Ночь печали
Шрифт:
— Только жрецы могут есть грибы, бутоны и семена, Аду, — пробормотал Ботелло, сунув голову в кусты. — Но я сам себе жрец.
— Какой же ты жрец, Ботелло?
Аду увидел, как женщины возвращаются с реки. Малинцин шла рядом с какой-то старушкой, почтительно склонив голову. Он знал, что жестокие люди говорили о ней. Вот только они забывали, что она рабыня и обязана делать то, что ей велят.
— Я жрец земли, Аду, жрец травы, деревьев, растений. Я герой собственной легенды, и это длинная легенда.
Ботелло не мог предсказать свою судьбу. Когда он пытался это сделать, на небе собирались тучи или листья на дне чашки перемешивались, так что ничего нельзя было понять. Линия жизни у него на руке была короткой, но однажды во время боя его ранили в эту руку, так что короткая линия еще ни о чем не говорила.
— Вассалы, — сказал Кортес. — Какое прекрасное слово! Оно преисполнено почтения. Знаешь, Берналь Диас, имя «Эль Сид» означает «господин», но Эль Сид считал себя лишь вассалом королей, которым он служил.
— Разве Эль Сид не служил также султанам, я имею в виду мавров?
— В те дни Испания еще не была объединенной христианской державой, Берналь Диас. Кроме того, не все мавры плохие.
— Вот как? И какие же мавры хорошие?
— Например, Аду.
— Я не думаю, что он мавр, капитан. Он не поклоняется Аллаху. Аду безбожник, как и Ботелло.
— Мусульмане порабощают других мусульман, как я слышал. Христиане никогда не поступили бы так с христианами.
— Когда-нибудь мне хотелось бы выйти замуж, — призналась Малинцин старухе. — Если это вообще возможно.
У ацтеков во время брачной церемонии накидки жениха и невесты связывали узлом. Малинцин видела в книгах картинки с изображением таких связанных пар. Они казались ей очень милыми…
— Я не хочу видеть, как тебя убивают вместе со всеми остальными.
— Что вы пытаетесь сказать мне?
Они приблизились к комнатам, где этой ночью спали испанцы. Малинцин начала понимать, к чему клонит старуха.
— Давайте присядем, матушка, — сказала Малинцин, потянув старушку за собой и усаживая ее на большой камень.
— Если ты выйдешь замуж за моего сына, тебя пощадят.
— Пощадят?
— Мой сын сильный.
— Он — как ягуар, бесстрашный и жестокий?
— Он сильный, как дерево, которое не согнется на ветру.
— Он красив?
— Он не похож на Кетцалькоатля с его бледной кожей и уродливым мехом на лице. Он похож на Уицилопочтли, собравшегося на войну. У него ноги кугуара, руки обезьяны и тело принца.
— А его лицо, матушка?
— Лицо… В детстве он упал в костер, бедняжка. Говорят, это знак святости. Ягуар покрывается пятнами из-за того, что живет слишком близко к солнцу. Мой сын любит горячие тортильи и бобы, приправленные перцем чили. Однажды он даже пробовал мясо тапира. У него аппетит воина, а волосы подстрижены, как и надлежит тем, кто захватил пленников. Он поймал троих. Мы хорошо питаемся.
— Вам посчастливилось, матушка.
— Мне нравится, чтобы мои ноги натирали утиным жиром, а волосы расчесывали щеткой из шипов каждое утро. Моя невестка должна будет это делать. Кроме того, она должна следить за маисовым полем, тыквами и помидорами. Последние несколько лет нам не удавалось платить налоги в должном объеме, мы не справляемся, нам нужна еще одна женщина в хозяйстве. У нас три индейки и несколько собак. Мне бы хотелось, чтобы наша семья продавала готовую пищу на рынке.
— Это благородная цель.
— Мы набожны и чтим жертвоприношения.
— Это очень важно.
— Принцесса Малинцин, сегодня вечером женщины и дети уйдут в лес и спрячутся там, пока все не закончится.
— Спрячутся? Почему? Что закончится?
— Женщины и дети спрячутся, чтобы их не убили по ошибке во время утреннего нападения. Приходи в наш дом во время обеда. Вот он. — Старушка показала на маленькую хижину, которая явно не принадлежала воину.
Одна стена хижины почти совсем развалилась, а в соломенной крыше зияли дыры. Индейки были худощавыми, а одна из собак хромала.
— Пойдем с нами, ты повстречаешь своего суженого. Вечером ты спрячешься, а утром после битвы мы начнем подготовку к свадьбе.
— Битва начнется утром?
— Да, на центральной площади, когда подует ветер, благословение Кетцалькоатля.
— Кетцалькоатль любил мир. Разве Чолула не его город? Наш предводитель Кортес — это Кетцалькоатль. Моктецума знает, что Кортес — это вернувшийся бог.
— Он не Кетцалькоатль. Кетцалькоатль не такой высокий, и он знает наш язык и традиции. Кетцалькоатль не станет ездить верхом на чудовищах. Он сказал: «Защищайтесь от врагов, когда подует ветер». Это знамение. В последнее время ветер дул часто. Кетцалькоатль сказал, что тот, кто не сражается, не должен называть себя мужчиной.
— Когда это он сказал такое?
— Мой сын возьмет многих в плен. Нашу семью будут почитать. Мы нападем на этих ленивых семпоальцев, на тласкальцев-предателей, на этих собак ксокотланцев, на всех этих белокожих волосатых чужаков и чудовищ, на которых они ездят. На их собак. Мы убьем их всех.
— А ты заметил, Аду, — спросил Ботелло, — что птицы на деревьях у реки нервничали, когда мы проходили мимо? Когда обезьяны начинают кричать, птицы нервничают, а маленькие зверьки прячутся в норах — это значит, что приближается сильная гроза. Об этом и говорят птицы.
— Ты сегодня какая-то молчаливая, — сказала Кай Маакс, когда они сели ужинать.
— У меня время цветения кровью.
Весь день Малинцин пыталась подойти к Кортесу.
— Старуха, которую мы встретили у реки, явно была сумасшедшей, — продолжила Кай.
— Да. — Малинцин обвела взглядом мужчин, сидевших за столом: Нуньеса, Аду, Франсиско, отца Ольмедо, Ботелло, Альварадо. Она не хочет, чтобы их убили. Кортес? Что, если не будет больше Кортеса? Куда она пойдет? Что она станет делать? Что она может сделать?