Невероятно насыщенная жизнь
Шрифт:
— Ну, раз приятно, — сказал папа, — проходите. Дело в том, что Оля… Ольга Васильевна, наша мама, уезжает в Москву в командировку, и Маша пошла ее проводить. Но, — он посмотрел на часы, — она уже скоро должна прийти. А мы пока побеседуем.
— Да нет, спасибо, я в другой раз, — забормотал я.
— Нет, нет, мы вас не отпустим, — захлопотала бабушка, — такой редкий гость…
— И в самом деле, Семен, куда вы пропали? — спросил папа. — Маша сказала, что вы с ней оказались в одном классе. Это отлично!
— Отлично, — сказал я и подумал, что, когда слишком много вежливости, это тоже тяжеловато.
— Прекрасно, — сказала бабушка, — сейчас я угощу вас тортом и яблоками, а там и Машенька подойдет. Она к вам очень хорошо относится и переживает…
«Вот новости», — подумал я и спросил:
— Что переживает?
— Да, да! — сказал Машин папа, хлопнув себя по лбу. — Какие мы невоспитанные, черствые и невежливые люди!
«Куда уж там — невоспитанные», — подумал я.
— Да, да! — сказала бабушка. — Мы даже не поинтересовались, как ваш…
— Что мой? — спросил я.
— Как ваш… — сказала бабушка, но Машин папа кашлянул, и она почему-то смутилась. — Как ваше… здоровье хотела я спросить.
Я удивился: при чем тут мое здоровье?
— Отличное здоровье, — сказал я.
— Ну, и прекрасно, и прекрасно, — запела бабушка.
За всеми этими разговорами мы все-таки оказались в комнате.
— Садитесь, — сказал папа.
— Ничего, спасибо, я ведь на минутку, — сказал я.
— Садитесь, садитесь, — сказал папа.
— Да нет, спасибо, — сказал я.
— Сади… — начал папа в третий раз, но бабушка перебила его:
— Ну, Гриша, милый, как вы не понимаете, что… — Она помахала рукой где-то сзади себя и… пониже спины.
— Ах, да, да, да, — сказал Машин папа, — склероз, склероз… Извините, Сеня, вам, конечно, удобнее стоять.
Я ничего не понимал — почему мне удобнее стоять? Они меня совсем заговорили, и я даже не заметил, как в одной руке у меня оказался кусок торта, а в другой огромное яблоко. Деться было некуда, и я давился то тортом, то яблоком, думая, как бы съесть все это поскорее, пока не пришла Машка. И, конечно, она пришла, когда я запихнул в рот последний кусок торта и старался протолкнуть туда же последний кусок яблока. Я, кажется, возненавижу скоро эти яблоки!
— Вот и Маша! — воскликнул папа обрадованно. — Ну, как? Посадила?
— Проводила? — спросила бабушка.
— Посадила, проводила, расцеловала и ручкой помахала, — затараторила Маша весело и тут заметила меня.
— А-а, Сенечка, привет, — сказала она очень ласково и как ни в чем не бывало.
— М-м-мбубет, — сказал я.
— Что с тобой? — испугалась она. — Зубы?
— М-м-мбет, — сказали.
— Насморк?
Ох, провались ты, заноза, через все три этажа!
— Б-бам-буммм, — сказал я и помотал головой.
— Ах, яблоко! — догадалась она. — Ну какие же вы молодцы! — Она посмотрела на своих родичей. — Как вы догадались, что он оч-чень любит яблоки?
Я наконец проглотил это чертово яблоко. Зол я был до того, что коленки дрожали, но вместе с тем мне почему-то было и смешно. «Ну, ладно, — подумал я, — главное не растеряться».
— Очень вкусное яблоко, — сказал я. — Спасибо. И торт очень вкусный. Спасибо. Хорошо, что ты пришла, Маша. Я вообще-то не к тебе зашел, а к Григорию Александровичу, но раз уж ты пришла, я тебе напомню — в девятнадцать ноль-ноль в кафе «Гном». — Я мельком глянул на нее: по-моему, у нее из глаз летели искры!
Я повернулся к ее папе.
— Григорий Александрович, — сказал я, — вы не можете уделить мне несколько минут?
— К-к-конечно, п-п-пожалуйста, — сказал Машин папа, — п-п-прошу. — И он показал на дверь своего кабинета.
Я, не оглядываясь на М. Басову, прошел в кабинет. Проходя, я услышал, как засмеялась бабушка и что-то зашипело, как на сковородке. Это шипела М. Басова.
— Садитесь, — сказал Машин папа, но тут же быстро добавил: — Впрочем… э-э-э… можете… стоять.
Но я с размаху плюхнулся на стул.
— Ой! — сказал Григорий Александрович и сморщился, как от зубной боли.
— Извините, — сказал я, — но он крепкий, кажется.
— Д-да? — неуверенно спросил Машин папа. — Н-ну, вам виднее. — И посмотрел на меня с уважением.
«Что-то они сегодня какие-то странные», — подумал я.
— Итак, чем могу служить? — спросил Машин папа.
Я не знал, чем.
— Да вы не стесняйтесь, Семен, — дружелюбно сказал Машин папа. — Выкладывайте.
И тут я придумал. Он ведь человек очень образованный, и почему бы мне не спросить его кое о чем.
— Вы все знаете, Григорий Александрович, — сказал я, — а я не очень. Я хочу вас спросить о… про некоторые слова.
— Сократ говорил, — сказал Григорий Александрович, — что я знаю твердо только то, что я ничего не знаю. Но если вы думаете, что я могу вам помочь…
— Думаю, думаю, — быстро сказал я и достал из кармана листочек, на котором у меня было записано:
1) Эмоции (?)
2) Троянская война (?)
3) Караваев-Каратаев (?)
4) Аморальное лицо (??)
5) Неинтеллектуальная личность (???)
Он прочитал все это несколько раз, потом опустил очки на нос и внимательно посмотрел на меня.
— Гм-м, — сказал он, — любопытный, я бы сказал, набор… А… а зачем вам, собственно, это?
— Так, — сказал я, — для расширения кругозора.
— Гм-м, — опять сказал он, — ну что ж…
И начал потихоньку объяснять. А потом сам ужасно увлекся. Бегал по комнате, размахивал руками, доставал с полок разные книжки. В общем, по всем вопросам прочитал мне целые лекции. И все рассказывал очень интересно, доходчиво и с наглядными пособиями. Я слушал разинув рот, но не думайте, что я буду пересказывать все, что он мне говорил. Только для памяти отмечу самое главное.