Никоарэ Подкова
Шрифт:
Потом подошел к спутникам, поклонился Никоарэ и сказал деду Митре:
– Поеду я, дед, в Негрены за капитаном Козмуцэ. Приведу его нынче же вечером, раз он нужен его светлости.
– Езжай, племянник Агапие, - мягко отвечал дед.
Агапие тут же вскочил на коня и отъехал.
Дед Митря оборотился к Никоарэ и покачал головой.
– До села два часа пути. Государь, - добавил он после короткого раздумья, - не гневись на молодца нашего за неразумные, путаные его речи. Нападет на него такой черный день, он и делает все в горячке, словно выпил.
– О чем ты, дед Митря?
– удивился Подкова.
– Да я про Агапие. Прости его, государь. Человек он верный и достойный, лучше и не сыщешь на всем свете. Только находит на него иногда... Прямо будто русалки его заворожили. Все говорит о своей Серне, о жене своей, с которой жил пять лет; а ведь ее теперь, по Божьей воле либо по человеческой злобе, нет больше среди нас. Да, может, и в живых ее уж нет. Когда нападает на Агапие помрачение ума, ему чудится, будто любимая его жена рядом и беседует с ним. А случается это с ним, если он растревожится сильно. Уж третий раз находит на него. А потом все как рукой снимает. Утихнет, бедняга, и застынет в печали.
Был он в войске Иона Водэ в Жилиште. И после победы дали ему дозволенье съездить домой на две недели. Они с Серной крепко любили друг друга, будто вчера только повенчались.
А в те самые дни, когда бились в Жилиште, случилось так, государь, что Серна не воротилась домой. Может, буря сбросила ее в овраг, может захватил ее польский мазурский отряд либо татарский загон [грабительский татарский отряд] из Буджака. Ведь когда стоял государь с войском в Жилиште, около Фокшан, терзали нас и бури, и польские да татарские отряды.
Пропала Серна. Искали мы ее - не нашли и ничего о ней более не слыхали.
И вот приезжает Агапие. Видит - мы все оторопели, а когда рассказали ему, как и что случилось, - раз только вскрикнул он и повалился наземь. И потом пролежал почитай что два месяца в жару без памяти. Пришел он в себя, а внутри-то все у него болит, будто отведал яду.
А потом, когда сгиб Ион Водэ и узнали люди, что разорвали его верблюды, помутилось у парня в голове. Стал он рассказывать о советах Серны, за все хвалит ее и радуется. Находит на него такая придурь. Не понимаю только, с чего бы ему нынче захворать? Пройдет. Больше суток не длится у него эта немочь.
Исходило сердце жалостью у тех, кто слушал рассказ деда Митри. Никоарэ молчал, пристально вглядываясь в серебристое кипение родников в черных колодцах. И казалось ему, будто чувствует он под своей рукой бешеный стук атаманова сердца.
В это мгновенье он желал одного: увидеть Агапие, попросить у него прощения за укоры и поддержать его добрым словом...
18. МОЛДАВСКИЕ РЭЗЕШИ
В десятом часу вечера у Черных Срубов неожиданно появился капитан Козмуцэ с двумя негренскими рэзешами. В сумерках смутно видны были леса и поля, оставшиеся позади; по высоким облакам, застывшим в небе, разливался еле уловимый розоватый отсвет заката, а далеко на востоке чернели мрачные тучи, предвещавшие бурю. Но на лужайке у колодцев все было спокойно.
Рэзешский капитан еще издалека подал знак, что едут к государю друзья. Однако товарищи Подковы поднялись, как было заведено, сжимая рукояти сабель; кони стояли оседланные.
Люди, известившие о своем приходе, остановились, не доезжая до лужайки, и ждали ответа.
– Пусть спешиваются да идут сюда, - приказал Никоарэ.
Верхние караульные, дьяк и Лиса, привели к срубам, а затем и на лужайку негренского капитана, знаменитого наездника.
То был человек невысокого роста, еще стройный и ловкий, хотя ему и перевалило за пятьдесят. У него были смелые глаза, густые сросшиеся брови, короткая черная борода. Коня он оставил около срубов у своих товарищей. Подошел к лужайке, где дожидался Подкова. Остановился.
– Я знаю его, - подтвердил дед Митря.
– Он наш человек.
Подкова кивнул головой.
– Подойди ближе, братец Козмуцэ, - позвал лэкустенский рэзеш.
Ловкий чернявый всадник торопливо сделал еще несколько шагов и, сняв шапку, поклонился. Схватив правую руку, которую, стоя, протягивал ему Никоарэ, он склонил над ней голову.
– Понял я, светлый государь, - заговорил он мягко и ласково, - что надо мне поторопиться. Но наш друг Агапие не мог со мной приехать. Заволоклись у него глаза, пока рассказывал он о повелении твоей светлости, - так в седле и заснул от усталости.
– Стало быть, кончился его черный день, - пробормотал дед Митря, пристально глядя на Козмуцэ.
– Завтра утром проснется с ясными глазами.
– Да, - тихо проговорил негренский рэзеш.
– Пожелал я мира бедной душе его и вскочил на коня. Преславный государь, - добавил Козмуцэ, быстро повернувшись к Никоарэ, - прикажи двинуться в путь. Дожидается тебя у нас в Негренах ужин, кров и постель; найдутся у нас также чернила и перо, потребные для той грамоты, которую я отвезу в Могилев.
– Ну скажи, пожалуйста! Знавал я этого всадника еще в дни княжения Петру Рареша, - пробормотал дед Петря.
– А он уж меня не узнает, видно, стар я стал.
– Голос у тебя все тот же, капитан Петря, - возразил негренский рэзеш.
– А ты, Козмуцэ, все так же смел.
– Смел я, капитан Петря, только рядом с желанными сердцу людьми.
Улыбнулся Подкова.
– Кого не узнал с первого взгляда, дед Петря, того и через девяносто девять дней не узнаешь. Отправимся немедля, дед Петря.
– Мы во власти божьей и твоей светлости, - отвечал старик.
– Нет, я сам во власти моих верных товарищей.
Они тронулись в путь; негренские рэзеши ехали впереди, а капитану Козмуцэ дед Петря дал место рядом с собой, позади его светлости Никоарэ. Некоторое время ехали быстро; потом стали шагом взбираться в гору по опушке леса.
Напала в тот вечер на деда говорливость, захотелось старое вспомнить. Он все расспрашивал негренского капитана, а тот отвечал.
– Помнишь еще, капитан Козмуцэ Негря, княжение Лэпушняну Водэ?
– А то как же? Помню, как в то княжение ты, капитан Петря, въехал верхом на крыльцо постельничего [боярин, управлявший двором господаря, ведавший приемами послов] Ванчи, привез ему указ господаря и схватил боярина за бороду.
– Бывало такое и при других господарях, - признался дед.
– А что, Козмуцэ Негря, можешь ты еще держаться стоя на скачущем коне?