Нежность к ревущему зверю
Шрифт:
– Будем надеяться, что на КДП сидят воспитанные люди.
Долотову повезло и тут: полетов в этот день было много, и его, единственную на памяти Лютрова, странную выходку никто не заметил. Выбравшись из кабины, Долотов посмотрел на стертую до непригодности резину колес и сказал, растерянно улыбнувшись:
– Видел ты еще такого дурака?
Зная характер Долотова, Лютров ни словом не обмолвился о происшедшем и, вспомнив о полете на спарке сейчас, на банкете, с интересом наблюдал, как после нескольких рюмок
Да и не только в Долотове происходила эта перемена, у всех сидящих за столом менялись и голоса, и лица...
Уже никто не слушал ни тамаду, ни запоздалых ораторов, порывающихся перекрыть всеобщий шум вспышками невнятного красноречия. Боровский разрумянился и как будто помолодел, что не осталось без внимания Кости Карауша.
Лютров подумывал захватить с собою Карауша да убираться домой, когда к нему повернулся Гай.
– Слава зовет.
Лютров вопросительно поглядел на героя вечера. Чернорай указывал ему на место рядом с собой.
– Садись, Леша. Только не поздравляй, я уже ничего не чувствую.
– Все равно именинник, никуда не денешься.
Крупное лицо Чернорая принадлежало к тем мужским лицам, что с годами не покрываются морщинами, не вянут, а становятся мосластыми - грубеет и все более проступает сквозь кожу костяк черепа.
– Погоди. Чего я тебе хотел сказать?.. Вот, черт, забыл!
– Вспомнишь. Что такой невеселый?
– Шут его знает, не по себе что-то... А тут еще Гай душу разбередил.
– Брось. И после нас кто-то будет здесь летать.
– Все так... Но Димову больше подошла бы громкая работа. Он на пять лет моложе меня, и потом, это такой парень был... Честный, чистый, умница... Его отец, болгарин из Молдавии, бывал у нас в части по праздникам, все покручивал усы, на сына любовался. Хороший такой дядька, на моего батю похож, тоже крестьянин. Станешь ему говорить, чтоб не забыл приехать на следующий праздник, а он смеется и отрицательно качает головой. Так у них, у болгар, заведено; качает из стороны в сторону головой, значит "да", а сверху вниз - "нет"... Не дожил старик до января. Может, это и лучше. А тут еще Жоркина девушка...
Чернорай рассеянно крутил рюмку, отливающую цветами нефтяного пятна на воде.
Столы опустели. Торопясь покончить со сверхурочной работой, официантки убирали посуду. Часы над пустующим столом Главного показывали без малого девять.
Неожиданно возле них выросла растрепанная фигура ведущего инженера Иосафа Углина. Он стоял в перекошенных очках на блестевшем носу, серый пиджак был расстегнут. Углин держал перед собой до половины налитую рюмку коньяка и старался быть торжественным.
– Вячеслав Ильич... и Алексей Сергеевич! Я хочу поздравить Вячеслава Ильича с... посадкой!
– Спасибо, мне очень приятно.
– Чернорай добродушно усмехнулся.
Ведущий тряхнул головой и отошел.
– Проси его на "девятку", - сказал Чернорай, - это стоящий парень...
– Да, я знаю.
Они помолчали.
– Леша, понимаешь, какая штука, - не очень уверенно начал Чернорай,- я должен съездить к Жоркиной девушке, да одному неловко как-то. Ты должен помнить ее, меня с ней на похоронах видел... Ждала ребенка, ну, а потом... Недавно привез из больницы, девка чуть дуба но дала. Ты человек свободный и не пьешь, как погляжу, составь компанию, а?.. Вот спасибо, Костя... Забирай одессита, по пути завезем, я на машине. Ты тоже?.. Слушай, оставь свою на территории, ну что мы цугом поедем... Вот и добро.
Костя дурачился, задавшись целью разыграть Чернорая. Сидя на заднем сиденье, он просовывал голову между Лютровым и Чернораем и выговаривался от души.
– Слышь, Леша, завтра об нем в газетах настрочат, которые в домино играть не умеют... Такой-сякой, родился, постился, учился. И вообще воздерживался. Накопил и машину купил.
– Костя, ты когда-нибудь замолчишь?
– Знаем мы вас, героев нашего времени, верно, Леша? Одни интервью давать будете этим, которые инженеры. "Мое мнение такое: физкультура способствует, а витамины натощак - пользительно!"
– Леша, ослобони!
– взмолился Чернорай, глядя на Лютрова.
– Потерпи, скоро довезем.
Но Костя и сам вскоре поутих, заговорил про Азорские острова, а когда остановились возле его дома в пригороде, расчувствовался, долго обнимал Чернорая, а заодно и Лютрова.
Теперь в черте города Чернорай вел машину так, как ездят автомобильные воры. Послушно плелся за перепачканным бетоном самосвалом с надписью "Не уверен, не обгоняй", загодя притормаживал у знака "Стоп". Стрелка спидометра не продвигалась дальше отметки "50", даже когда впереди просматривалась свободная даль дороги.
– Не дай бог, остановят, - сокрушался он, - оставят без прав.
– Отдадут. Прочитают завтрашние газеты, и отделаешься отеческим назиданием. Известность, брат, не шутка...
– И ты, Брут?... Известность... Пошумят неделю и забудут. Кто, кроме нашего брата, помнит первых летчиков "Максима Горького", "Летающего крыла"?.. Ты не поверить: меня сегодня больше всего радовало, что Боровский - веселый... Будто не я, а он слетал... Я так чувствую себя неловко перед ребятами: ведь распишут, будто и в самом деле сотворил невесть что...