Нивей И Аурей

Тарасов Геннадий Владимирович

– Я не могу! Я пойду отсюда!
– вскричал Рыжий. Ангелы, конечно, последовали за людьми в сарай и присутствовали при последней сцене.
– Это же надо, какие страсти! Вот тебе и Каки!

– Ступай, ступай!
– отпустил друга Нивей.
– Проветрись. А то что-то ты раскис совсем. А я останусь пока, здесь и кроме тебя кое-кому помощь требуется. Говоря так, он указал на ангелочка, который по-прежнему сидел на спинке кровати. В руках он держал вновь освобожденную душу и, похоже, не знал, что с ней делать.

– Вот и ты, - шептал он ей.
– И это славно,

что ты снова здесь. И что теперь мне не придется совмещать обязанности. Но что с тобой делать дальше? Ты потерпи, потерпи, мы все решим.

– А дети у него были?
– спрашивала Нинель у матери, позже, когда они вновь сидели за столом во дворе, дожидаясь приезда участкового.
– Ну, кроме меня? Наверное, кто-то есть.

– Есть, как же. Это сынуля его так и отделал, - сообщила мама Жанна.
– Теперь сядет, наверное, надолго. Так что держись от него подальше, от такого родственника. Тебе теперь есть о ком заботиться.

– Как странно, - сказала Нинель задумчиво.
– Бог дает одно, и тут же забирает другое. Ну, почему он не может сделать так, чтобы все были счастливы, чтобы всем всего хватало? Ведь он мог бы так устроить, это в его власти?

– А ему совсем не важно, чтобы люди жили хорошо, - сказала мама Жанна твердо.
– Для него главное - чтобы они помогали друг другу. Чтобы любили друг друга, не смотря ни на что. Но тут у него что-то не клеится. Ошибка какая-то в конструкцию человека закралась, и эта самая железа, которая отвечает за любовь и за душевное тепло, она есть не у всех. А чтобы вырастить ее самому, нужно изрядно потрудиться. Беда в том, что многие даже не понимают, зачем это нужно, ведь прямой пользы от нее, от железы, никакой. Казалось бы...

– Ты, мама, прямо святая...
– сказала Нинель.
– Тебя так и называют. Не знала?

– Господь с тобой, какая святая!
– отмахнулась мама Жанна.
– Святые о себе не помнят, для других живут. А я так не могу. Слишком я себя люблю.

– Вот и я тоже, - откликнулась Нинель.
– Теперь придется любовь пополам делить.

– Ничего, - успокоила ее мама Жанна, - от этого она становится только сильней. Любовь для одного не бывает, ей пара нужна.

– Ох-хо-хо, - думал, прислушиваясь, Аурей.
– Какие странные, однако, мысли, посещают этих женщин. Мне бы такое и в голову не пришло. Но не есть ли это то, искомое, ради чего Господь отправил нас на эту землю? Как бы знать наверняка...

11. Его последняя охота.

Тем временем жизнь кипела и в других районах славного города Каки.

Что не удивительно, ибо жизнь есть процесс боговдохновенный, а значит, имеющий все предпосылки и стимулы для буйства и цветения.

Черная тойота Виталика, пропетляв по городу, выбралась, наконец, на длинную и пустынную дорогу, ведущую к морю, ту самую, вдоль которой путешествовали некоторое время тому ангел Рыжий и ангел Белый. Солнце, жарившее неимоверно весь этот длинный день, и теперь не ослабило своих усилий, отчего пейзаж за окном казался оплавленным. Но в самой машине работал кондиционер, и пассажиры авто температурного дискомфорта не испытывали.

За рулем находился тот самый полицейский, которого судьба угораздила поучаствовать во всех описываемых событиях. И, надо полагать, его испытания в этот день еще не закончились. И он, словно предполагая, что так оно и будет, был сосредоточен и внимательно следил за дорогой.

На заднем сидении машины находились ее хозяин Виталик и хозяин более крупного масштаба, мэр города Опивкин. Их судьба в этот день слегка потрепала, и они, почему-то надеясь, что уже все, что ничего больше не случится, решили взять тайм аут - от греха подальше - и расслабиться, и уже пили виски, поочередно прикладываясь, прямо из горлышка, без закуски. Напиток был хорош, как иначе, но главное - крепок. Потребляли его тоже крепкие парни, потребляли молча, и только тянули после глотка в себя сквозь зубы воздух, как Майкл Дудикофф в каком-то вестерне, и, сверкая глазами, протягивали бутылку другому.

Пили, не пьянея, но лишь отгораживаясь стеной хмеля от реальности.

Напрасная затея, ведь реальность - это мы сами.

– Что за непруха!
– после очередного глотка вколотил, словно сваю, прямо в пространство вопрос мэр. Он задал его самому мирозданию, он требовал ответа. И, как он понимал, имел на ответ право.

– Сам удивляюсь!
– откликнулся Виталик. Заданные масштабы общения его не пугали, он соответствовал, он принадлежал.

Господин Опивкин, выпятив челюсть, тяжело и мрачно взглянул на собутыльника.

– Да я же тебе рассказывал, - ответил Виталик на взгляд мэра, - весь день эта ерунда. Нет, поначалу, с утра, было нормально, я еще успел вопросы порешать, дела поделать, а потом - словно черт вмешался, все наперекосяк пошло.

– Какие у тебя дела?
– с трудом разлепляя губы, спросил мэр.

– Да какая разница! Не за дела базар, - отмахнулся Виталик.
– Я говорю, что с утра все было как обычно, а потом, наоборот - не обычно.

– М-м-м, - простонал господин Опивкин и отхлебнул из бутылки.
– Колеса, - сказал, справившись со спиртным, - все четыре, сразу! Не пойму, как, почему? Кто?!

– А чего ты гнал на спущенных?
– поинтересовался Виталик.
– Что, так приспичило? Подождать не мог, чтобы другую машину прислали, раз уж не любишь пешком ходить?

– Нет. Нет, какой ждать! Надо было срочно сматываться... В смысле - уезжать.

– За тобой кто-то гнался?
– перейдя на шепот, спросил Виталик.
– Тебе угрожали? Что вообще происходит?