Ни живые, ни мёртвые
Шрифт:
О Си-ван-му...
Я забыла. Совершенно забыла. Снова. И ни разу не вспомнила за столько дней... Об общении.
О, Алестер... прости меня. Прости за всё.
«В один из осенних дождливых дней , в свои тринадцать лет, я сидела на полу, вновь в чулане, и рисовала выкройку, хотя почти и не видела её из-за нахлынувших слёз.
Сегодня я призналась в любви Алестеру.
И тот ответил взаимностью.
Тогда отчего же так
Где мы поцеловались.
Сквозь влагу я смущённо заулыбалась. Это было так романтично! Так волнительно! Не уверена, что я сделала всё правильно, да и Алестер вёл себя так же неумело. Но от этого так тепло было на душе , так хорошо — подобного счастья я не испытывала очень давно, со времён первой сшитой рубашки на день рождения моего... возлюбленного.
Да, горячо, сильно горячо возлюбленного.
Однако я понимала , что мы не можем скрываться вечно. И даже не сможем быть вечно, ведь, как говорил Алестер, рано или поздно он может покинуть меня или я — его...
Слёзы пуще хлынули из глаз, и я даже не заметила , как дрогнула моя тень на полу. А затем она внезапно обрела реальные формы, напоминая дымчатое размытое облако с вполне различимыми очертаниями человека.
— Не плач-ч-чь...
В тот день я впервые познакомилась с Тенью. Поначалу я её остерегалась, не понимая, как могло существовать нечто подобное , мистическое, жуткое. И больше думала, что это моё разыгравшееся воображение или начавшаяся паранойя...
А затем Тень мне помогла.
Она хорошенько напугала старшую девочку, которая постоянно меня задирала. Конечно, ей никто не поверил, что существовала некая «ожившая» тень, но с тех пор я стала частенько над кем-то издеваться. И Тени это нравилось: она подпитывала мою растущую уверенность и силу, подталкивала на ещё более плохие поступки, заставляла мою настоящую страшную натуру выйти из кокона мнимой добродетельности, которую так упорно взращивал во мне Алестер.
Тот пытался всеми силами достучаться до меня. Вернуть обратно ,
Напомнить об обещании.
Однако то ли влияние Тени было слишком велико, то ли во мне слишком бушевали гормоны в четырнадцать лет, но я не слушалась его. Даже после множества поцелуев спустя ссор, даже после нотаций воспитательницы Лин, даже после близости с Алестером я не изменилась.
— Прошу, сяо-Рави, прошу! Опомнись!
— Я не хочу быть снова слабой! Я не хочу, чтобы со мной нянчились! Я уже взрослая, сама могу за себя постоять!
— Но не такими же жестокими способами, — Алестер мягким голосом пытался усмирить полыхающую во мне несправедливость.
— А как ещё ? Не могу я быть доброй!..
— Доброта — это самая сильная энергия на свете, самая вечная, самая настоящая и живая, а ты...
Мы крупно поссорились за два дня до того, как меня забрали из приюта.
Со мной никто не попрощался.
Сидя в коридоре, на одинокой скамейке, и дожидаясь своих приёмных родителей, я поняла все последствия своего зла. И всё больше и больше их осозновала, когда уже оказалась в Чэнду, в небольшой квартире, когда днями напролёт я всё думала о произошедшем, о себе, об Алестере и остальных, о всей своей бессмысленной жизни...
Я сбежала из нового дома спустя две недели и своим ходом добралась до приюта. Просто не выдержала разлуки, незнания и всепоглощающей вины. Хотелось прощения, тёплого дружеского плеча, объятий, поцелуев, вечности — лишь бы больше никогда не ссориться и не расставаться.
Но Алестер встретил меня крайне холодно.
— Зачем ты здесь, Равенна? Зачем?
— Я... — вся заранее подготовленная речь исчезла разом, как только я наткнулась на неприступный взгляд до смерти любимых тёмных глаз. — Я хотела извиниться...
Парень оказался всё так же непреклонен.
— Поздно. Слишком поздно, птичка.
Я рыдала. Умоляла. Молила. Кричала . Бесконечно долго плакала и раскаивалась...
Но Алестер во мне слишком глубоко разочаровался.
— Ты предала один раз. Значит, можешь предать и второй.
На место отчаяния спичкой зажглась ярость. А затем беспощадным пламенем разрослась до адского пожара — приют начал гореть не без помощи вновь появившейся Тени.