Николай Александрович Невский
Шрифт:
33 И в а н о в. О письменности Си Ся. — «Го сюе цзи кань». Т. I, 1923, № 4, с. 681–682.
34 В. L a u f е г. The Si-Hia language (A study in indo-chinese philology). — «T'oung Pao». Vol. XVI1,11916, c. 4–5.
материала», — писал Невский 7 февраля 1929 года36. На основании материалов, собранных Окадзаки Сэйро, можно полагать, что начало занятий тангутоведением у Невского было связано с его участием в работе «Общества изучения Востока» («Тоё гаку кай») в г. Отару. В этом обществе, основанном в 1923 году, сотрудничали нам уже известные японские ученые Янагида Кунио и Иси-хама Дзюнтаро, с ним постоянно поддерживал связь китайский ученый Ван Го-вэй.
Летом 1925 года Н. А. Невский посетил Пекин, где встретился с Ван Го-вэем и своим бывшим университетским учителем, в то время старшим драгоманом советского посольства в Китае А. И. Ивановым. Иванов позволил Невскому скопировать для изучения и публикации привезенные им из Ленинграда фотокопии с тангутских текстов с тибетской транскрипцией, текстов, обнаруженных в свое время еще В. Л. Котвичем. По мнению Окадзаки Сэйро, это событие «явилось весьма важным моментом в развитии тангутоведения»36. Позднее сам Невский писал об этом так: «Когда я летом 1925 года был в Пекине, проф. А. И. Иванов показал мне несколько фотографий тангутских… текстов с тибетской транскрипцией сбоку каждого тангутского идеог-рафа. При всем желании я не мог тогда снять фотографий с текстов, поэтому ограничился тем, что с разрешения профессора скопировал все тексты (числом семь) и по возвращении в Японию принялся за их изучение. Вскоре мною было сделано в Азиатском обществе при Институте иностранных языков в Осака краткое сообщение о своих наблюдениях». И еще. «Прошлым летом я посетил проф. А. И. Иванова, моего прежнего учителя в Петербургском университете, ныне драгомана советского посольства в Пекине. Наш разговор касался языка тангутов, которым я интересовался, и профессор показал мне несколько книг и документов, написанных на этом языке. Среди них было семь фотографий, сделанных с фрагментов буддийских, тангутских текстов, написанных курсивом, очень близким к стандартному почерку. Эти тексты были инте-
35 Адресат не указан (Архив Невского в библиотеке Тэнри).
36 Окадзаки Сэйро. Жизнь и деятельность Н. А. Невского. — «Мадо». Ежемесячный информационный бюллетень кнчго-импортной фирмы «Наука». Т. 9, 11963, № II,
ресны сами по себе. Но что увеличивало их ценность— это тибетская транскрипция, приданная каждому… знаку… Как говорил проф. А. И. Иванов, эти фрагментарные тексты были найдены Владиславом Котвичем в переплетах тангутских книг… Эти фрагменты были разглажены, каталогизированы и сданы на хранение в Азиатский музей Российской Академии наук, где они находятся и по сей день. С разрешения проф. А. И. Иванова я скопировал эти тексты и, вернувшись в Японию, классифицировал все знаки и их транскрипцию по начальным чертам знаков, добавил китайские иероглифические эквиваленты, которые я встречал ранее и значение которых для меня было более или менее ясно. Рядом с тибетским текстом я дал китайскую транскрипцию… Параллель китайской и тибетской транскрипций значительно помогла, во-первых, в формировании моей точки зрения в отношении фонетической значимости тангутских знаков, во-вторых, она пролила некоторый свет на произношение китайских знаков Сунского периода китайской истории… Иногда я отсылаю читателя к соответствующему разделу тангутского словаря, называемого… „Гомофоны", содержание которого составляют тангутские знаки. Этот словарь, также данный мне моим проф. А. И. Ивановым, был составлен в 1132 г. тангутским чиновником по имени, или, вернее, по прозвищу Вотань или Вото»37.
Значит, Н. А. Невский активно приступил к работе над тангутскими материалами после лета 1925 года, хотя, по его личному свидетельству, он и прежде интересовался тангутским языком, возможно, что этот интерес даже мог появиться в студенческие годы. Невский был подготовлен к работе в области тангутоведения, он знал литературу вопроса и опубликованные первоисточники. Лишь этим и можно объяснить, почему он так быстро вошел в курс дела и уже через год сумел напечатать ценное исследование, сразу обратившее на себя внимание специалистов.
В одной статье, не оконченной и поныне не опубликованной, Н. А. Невский писал: «Тангутская письменность, которой тангуты, т. е. основное ядро населения
37 Н. А. Невский. Тангутская филология. Кн. I. М., I960, с. 27, 163, 164.
