмоции бывают положительные и отрицательные. К положительным надо стремиться, потому что они увеличивают срок жизни, а отрицательные, наоборот, укорачивают, и поэтому от них надо бегать, как черт от ладана. Злость, обида, страх и другое в этом роде — это отрицательные. Поэтому, если не будешь злиться, обижаться, бояться и так далее — проживешь сто лет или даже больше. Здорово интересно, но попробуй-ка! И потом, если человек не злится, не обижается, не ненавидит кого-нибудь или чего-нибудь — то он, по-моему, просто жизнерадостный рахитик, и толку от него никакого не будет.
Я сказал об этом Машиному папе. Он засмеялся и сказал, что чувствами, то есть эмоциями, надо уметь управлять, ре-гу-ли-ро-вать их… Я сказал, что, мол, попробуй от-ре-гу-ли-руй свои эмоции, если, скажем, тебе в ухо дали. Что же, надо улыбнуться и сказать спасибо и второе ухо подставить? Он опять засмеялся и сказал, что все это зависит от кон-кретной си-ту-ации. Я спросил, что это значит, тогда он махнул рукой и сказал:
— Извините, пожалуйста, что я употребляю такие выражения, но в данном случае это означает: когда? где? зачем? почему? и за что? За что вам дали по уху. Понятно?
— Понятно, — сказал я, хотя не очень понял, какая, например, разница, где тебе дали по уху — в подворотне или на лестнице? Дали, и все!
Тут он сказал, что вопрос о том, надо ли подставлять левое ухо, если тебе дали по правому, прямо относится к третьему пункту моего списка, а именно к Караваеву-Каратаеву. Поэтому он перескакивает через пункт второй — о Троянской войне — и попытается объяснить мне, кто такой Платон Каратаев и что такое каратаевщина как со-ци-аль-ное и пси-хо-ло-ги-ческое явление.
— Ух! — сказал я.
— Ах! — сказал он. — Простите, пожалуйста, я, кажется, опять увлекся. А что, собственно, вам нужно знать про Каратаева?
— Да кто он был такой? — сказал я.
— Он был солдат, — сказал Машин папа.
«Ну, это ничего, — подумал я. — Солдат — это совсем неплохо».
— Но он был не совсем обычный солдат, — сказал Машин папа.
— Герой? — спросил я.
— Н-не совсем, — сказал он. — С одной точки зрения… — Он покрутил в воздухе рукой. — А с другой точки зрения… Вы читали гениальный роман Льва Николаевича Толстого «Война и мир»?
— Кино видел, — сказал я, — а читать не читал.
— Н-ну, кино… это не совсем… гм-мм… Видите ли, все это очень сложно, но в двух словах можно сказать так…
И тут он прочел мне лекцию о Л. Н. Толстом. О том, что он думал о жизни, и про этого солдата Каратаева. Я слушал и качал головой, но в самой голове у меня стояли туман и каша, и, кажется, я понял только одно, что этот солдат и в самом деле был какой-то чудак, он как раз и считал, что если тебе дали по одному уху — надо сразу сказать спасибо и подставить второе. Тогда тому, кто тебе дал по уху, станет стыдно, его ну просто заест совесть, как это он такому доброму человеку съездил по уху, и он больше никогда никого не будет трогать. И если все будут так поступать, то на земле будет мир и справедливость.
— Дудки, — сказал я, — не согласен! Как же! Заела бы фашистов совесть, если бы мы им не наклали как следует?!
Машин папа засмеялся и сказал:
— Вы поняли все совершенно правильно, хотя все это значительно сложнее. Перейдем к следующему вопросу. Что такое «аморальное лицо».
Он опять начал долго объяснять, но тут я довольно быстро понял, что это никакого отношения к лицу, то есть к… роже не имеет. И к веснушкам тоже. А имеет отношение к тому, какой человек есть. Человек, у которого аморальное лицо, — плохой человек. Гад и подлец. Вот что я понял. Оч-ч-чень хорошо!
Теперь послушаем, что такое «неинтеллектуальная личность». Тут, оказывается, совсем просто. «Интеллект» — это, оказывается, ум и способности человека. И если человек «не-ин-теллектуальная личность» — значит, у него ни ума, ни способностей нет. Короче — балбес он и дурак.
Вот так. Значит, уважаемая М. Басова считает меня дураком и гадом. И трусом — потому что, если я подставлю, как она считает, правое ухо после левого — значит, конечно, трус.
Я слегка от-ре-гу-ли-ровал свои эм-моции и не показал виду, что мне… что я… что меня…
— Спасибо, — сказал я. — Я все понял. И п-пойду. Спасибо.
— Пожалуйста, — сказал папа М. Басовой. — Но вы чем-то расстроены?
— Не, ничего, — сказал я, — просто мне все это надо… обмозговать. Много интересного.
— Рад был помочь, — сказал Басов папа. — Когда что-нибудь будет нужно — приходите. Да, а как же насчет Троянской войны? — спохватился он.
«Пожалуй, хватит на сегодня, — подумал я, — а то еще чего-нибудь новенького узнаю».
— В другой раз, — сказал я. — Вы только скажите, при чем там в этой войне яблоки?
— Ах, это, — сказал он. — Ну, это легенда, сказание, миф. Дело в том, что, по преданию, Троянская война началась из-за того, что три греческие богини заспорили о том, кто из них прекрасней, и попросили рассудить их одного древнегреческого героя — Париса. Ему дали золотое яблоко, которое он должен был вручить прекраснейшей. Он вручил его богине Афродите. В награду за это она помогла ему похитить самую красивую женщину в мире — жену одного царя — Елену. Из-за этого похищения и началась Троянская война. А яблоко это стали называть яблоком раздора. Очень красивое сказание. Не так ли?
— Очень! — сказал я. — Спасибо! — сказал я. — Войны не будет! — сказал я, попрощался и вышел из Басовопапиного кабинета.
В другой комнате все еще были сама М. Басова и ее бабушка.
— До свиданья, — сказал я, проходя мимо них.
— Куда же вы, Сенечка? — спросила бабушка.
— Спасибо, — сказал я. — Я пошел домой. Войны не будет. — И я вышел в переднюю.
— Какой войны? — крикнула мне вдогонку Басова.
— Троянской, — сказал я, и Басова приросла к месту.
Бабушка вышла в переднюю за мной. Она взяла меня за локоть и, косясь в сторону комнаты, шепотом сказала: