Нимай Дас
Шрифт:
– Ты не можешь справиться со своим языком, да?
– спросил он.
– Да, Гурудев, - ответил я.
– И ты потихоньку воровал еду?
– Да, Гурудев.
Когда Гурудев становится строг с учеником, он все равно остается добр к нему. Ему совсем не нужно кричать и бросать что-то на пол. Он с сочувствием отнесся к моим трудностям. Он сказал, что физически я работал намного больше, чем он, поэтому мне нужно больше пищи. Но он и так накладывал мне в два раза больше еды, чем себе, когда мы садились есть. «Ты голоден?» - спрашивал он меня. «Нет, не очень. Это все мой язык», - отвечал я.
Я думал, он не замечает того, что я ворую еду, так как я брал по чуть-чуть, отламывая небольшие кусочки
– Язык, желудок и гениталии расположены на одной линии, - сказал он.
– Если тебе не удается обуздать язык, и ты набиваешь желудок едой, это неминуемо приведет к тому, что твое половое влечение станет сильнее.
Я слышал об этом и раньше, но никогда еще понимание этих простых истин не было так насущно необходимо мне. По правде говоря, мне даже нравилось, что Гурудев ругает меня, так как я понимал, что он делает это ради моего лее блага. Хотел бы я, чтобы каждому так повезло, как мне тогда, когда мой гуру отругал меня, уличив в дурном поступке. Но, конечно же, мне было еще и очень стыдно.
Затем он заговорил об удовлетворении сексуальных потребностей, запрещенном религией.
– Прабхупада говорил, что, если мы хотим победить мистера Вожделение, то мы должны повторять мантру Харе Кришна как можно больше. Еще в этом м о ж е т помочь поклонение Божествам. Как-то Прабхупада написал одному человеку, которого беспокоило сексуальное желание, следующие: «Либо служи Кришне и думай о Нем двадцать четыре часа в сутки, что убережет тебя от падения, либо женись. Но не вступай в незаконные половые отношения. Запретные половые отношения и духовная жизнь несовместимы».
Гурудев дал мне несколько практических советов, как удержаться от мастурбации. Это не вызывало у него такого же сочувствия, какое вызвали у него мои трудности с обузданием языка. Он сочувствовал мне, но к самому занятию относился с осуждением. Он объяснил мне, что мастурбация - это сознательное нарушение религиозных предписаний, и велел мне больше этого не делать. Он сказал, что я должен хорошо знать, какие мои действия вызывают желание предаться этому нехорошему занятию, и что я не должен допускать даже мыслей о нем. Он объяснил мне, что любое наше действие имеет три стадии: сначала мы думаем о чем-то, затем у нас возникает желание, а затем у нас появляется намерение сделать то, о чем мы думали. Поэтому он посоветовал мне всегда быть начеку, так как занятие мастурбацией - серьезный проступок, и занимаясь ей, я нарушаю один из четырех запретов. Как только у меня появится мысль заняться мастурбацией, я должен либо тут же прекратить думать об этом, либо тотчас покинуть то место, где я в тот момент нахожусь. В общем, я должен сделать все от меня зависящее и не допустить того, чтобы мысль перешла в желание, а желание - в намерение. Надо ли говорить, что все сказанное Гурудевом по этому поводу принесло мне большую пользу?
Наконец Гурудев перестал строго смотреть на меня, его взгляд смягчился, и он улыбнулся. Что-то, казалось, развеселило его. «Похоже, - сказал он, - нас обоих ждут небольшие аскезы. Нам так и так придется обуздывать свои языки, потому что запасы еды закончились».