тангутского государства, передавали на письме свой язык, — письменность иероглифическая. Другими словами, тангуты, пользуясь тем или иным (более или менее сложным) условным письменным знаком, графически передавали на письме ту или иную идею, заключенную в моносиллабических корнях их языка, которым в произношении соответствовал вполне определенный звуковой комплекс. Такие идеографы, или сами по себе, или в своих комбинациях, будучи заменены соответствующими им фонетическими эквивалентами, превращались в слова. Во всем вышеизложенном тангутская письменность ничем не отличалась от китайской-принципы которой несомненно оказали довлеющее влияние на изобретателя (или изобретателей) тангутской письменности».
Н. А. Невский так сформулировал задачу, стоявшую перед исследователями тангутской письменности: «Исследование тангутской письменности естественно распадается на три части: 1) выяснение идей, заключенных в отдельных письменных знаках; 2) исследование графики или анализ отдельных идеографов, другими словами, выявление тех элементов графических единиц, сочетание которых приводит к заложенной в идеографе идее, и 3) выявление того фонетического комплекса, который возникал в голове тангута при взгляде на данный идеограф». Собственно этим трем путям и следовал ученый, в разные годы работы сосредоточивая большие усилия то на одном из них, то на другом.
В науке часто бывает так, что при ясности стоящей перед ней задачи в целом на пути ее конкретного решения возникают десятки проблем, которые или разрешаются с трудом, или долго так и остаются нерешен, ными. Тангутоведение хороший тому пример.
Поставим себя на место Н. А. Невского, четко сформулировавшего проблему и пылко взявшегося за ее решение. Он стремится делать все добротно и быстро. Каждый ученый желает скорейшего получения результатов исследования и их обнародования. А Невский, как только взялся за исполнение первой части исследования — выяснения идей, заключенных в отдельных письменных знаках, — сразу понял, что ему предстоит кропотливая, нудная и часто почти техническая работа,
164)
простая, казалась бы, по сути, но… требующая квалификации доктора наук и времени, времени, времени.
Мы уже упоминали, что дешифровки тангутского письма, т. е. изобретения хитроумных способов проникновения в значение или выявления звучания тангутских знаков, не было. Собственно, в известной мере дешиф-ровщиками оказались лишь А. Уайли, Э. Шаванн, С. В. Бушель, Г. Девериа и М. Морис, которые имели дело с ограниченными по объему параллельными текстами, нащупывали пути их сопоставления и определяли чтение или значение тангутских знаков, поддающихся идентификации с известными частями понятного текста, в частности китайского.
Находки П. К. Козлова, и прежде всего словарь — учебное пособие Гулэ Маоцая, казалось, сняли эту проблему. Увы! Н. А. Невский расписал труды предшественников, словарь «Жемчужина в руке…», но… тан-гутские тексты «не заговорили». Слышалось лишь невнятное «бормотание», можно было в лучшем случае разобрать пятое или седьмое слово, а текст в целом оставался непонятен. Требовался словарь, полный каталог знаков, по возможности с наибольшим числом известных вариантов их значений.
При систематизации слов (слогов) идеографических систем письма прежде всего возникает проблема порядка размещения материала в словаре, Н. А. Невский решил эту задачу, систематизировав знаки по их левым верхним элементам. В посмертном издании его словаря написано: «Словарь составлен по ключевой системе. Таких ключей насчитывается в словаре 353. Следует отметить, что последняя из восьми тетрадей словаря состоит из более сложных иероглифов (в количестве 75), которые по своим составным элементам могли найти себе место в группах простейших детерминативов. Однако Н. А. Невский предпочел выделить их в особые группы, оставляя окончательное решение вопроса об отнесении этих знаков к какой-либо категории детерминативов для последующего исследования»38. Все написанное — ошибка. Он не располагал знаки в своем словаре «по ключам», или «детерминативам», неким графическим элементам, относящим данный знак по
38 Там же. Кн. I, с. 169.
П Зак. 474
его значению (не важно, прямо или с натяжкой, но в соответствии с представлениями времени) к какой-либо группе понятий, например о стихии воды, о травах, о земле, о человеке и т. п., т. е. так, как традиционно классифицировались китайские иероглифы в китайских, а затем и в других китайско-иноязычных словарях.
О проблеме детерминатива в тангутской письменности и о работе Н. А. Невского над ней мы поговорим позднее. Сейчас важно указать, что Н. А. Невский не располагал знаки в своем словаре по детерминативам, да и не мог сделать этого. Он поступил совершенно правильно, приняв критерии чисто формальные.