Ночные окна. Похищение из сарая

Трапезников Александр

— Забавно! — пустил из трубки колечки дыма Тарасевич.

— Это не все. — Поэтесса продолжала обращаться исключительно к самовару. — Я приехала в больницу вместе с главным редактором. Нам сказали: да, такой-то лежит в морге, когда будете забирать труп? «Погодите вы с трупом! — отмахнулась я. — Нам надо решить вопрос с некрологом». — «Надеюсь, больше-то опровержений не будет?» — спросил редактор. «Нет», — заверила я. На следующее утро появился замечательный некролог. Но!

Поэтесса подняла вверх указательный палец. Все присутствующие уставились на ее отточенный наманикюренный коготок.

— Выяснилось, что в этой больнице лежал еще один человек с

фамилией Гельманд, он-то и дал дубака, вполне официально. А мой Гельманд продолжал лежать под капельницей в отдельной палате. Едва ему доставили свежую газету, как он вырвал из своего тела все трубки и прямо в шлепанцах и пижаме помчался в редакцию, сшибая пешеходов и легковушки.

— Не хило! — пустил еще одно кольцо дыма Тарасевич.

— От такой новости заколбасит почище, чем от самой дурной кислоты, — согласился Гамаюнов.

— Просто сплющит, — добавил Бижуцкий.

— Что же было потом? — спросил Сатоси.

— А вы угадайте, — усмехнулась поэтесса, не спуская глаз с самовара.

— Я думаю, что редактор его просто убил, — высказался Олжас, глотнув рисовой водки. — Чтобы больше не писать никаких опровержений.

— Нет, не так. Опровержение появилось вновь, на сей раз крупными буквами, в редакторской колонке. А вечером у меня раздался звонок, и несчастный редактор огорченно спросил: «Слушай, Зара, чего же твоего козла Харон туда-сюда возит, никак ни к какому берегу не пристанет? Кончится это когда-нибудь или нет?» Редактор находился на грани нервного срыва. Я, чтобы хоть как-то скрасить его мучения, пригласила редактора к себе. Но мой муженек тоже находился на этой грани. Утром он вновь сбежал из больницы и примчался домой, радостно потрясая газетой с опровержением. Увидев меня с редактором в одной постели, упал на пол и больше не поднимался.

— Третий некролог выдался лучше предыдущих? — полюбопытствовал Тарасевич.

— Третьего не было. Редактор решил больше не рисковать. Он просто написал в газете, что всем сообщениям о смерти господина Гельманда, а равно и опровержениям об оных, верить исключительно со слов покойника, и умыл руки. Позже он стал моим мужем.

— А Гельманд? Так и умер без некролога? — спросил Бижуцкий.

— Почему умер? — пожала плечиками поэтесса. — Живет в Штатах, ездит на инвалидной коляске. Думаю даже, что после всего этого он стал вечен и уже никогда не умрет. Как Агасфер.

— Теперь я узнал вас, — произнес вдруг Олжас, вперив черные глазки-пуговицы в Ахмеджакову. Она вздрогнула, оторвавшись наконец от самовара. Потрогала родинку с торчавшим из нее волоском. По-видимому, она всегда так поступала, когда нервничала. Вся ее агрессивность стремительно пошла на убыль. Под взглядом Олжаса поэтесса стала напоминать обезьянку перед удавом.

— Да-да, узнал, — повторил казах, хлебнув рисовой водки. Ifte он только пополнял запасы? — Я ведь был по дипломатическим каналам в Техасе, познакомился там с Агасфером-Гельмандом. У него на стенке висит ваша фотография, он метает в нее дротики. Когда одна фотография измочаливается, ему вешают на стенку другую. У него много снимков, хватит до скончания времен. Я и сам из вежливости метнул пару-тройку дротиков, попал в глаз.

— Мерси, — вяло пробормотала Ахмеджакова. И, набравшись храбрости, добавила: — Но ведь и я видела ваше фото в одной из давних газет. У меня хорошая зрительная память. «Людоед из Чимкента».