Затем Гурудев объяснил, с каким умонастроением нужно поститься. Он сказал, что нам просто необходимо найти какие-нибудь съедобные растения или ягоды, но мы должны быть готовы к тому, что нам придется есть намного меньше. Он вообще не был уверен, что мы найдем достаточно еды. О том, чтобы начать есть мясо, безусловно, не было даже речи. Затем он сказал о важности положительного настроя. Мы не должны, сказал он, воспринимать пост как голод, который мы вынуждены терпеть из-за того, что оказались в безлюдном и диком месте. И, конечно же, наш пост не был политической
Нимай
Нимай растапливает печку
Нимай несет дрова Нимай подскользнулся
на льду
голодовкой или голоданием в лечебных целях. Короче говоря, оставшись без еды, мы должны были стараться не думать о ней и не мечтать о своих любимых блюдах, так как это угнетающе подействовало бы на ум и причинило вред телу. Самое лучшее, сказал Гурудев, это пребывать во время поста в духовном сознании. Это будет полезно и для ума, и для тела.
Чуть ли не каждый день, - сказал Гурудев, - мы думаем о том, как усладить язык и насытить желзодок. Если мы не будем есть столько, сколько ели раньше, и станем больше думать о Кришне, это принесет нам духовное благо.
Слова Гурудева пробудили во мне страстное стремление как можно скорее начать поститься и одолеть мистера Вожделение.
– Через два дня как раз будет экадаши. Ты не хочешь полностью поститься вместе со мной?
– спросил меня Гурудев.
Гурудев уже несколько лет постился, соблюдая все предписания: в течение всего дня он ничего не ел и не пил, повторял как минимум шестьдесят четыре круга мантры и всю ночь бодрствовал и пел бхаджаны. Некоторые преданные присоединялись к нему в экадаши и с восторгом вспоминали потом этот день. Я никогда не постился полностью вместе с ним, но когда он спросил меня, не хочу ли я к нему присоединиться, я вдруг Гурудев и Нимай спустя три недели почувствовал, что готов к этому, и потому принял его предложение.
Экадаши бывают каждые две недели, на одиннадцатый день после полнолуния и новолуния, и в эти дни вайшнавы по традиции соблюдают пост, воздерживаясь по меньшей мере от зернобобовых, и стараются как можно больше повторять Святые Имена и слушать повествования о Кришне. Мне же только в тот раз впервые открылся истинный смысл экадаши.
Накануне экадаши я запас дров и тщательно вымыл хижину, чтобы в день поста ничто уже не отвлекало меня и я мог бы целых день повторять Святые Имена.
Разумеется, мое повторение мантры не было молитвой, и, уж конечно, я не впадал в самадхи (экстаз) от звуков Святого Имени. Мое повторение сводилось по большей части к одному лишь перебиранию четок. Но минуты шли за минутами, и волей-неволей я втянулся в этот процесс. Собрав всю свою силу воли, я сказал уму: «Тебе не остается ничего другого, как только слушать Святые Имена, поэтому прекрати свою болтовню и просто слушай». И поскольку мы решили заранее, что не будем есть и спать, мои чувства подчинились этому решению, хоть и готовы были восстать в любую минуту.
Мы предложили пишу Божествам, так как мы не должны заставлять Господа Вишну поститься в экадаши. Ни Прабхупаде, ни Господу Чайтанье, ни Господу Нитьяпан-де в экадаши нельзя предлагать зернобобовые. Но нам нетрудно было выполнить это предписание, так как никаких зернобобовых у нас и не было. Я зажег благовония и украсил алтарь еловыми ветками. Готовясь к экадаши, мы подстригли также волосы и бороды, которые отрасли у нас к тому дню, делая нас похожими на дикарей. В такой благоприятной духовной обстановке я смог наконец преодолеть чувство подавленности и страха, которое не оставляло меня с момента аварии.
Когда настал вечер, я вышел из хижины, чтобы немного размяться. Около полуночи, повторяя мантру в лесу, я подумал о том, какое благо могут получить деревья от моего повторения, поэтому я стал громко произносить Святые Имена и услышал вдруг эхо, которое Харидас Тха-кур называл «киртаном неподвижных живых существ». Я был уверен, что и другие живые существа, звери и птицы, слышали меня, и мне было приятно, что, вместо того чтобы сидеть в хижине и прислушиваться со страхом к их завыванию, я давал им возможность услышать Святые Имена.