Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
Я не понимала. Ничего не понимала.
— В чём состоит этот план? — с трудом разбираясь в творящемся хаосе мыслей, выдавила я из себя.
— Результат тебя удивит, — продолжала говорить загадками Тень. — Рано или поздно ты всё узнаешь.
Возмущение возникло рефлекторно, как и всегда когда-то при Мэри.
— Спасибо, ещё одна помощница нашлась!
— Ибо этот путь ты должна пройти сама, одна.
— Здорово, — желчно фыркнула в ответ. — А то я не знала. И вообще,
Откуда-то вдруг подул ветер: вся тьма, таившаяся в тенях и кромешной темноте большого помещения, устремилась к Ивет, пропадала в ней, как в бездне. Точно кисточками наносили яркую, живую краску: из чёрного появились первые светлые локоны, затем очертились карие глаза и лицо, плавно перешло в фигуру в простом сером платье, сделанном на манер XIX века, и закончило оголёнными ступнями, аккуратно опустившимися на деревянный пол. Ровно такая же, как и на портрете: женщина ближе к сорока лет с выражением полного превосходства и толикой помешательства.
— Красивая?
— Смотря на чей вкус, — бестактно подняла я брови.
— Сама не лучше, — чуть обиделась Тень.
Хотя уже Ивет.
Да такое в голове не укладывалось до сих пор! Не мог же человек, который умер в 1824 году, стоять передо мной полностью живой да ещё и не состарившийся! А до этого следить за мной, притворяясь моей собственной тенью!
Чертовщина какая-то.
С другой стороны, каким бы бредом всё это ни казалось, а попытать удачи на сговорчивость я всё решилась:
— Ты не знаешь, кто тогда настоящие родители Рэбэнуса?
Иронично.
Сегодня я нашла и потеряла своих, а теперь выясняла чужих... От боли хотелось выть, а лучше уткнуться в чьё-то надёжное плечо и плакать, но я не могла позволить себе такой слабости. Не могла ни сломаться, ни зарыдать, ни отвернуться от всего, ни сдаться. Не могла — и не было веских причин идти дальше, не было стимула или даже лучика света. Была лишь я — стремление оставаться всегда сильной и стойкой ради же себя самой. Плевать я хотела на спасение мира, преодоление слабостей, гибель других, сохранение собственной жизни — самым главным всегда в приоритете оставалась я.
Моя личность.
— Точно не Людвиг Донован, как ты могла подумать, — неожиданно охотно отозвалась рассказать историю Ивет, хлопнув в ладоши. — Он был моим возлюбленным, моим первым мужем, который повесился в молодости. От Людвига у меня был сын, который тоже со временем умер... мой мальчик был очень похож на него. Настолько похож, что я почти поверила в их идентичность.
— И дала ему фамилию Донован, — качнула я полупустой бутылкой, отстраняясь от собеседницы к окну. — Почему не Касс?
— Они не знали, что я выжила, — Ивет огорчённо вздохнула. —
— Но не богатством.
— Именно. Поэтому мы и явились к Кассам. Ах, представь, какой он был тогда красивый! Черноволосый, умный, воспитанный, неженатый! — женщина зажмурилась от удовольствия. — Вокруг него столько девушек прыгали, но он предложил руку и сердце никчёмной Люси, лишь бы получить богатое наследство.
— Не верю, чтобы Кассы в конце концов завещали всё ему, — вспомнила я записи дневника.
Ивет блаженно продолжала вспоминать прошлое, почти не обращая на меня внимания:
— Когда Лондон сотрясли первые убийства, никто не удивился, что и Кассы со временем попали под руку маньяка. Мой мальчик смог наконец официально присвоить себе всё имущество, а своими благородными делами и спасением короля он прославился на всю Англию.
— Именно в тот момент он и нашёл магию?
— И миры, — согласилась Тень и прямо глянула на меня.
— Как? — вырвался из груди изводивший вопрос. — Как ему далось? Я не понимаю, как или где он нашёл?
— Потерпи немного, — её желтоватые зубы показались из-за хитрой улыбки.
«Что?» — хоть и глупый вопрос, однако его отчаянно хотелось задать. Но я заставила себя промолчать, ведь знала: что-либо подробнее вряд ли услышу.
— Ладно, а зачем Рэбэнус убил моих приёмных родителей?
— Он тебе сам расскажет.
Истеричный хохот только усилием воли не оглушил ночную тишину.
— Да? Поэтому ты и пришла сегодня ко мне, чтобы передать приглашение от него? Сам он не мог явиться?
Смешно.
До чёртиков смешная драма.
Это же я должна найти Рэбэнуса, как он сам писал мне в письме, найденном в его же гробу. Специально запутывал? В его стиле.
— Не дерзи, — Ивет разозлилась, и на мгновение из её бледной кожи будто бы «вышел» дым. — Ничего не понимаешь, да ещё и постоянно нарываешься.
— Действительно, кто же в этом виноват, — огрызнулась я, скрестив руки на груди.
Женщина медленно склонила голову на бок, как кукла в фильмах ужасов, и её лицо искривил самый садисткий оскал, нечеловечески широкий и... жуткий. Глаза засветились алым — и страх вцепился в глотку.
— Что, так не получилось стать доброй?
Меня словно облили холодной водой.