Невозможная музыка

Лавряшина Юлия Александровна

Стараясь ни на что больше не смотреть, чтобы не застрять тут ещё на час, она выскочила из дома и обнаружила Сашу уже возле калитки.

«Надо же…Не подглядывал!»

У него тоже могло родиться подозрение, что Лилька там рассматривает всё, разинув рот, только спрашивать он не стал.

«Точно не болтун!» – ей сразу же захотелось рассказать ему главное об органе, чего, наверное, никто не должен был знать. Только разве человеку захочется искать «то, не знаю что»? Так ведь только в сказках

бывает, да и там это делают не по своей воле. Лильке почему-то хотелось, чтобы Саша сам захотел помогать ей и дальше.

– Ты давно учишься? – спросила она, не потрудившись уточнить – чему?

Но Саша понял:

– Пять лет. Это с подготовительным классом считается. Я поздно пошёл… Мама не очень хотела, чтоб я учился, у нас ведь все музыканты. Но я её уговорил… А в обычной школе я уже в седьмой перешёл.

– А я только в шестой, – огорчилась Лилька. Её испугало, что он сейчас же задерет нос.

Только Саша этой разницы будто и не заметил:

– Я бы вообще не ходил в ту школу, если б можно было. Хоть она и гимназия… Мне одной только музыкой нравится заниматься.

– У тебя талант, – Лилька уважительно кивнула, подтвердив свои слова.

Саша рассмеялся, опустив глаза:

– Много ты в этом понимаешь!

– Я же узнала Баха, когда ты играл! А если б таланта не было, ты бы его так изуродовал, что и не узнать!

– Дело не в том, чтоб все правильно сыграть… Это ещё не талант. Каждый должен в Бахе что-то своё открыть. В любом композиторе.

Лильке стало не по себе:

– Ты говоришь, прямо как взрослый.

– Я же о музыке говорю, – не совсем понятно ответил Саша.

– Значит, ты сам захотел учиться? Надо же… А я думала, что тех, кто музыкой занимается, родители заставляют. А ты ещё и уговаривал? Ну, ты даёшь! Значит, точно талант требовал. Я вон лыжами тоже сама стала заниматься. Дедушка против был. Он говорил, что это лошадиный спорт…

– Интересно, зачем тем типам понадобился орган? – опять первым вспомнил Сашка. – Его же не украдёшь, он ведь огромный!

– А чёрт их знает! – она никак не могла побороть возникшее смущение. Ей стало казаться, что Саша считает её какой-то дурочкой, ведь она почти ничего не смыслила в музыке…

Неожиданно он остановился и так прищурился на неё, что чёрные ресницы почти сцепились:

– Значит, так… Дурака ты из меня не сделаешь, поняла? И не пытайся.

– Да я и не…

– Это ты, между прочим, забралась к нам в дом…

– Не в дом…

– …стащила мою майку…

– Я же её вернула!

– И почему-то я все равно тебе поверил! Потащился с тобой неизвестно куда… А может, ты из шайки какой-нибудь? Запрёте меня в подвале и будете требовать с мамы выкуп? Сейчас о таком все газеты пишут.

Лилька заинтересовалась:

– А у твоей мамы много денег? Ну да… Домик у вас не слабый!

– Он нам в наследство достался, – Саша мотнул головой и быстро пошёл, не дожидаясь её. – А денег у нас вечно в обрез. Она музыкальным работником в детском саду устроилась. Знаешь, сколько там платят?

Забежав вперёд, Лилька пошла, отступая:

– Она тоже на пианино играет?

– Тоже, – он ответил как-то неохотно.

– Точно – сплошные музыканты! А вот на органе она… или ты… смогли бы?

Взгляд у него снова заискрился:

– Ага! Сама к органу вернулась.

– Так ты смог бы? – нетерпеливо повторила Лилька.

– Нет. Это же совсем другое.

– А что там другого? Те же клавиши.

– Дурочка, – снисходительно процедил Саша. – Орган – это как целый оркестр. Там же труб всяких несколько тысяч может быть. И пульт управления есть.

Лилька заворожено повторила:

– Несколько тысяч? И пульт управления? Как у космического корабля? Ты не врёшь?

– Нет. Я знаю.

– Откуда, если не играл?

Он ответил не сразу:

– Мы же изучаем разные инструменты. И потом у меня книжки есть. Ещё мамины… Слушай, ты свалишься, если будешь так пятиться! Так что там особенного в этом органе? В нём что-то спрятано?

– Спрятано? – эта мысль как-то не приходила ей в голову.

– Золотые слитки в трубах?

– Ты издеваешься?! – она резко толкнула его в плечо и отскочила, чтоб Саша не дотянулся.

Но он лишь рассмеялся:

– Вот дурочка! Поприкалываться нельзя? Ты сама виновата: не говоришь, что там на самом деле, вот мне и приходится версии выдвигать.

Изобразив улыбку, которая вышла такой кривой, будто Лильку перекосило после страшной болезни, она умоляюще забормотала:

– Саш, я только у дедушки спрошу: можно тебе сказать или нет. Ладно? Ты не злись, пожалуйста.

– Да я не злюсь, – удивился он.

– Да я бы тоже разозлилась. Но вдруг эта какая-то особая тайна? Что если о ней вообще никому говорить нельзя?

– Как это – никому, когда о ней уже целая толпа знает? Вот интересно!

– Ну… Может, они неправильно знают!

«Тогда и я неправильно знаю, – сообразила она. – Я же только их слова слышала. Дедушка вообще ничего не говорил».

Она мрачно вздохнула:

– Дедушка никогда не рассказывал мне об этом органе. Выходит, даже мне нельзя было знать.

Сашка прищурился:

– А почему, интересно, они именно у него выпытывали про этот орган? Он что – музыкант?

– Настройщик, – с гордостью сообщила Лилька. – Ты вот знаешь, что чехи – самые лучшие настройщики? А мой дедушка, как раз – чех. Его зовут, как писателя Гашека – Ярослав.