В наступившей тишине раздался смех Сатоси.

— Это недоразумение, — сказал он. — Еще по учебе в МГИМО я хорошо знаю, что Олжас — в отличие от своих соплеменников — с трудом переносит вид крови.

— Выпейте с мое! — мрачновато согласился Олжас. И было непонятно: что он имеет в виду «выпить» — рисовой водки или действительно крови?

— А все же очень похож! — не унималась поэтесса.

— Да, — признался наконец Олжас даже с некоторой гордостью и победно поглядел вокруг. — Похож. Потому что «людоед из Чимкента» — мой брат-близнец.

И вновь было неясно: говорит он правду или придуривается. Впрочем, он был уже изрядно пьян. Поди разберись в этих азиатах!.. Я развернулся в сторону правого фальшивого окна-зеркала, «включив» звук

Здесь пили кофе со сливками и тоже шли любопытные беседы, достойные если не Платона, то хотя бы Ферекида Сиросского. На запястье мадам Ползунковой вновь красовались утерянные часики. Час назад я передал их ей, сказав, что они закатились под батарею отопления. Алла Борисовна была столь поглощена поисками своей Принцессы, что, кажется, даже не придала никакого значения моим словам. Мне же оставалось ломать голову над тем, кто их все-таки украл (а также и зажигалку Бижуцкого) и кто насадил любимую кошечку мадам Ползунковой на кактус, и как украденные вещи оказались у меня? А также связаны ли между собой эти преступления? Да еще Волков-Сухоруков со своим Бафометом…

Жанна аккуратно подливала «гостям» кофе и угощала их фруктовым мороженым. Леонид Маркович вновь хандрил, глядя в потолок. Путана пудрила мраморное личико. Актриса задумчиво смотрела на искусственные дрова в камине. Мадам Ползункова застыла с фарфоровой чашечкой в руке. Каллистрат расхаживал по комнате. Антон Андронович Стоячий стоял, как Геркулесов столп на берегу Шбралтарского пролива. Он-то в данный момент и вещал:

— В прошлый раз вы, месье Каллистрат, упоминали о тайнах египетских жрецов и прочих шумеров, чьи сакральные знания вроде бы исчезли. Или, по крайней мере, недоступны простым людям. Могу добавить к этому кое-что еще. Поскольку не такой уж профан, как может показаться на первый взгляд. Вы меня раззадорили.

— Рад, — коротко ответил умный бомж

— Начнем с того, что в мире существуют две скрытые силы, стремящиеся к тотальному господству. Сражение между ними длится много веков. Внешне, для обывательского глаза, — это всевозможные войны, революции, экономические кризисы, политические убийства и так далее. Все это как бы факты истории. Но сам исторический процесс не подвластен разуму, он не зависит от фактов, напротив, те вытекают из него. Настоящая борьба идет на невидимом фронте. И даже тайные общества — лишь часть айсберга. Я говорю понятно? — Стоячий посмотрел на дам.

— Лучше бы рассуждали о грибах, — вздохнув, ответил за всех женщин Леонид Маркович.

— Дойдем и до грибного соуса, — ласково ответил оратор. — Мы могли бы признать наличие на Земле два мощных течения: плохое и хорошее, злое и доброе, сатанинское и божественное. Но и это не совсем верно. Поскольку сами мы, не обладая теми сакральными знаниями, не имеем права судить, что есть «хорошо» для всего человечества, а что «плохо»? Оценки наши субъективны. Смерть монарха одними будет восприниматься как благо, другими — как страшная трагедия. А где сокрыт корень? Поясню на примере. Николай Второй. В конце XIX века ему довелось прочесть запечатанное еще при императоре Павле Первом послание некоего таинственного монаха Авеля. В нем провидец предсказывал все, что произойдет и с последним русским монархом, и со всей Россией в XX веке. Николай понял, что роковой судьбы не избегнет, поскольку нельзя остановить ход времени…