Ночной мотоциклист (сборник)
Шрифт:
— Видите ли, «Благовещение» попало мне в руки в облике довольно заурядной иконы. Так, школа Симона Ушакова, причем кто–то не из талантливых последователей. Но я обратил внимание на поля иконы — обычно чем древнее икона, тем же поля… И доска была рублена топором по–особому, по–новгородски, как это делали в двенадцатом–тринадцатом веках. Несколько глубоких трещин, возникших, несмотря на то, что доска была скреплена гвоздями — опять–таки очень старой поковки гвоздями. Краски положены не на холст, а на алебастр. Этот метод тоже восходит к начальной поре русской иконописи. Как видите, экспертизу нам
— Правда, двенадцатый век нам не доставляет хлопот.
— Вам и двадцатого достаточно… Пришлось делать рентген. Выяснили: под верхним слоем красок — еще два. Почти полтора года ушло на то, чтобы снять верхние слои и открыть настоящее чудо — «Благовещение», работу мастеров двенадцатого века. И самое замечательное — в ней далеко не так явственно выступает связь с византийским искусством, как этого можно было ожидать. Ведь в то время в новгородской иконописи господствовала школа удивительного грека Петровича. Но в «Благовещении» уже проступали черты самобытные, которые в полной мере проявились через два столетия…
Он говорил об иконе так, будто она все еще стояла на маленьком столике в углу мастерской, столько было в его словах непосредственной гордости и пафоса.
— Она была почти закончена, — глухо сказал старик. — Оставалось поработать самую малость.
Мастерская медленно погружалась в сумерки. Сухие лица святых смотрели на нас со стен, и чем темнее становилось в комнате, тем ярче разгорались их нечеловеческие глаза Длинный мундштук в руке профессора был похож на дротик. Старинные часы пробили восемь, и при каждом ударе у совы, сидевшей поверх циферблата, хлопали веки. Я подумал о Юрском. Неужели его нисколько не волновал этот загадочный мир?
— Скажите, ваш племянник часто бывал здесь?
— Мальчиком — да. Но последние три года приходил очень редко.
— Почему?
— Не знаю. Появились другие интересы, «улица»…
— Вы не пробовали взять его с собой в экспедицию вместе со студентами?
— Нет, он ведь не очень…
Профессор посмотрел на меня и закивал, головой.
— Да, я понял. Поэтому и не жалуюсь. Спросите, кто живет на втором этаже, надо мной, и я не отвечу. Находишь прошлое, но теряешь человека, который рядом. Нет, я не жалуюсь. Только об одном прошу: не дайте пропасть мальчику. Бог с ним, с «Благовещением».
— Станислав знал о фантастической стоимости иконы?
— Он спросил у меня как–то. В принципе цены никто не знает. Но две подобные иконы хранятся у коллекционеров. В Лондоне, Сан–Франциско… Их стоимость известна. Отсюда аналогия.
— Вы думаете, им руководило только одно — жажда денег?
— Нет, — ответил профессор, — не думаю. Его возраст скорее романтический, чем меркантильный. Видите ли, Герострат тоже был по–своему романтиком. Жажда необычного может толкнуть человека в равной степени на хорошее и дурное.
Сухое, туго обтянутое пергаментной кожей лицо профессора желтело в сумерках, словно бы освещенное изнутри свечой.
— Скажите, профессор, способен ли рядовой знаток искусства определить уникальность этой иконы?
— Вряд ли. Тут нужны специальные знания.
— У вас есть знакомые в N? — спросил я, называя город, который стал теперь местом моей работы.
—
Так! Не было ни гроша, да вдруг алтын. Снова я наткнулся на загадочного Копосева. Не слишком ли часто этот тип переходит улицу при красном свете?
— Он что же, реставратор?
— Да нет! — сказал профессор. — По торговой части. Доставал мне и коллегам химикаты, краски, всякие там штихеля. Не всегда ведь найдешь, что нужно. Ну, а Копосев большой дока по экспорту–импорту.
— Разумеется, не из бескорыстной любви к искусству?
— Разумеется.
— Копосев знал о вашей находке и ее ценности?
— Знал.
Профессор проводил меня до дверей. Рука его была холодна.
Он казался очень одиноким в темной огромной мастерской.
— Ищите не икону, — сказал он тихо. — Ищите мальчика.
Сидя на жесткой лавке в гулком, залитом неоновым светом зале аэропорта, я думал о том, что последние слова профессора, прозвучавшие как робкая просьба, довольно точно определяли линию расследования. Предстояло искать не преступника, увезшего икону, а жертву!
Прежняя версия имела в виду не реального преступника, а манекен, умозрительно сконструированного злодея. Теперь же после всех ленинградских встреч я пришел к выводу, что Юрский, как бы ни испортила его «улица», не был способен на изощренное, продуманное убийство.
Напрашивалась, таким образом, четкая альтернатива: если Юрский не убийца, то он жертва, иначе как объяснить его исчезновение? На сцене появилось главное действующее лицо, настоящий преступник, убийца, для которого Юрский был такой же помехой, как и Маврухин. Завладев иконой, этот человек постарался бы избавиться и от первого ее «владельца», точнее, первого похитителя.
Может быть, он сделал это в первую очередь, сообща с Маврухиным?
— Эх, сопляк, сопляк, — повторял я, чувствуя свою беспомощность перед лицом хитроумного преступления. — Флибустьерские замашки, акваланг, записочки, оставленные родственникам, призрачные мечты о Рио–де–Жанейро и белых штанах. Ты затеял какую–то детскую игру и не заметил, что попал к серьезным игрокам. Для них ты пешка. Смахнут с доски, как пушинку. Ты хотел избавиться от дисциплины, которую требовало общество, от его строгости, регламента… И сделал шаг туда, в непонятную, казавшуюся заманчивой уголовную, блатную стихию. И сразу же поставил себя вне общества. Исчезла строгая, но защитительная сила его законов. Раньше ты мог, попав в беду, подбежать к первому попавшемуся милиционеру, к любому человеку. Но, сделав шаг туда, уже не можешь. Удерживает страх: ты стал преступником!
Кто виноват? Кто мог удержать? Рядом с тобой были два близких человека, но одному не хватало ума и порядочности, другому — умному и порядочному — не хватало времени.
…С невеселыми мыслями я улетал из Ленинграда. Но получил ответ на главный вопрос. Юрский не мог стать убийцей!
10
Я прилетел утром и тотчас же позвонил Шиковцу.
— Ты уверен, что Юрский именно таков, как тебе кажется? — спросил он.
— Да.
— Какой же следует вывод?
— Копосев. Через него должна проходить ниточка.