Ноев ковчег доктора Толмачевой
Шрифт:
«Надо же, и в Москве скоро весна, – подумал Филипп, подходя в семь утра к своему престижному дому. – Маша, наверное, уже собирается на работу».
Во дворе уже стоял наготове его черный «Мерседес». Водитель вышел из машины, поздоровался.
Филипп Иванович прошел через линии охраны, поднялся в квартиру. Маша одевалась и одновременно откусывала от бутерброда, отпивала из чашки.
– Привет, дочурка.
– Привет.
Маша взглянула на отца, но больше ничего не сказала, стала причесываться.
– На работу собираешься?
– Собираюсь.
Он подошел, поцеловал Машу в макушку.
– Трудовой ты у меня народ.
– Не то что некоторые.
Маша освободилась, опять стала водить по волосам щеткой.
– Ты кого-нибудь конкретно имеешь в виду?
Маша бросила щетку, повернулась к отцу.
– Ой, пап, ну чего ты притворяешься? Эти все твои девахи, они что, великие труженицы?
Отец хмыкнул, прошел в кухню, отрезал хлеб, намазал кусок маслом и стал есть.
Маша посмотрела:
– Вон одна из тружениц тыла даже завтраком тебя не удосужилась накормить!
– «Труженицы тыла»... – расхохотался отец. – А ты, дочурка, стала злая у меня.
– Будешь тут добренькой...
Маша вытащила из коробки одну помаду, другую, потом обе швырнула назад. Подошла к отцу. Привстала на цыпочки.
– Ну вот ответь мне, зачем тебе жениться на этой Татьяне? Ну зачем?
Отец приподнял ее, как маленькую, покружил по комнате и усадил на диван.
– Да кто тебе сказал, что я собираюсь жениться?
Маша встала, опять подошла к зеркалу, стала рыться в косметичке.
– А об этом и говорить не надо. И так все ясно. Ты на себя посмотри.
Филипп Иванович тоже подошел к зеркалу, посмотрел на себя поверх дочкиной головы, потрогал за подбородок.
– И что такого?
Маша резко обернулась к нему.
– Да ты же в нее влюблен, папочка! Как мальчишка! Как в пятнадцать лет. Тебя еще на работе не спрашивают, что это с тобой случилось? Ты же прямо помолодел лет на двадцать!
– Правда? – Филипп Иванович покрутил головой из стороны в сторону, показал зеркалу язык. – Так это же хорошо, дочка.
– Было бы хорошо, если б влюбился ты не в Татьяну.
– А это почему? – насторожился он.
– Темная она лошадка, папочка. Два года мы с ней вместе работали, а никто ее в отделении не понимал. И я не понимала.
– Ну, абсолютно понятны бывают только дураки.
– Вот откуда ты знаешь, что она тебя любит?
Филипп Иванович налил себе кофе, отхлебнул.
– А ей меня еще пока не за что любить.
Маша остановилась.
– Как это?
Он пожал плечами:
– А так. Очень просто. Она молода и красива. Без мужа и без детей. Не столько умна, сколько сообразительна. Энергична. Эгоистична. Но в то же время, – он задумался, – хотелось бы верить, что честна. А я, – он опять покрутился у зеркала, – опытен, богат, умею вести себя с женщинами, но уже не молод, не так красив, как раньше, – он втянул живот и опять выдохнул. – И живот мешает. Я тоже эгоистичен и у меня есть взрослая дочь, которая меня ужа-а-асно ревнует. Мы с Татьяной уравновешиваем друг друга. Ты не находишь?
– Не нахожу. – Маша прошла в коридор и стала натягивать старое пальто. – Любовь Петровна сегодня придет попозднее. Она отпросилась на час. Ты вечером придешь ужинать? Что ей сказать, чтобы она приготовила?
Он задумался:
– Не знаю.
Маша уже двинулась к выходу.
– Эдак ты похудеешь – без завтрака и ужина.
Отец вдруг удивился.
– Эй! А где твое новое пальто? Сегодня погода как раз для него.
Маша уже была у лифта.
– Мне в старом удобнее. Не люблю быть второй.
Одинцов выскочил за ней, взял сильными руками за плечи:
– Нельзя так ревновать, слышишь? Ты – моя дочь. И всегда ею будешь. И у меня есть к тебе предложение: давай сначала выдадим замуж тебя, и тогда ты, занятая своей семьей, будешь меньше вмешиваться в мою личную жизнь.
Лифт пришел, но Маша стояла перед открывшимися дверями и не двигалась.
– Что ты на это скажешь? – спросил Филипп Иванович. – Как я понял, ты ведь не особенно счастлива на работе? Найдем тебе богатого жениха...
Лифт закрылся и по чьему-то вызову уехал на другой этаж.
– Ты не понимаешь, папа. – Маша повернулась к нему, и Филипп Иванович увидел, что из одного глаза у нее выкатилась круглая слезинка. – Я не хочу богатого жениха, много денег, путешествий в экзотические страны и кучу бриллиантов. Я человек домашний, домоседка, как бабушка. Даже за границу мало ездила. Одной неинтересно, ты меня не берешь. Для меня главное – семья. Чтобы меня любили. Чтобы были дети. Чтобы я о них заботилась. Работала по дому. Учила с ними уроки. Читала книжки. Возила бы их на каток и к вам с мамой в гости. И больше мне от жизни ничего не надо... – Маша помолчала. – Но я себя обманывать не хочу. Не хочу, чтобы и другие меня обманывали. Ты погляди на меня!
Отец уже затащил ее обратно в квартиру, прислонил к себе, стал гладить по волосам.
– Ты думаешь, ты некрасивая? – горячо заговорил он, зажимая ей рот, чтобы она замолчала, не растравляла себя. – Ты ошибаешься! Мужчины не гонятся в женах за внешней красотой!
– Да, – всхлипнула она. – Поэтому ты и выбрал Татьяну. Дурнушку!
– Поверь, я выбрал ее не за красоту.
– Ой, не говори. – Маша отстранилась, посмотрела на часы. – Я уже опаздываю. – Она вытащила из сумки носовой платок. – Знаешь, я столько всего насмотрелась в больнице! Всех этих служебных романов, любовей, измен, интриг...