Невозможная музыка
Шрифт:
– Я тоже люблю на лыжах бегать, только у меня времени всё не хватает. У нас в гимназии почти каждый день по шесть уроков, а у меня ещё музыкальная… Не ещё, конечно! Это – главное.
Лилька обрадовано зашептала:
– Но выходные же у тебя когда-нибудь бывают? Давай зимой вместе кататься? Когда у меня своих тренировок не будет.
– Давай, – согласился он, всё медля и не нажимая на звонок. Уже поднятая рука стала совсем белой. – Только у меня… лыжи деревянные. Ещё дядины.
– А мы у нас на базе пластиковые возьмём! У нас есть прокат. А я попрошу,
«Почему это, когда он улыбается, сразу как-то весело становится?» – Лилька и сама постаралась улыбнуться как можно шире: дедушка часто повторял, что у неё красивые зубы. В этом он не фантазировал…
– Ну? – Сашка решительно вдавил кнопку звонка, вызвав короткий перезвон. И усмехнулся: – Терция.
Это слово Лилька уже слышала. Наверное, тоже от дедушки, ведь оно было музыкальным. Только вот значения его не помнила. Но и спрашивать у Саши не собиралась. И без того рядом с ним она чувствовала себя какой-то малограмотной… Ни с дедушкой, ни с учителями этого ощущения не возникало.
Со знанием дела кивнув, она незаметно скосила глаза и едва не расхохоталась: Сашка сделал такое независимое лицо, как будто пришёл не к учительнице, а на свидание. Точно с таким же выражением Лёшка Михайлов приглашал её в прошлом месяце в кино. Лилька сходила. А что? Разве дедушка дал бы ей столько денег на билет?
«Ты только найдись! – мысленно попросила она дедушку. – Я никогда в жизни больше ничего не буду клянчить. И в кино никогда не пойду, если ты будешь против. Если что, мне и телевизора хватит. Только найдись, пожалуйста…»
Глава 4
Дверь открылась так мягко, что потом Лилька никак не могла вспомнить: замок хоть щёлкнул или нет? Как будто Сашкина учительница с диковинным именем повернула его заранее и всё ждала за дверью, когда они наговорятся про свои детские глупости.
Из квартиры на них пролилось солнце. Прямо вытекло в подъезд, не больно ослепив, и Лилька удивилась тому, что до этой минуты вообще не замечала, были на небе хоть какие-нибудь тучки или нет.
А ещё почувствовала – есть хочется просто зверски! Вслед за солнцем выплыл запах какой-то сдобы… Тоже солнечной. Так Лильке представилось. Саша уже здоровался и не очень связно пытался объясниться, их приглашали пройти, а она думала только о том, что никак не ожидала встретиться с таким вкусным запахом в квартире учительницы музыки. Здесь должно было пахнуть чем-то совсем другим… Хотя чем? Старыми нотами, что ли? Канифолью пианисты не пользуются.
За столом Лилька очутилась так быстро, будто всё произошло по щучьему веленью, по её хотенью. Она кусала черничный пирог, какого никогда не пробовала, изо всех сил заставляя себя не торопиться, и гадала: откуда взялась черника, которая в Сибири не растёт. А ещё украдкой разглядывала Иоланту Сигизмундовну – Лилька всё же успела заучить её имя.
Она сразу пришла к выводу, что Сашка был абсолютно прав: его учительница – настоящая дама. Таких в книжках ещё называют «львицами». И наверняка в прошлом красавица, это и сейчас
Один такой хранился у дедушки в ящике. Он никогда не рассказывал, откуда взялся этот камень, и потому Лильке казалось, будто с агатом связана трагическая любовная история. Она ведь была не маленькой и понимала: хоть сейчас дедушка и мало похож на мужчину, который может влюбиться, но когда-то он же был таким! Правда, на старых фотографиях он выглядел очень смешным в широких мешковатых штанах и большой шляпе. Но тогда все так ходили…
Интересно было бы посмотреть, как одевалась в те годы Иоланта. Пока у Лильки не получалось представить, чтобы та выглядела смешно при таких удлиненных, выразительных скулах, как у кинозвезды тех времён – Любови Орловой.
Ещё у Сашкиной учительницы был очень прямой тонкий нос, и высокие, удивлённо приподнятые брови, какие Лилька видела на старинных портретах. Вот только возле рта, уже неяркого, было много заметных морщинок, и шея успела состариться. Наверное, поэтому Иоланта Сигизмундовна даже дома повязывала сиреневую газовую косыночку. Лилька решила, что этот цвет учительнице к лицу.
Её длинные волосы, хоть и были совсем седыми, но уложены оказались так красиво, что позавидовать можно было. Лилька горько вздохнула, представив свои лёгкие, стриженные волосишки, и поскорее закусила сладким пирогом.
Про орган Сашка ещё ничего не спросил, они говорили о какой-то сонате, которую он «загонял», так что у Лильки пока было время спокойно поесть. Она нисколько не смущалась, ведь Иоланта Сигизмундовна не смотрела на неё и не суетилась, как некоторые хозяйки: «Деточка, попробуй того, попробуй этого!»
Сама она вообще ничего не ела, только изредка подносила к губам фарфоровую чашечку с кофе. Им же был предложен чай. Лильке казалось, что хозяйка даже не отпивала из чашки, и её все время тянуло туда заглянуть.
Не забывая про пирог, она незаметно осмотрела комнату, в которой тоже было пианино, только не такое, как у Сашки. Крышка была поднята, и Лилька разглядела немецкие буквы: «Хорошее, наверное».
Прозрачный тюль, сквозь который легко проходило солнце, тихонько колыхался рядом с коричневой стенкой инструмента, и казалось, это дышит сама комната. Здесь ещё был узкий диван, покрытый светло-коричневым пледом в квадратиках. Лильке представилось: старая учительница сидит на нём, выпрямив спину, и слушает, как Сашка играет сонату…
А он вдруг безо всякой подготовки спросил:
– А вы не знаете, орган в филармонии один на весь город?
Успев вовремя проглотить последний кусочек, Лилька замерла, упершись рёбрами в стол. Иоланта Сигизмундовна почему-то сразу взглянула именно на неё, потом снова на Сашу:
– Тебя тоже привлекает орган? С каких пор?
«Значит, ей он рассказывал про отца, – подумала Лилька. – Я бы никому из своих учителей сроду не рассказала! Наверное, она всё же хорошая…»
Но на этот раз Сашка не стал отвечать: