Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Да-да-да, – ещё на пару шагов отступил Леонар, опуская глаза. – Извините мне эту нелепую настырность. Просто нечасто увидишь у нас в Депо… парочки вроде вашей.
Продержав паузу ещё с полминуты, чтобы Леонар окончательно проникся, Камилло грозно пошевелили усами. И продолжил путь по берегу озера, всё так же глядя из-под низко надвинутой шляпы и держа руки в карманах. Он сам недоумевал, отчего его так разозлил вопрос блондина, тем более что Камилло даже не знал, что это такое – узмар. Но Диксон до сих пор чувствовал, как у горла клокочет не нашедшая выхода ярость. Она походила на чёрный, с алой сердцевинкой, цветок розы, распустившейся в его груди. Новое, непонятное, незнакомое ощущение.
«Как он посмел приставать ко мне с расспросами? Какое вообще право он имеет совать нос в мои дела, этот до сих пор сидящий в аспирантах блондинчик, этот бесталанный амальгамщик с интеллектом паучка-косиножки?» – мыслил Диксон, меряя шагами тропинку. Леонар семенил следом, тараща испуганные серые глаза и держась за свой собственный шарф. От его давешней изысканной манерности не осталось ни следа. Камилло уничтожил, раздавил его образ холёного учёного, словно щипцы – грецкий орех, и Леонару было страшно от этого старикана в шляпе с лентой-бинтом и в старом пальто с заплатками. Гораздо страшнее, нежели от его черноглазого спутника, Рыжика.
«Он точно узмар, – обречённо думал Леонар, – куда только сморит леди Джанне? Хотя, может, его глава Гильдии пригласил, и не мне рот открывать на такие решения... Нам-то и одного узмара тут вполне хватало с лихвой, пусть даже учёного, а сейчас их целых три! Ладно, этот мальчишка, которого Поль приволок, вполне милый, да и мать его была северянкой… а вот это сто процентов западная кровь. И всё равно непонятно, зачем этому Камилло нужны кровежорки, и что у них за странные взаимоотношения с этим рыжеволосым отродьем, с Иглой хаоса? Может быть, Диксон просто присматривает за тем, как он шьёт? Поль сказал, в пророчестве об этом написано…».
– Voila, – оторвал Леонара от погружения в себя голос Камилло: он распахнул багажник своего «Паккарда» и жестом фокусника выудил оттуда корзинку яиц. – Можно даже не менять их на равное количество семечек, Леонар, мне хватит и трёх штук. В конце концов, этих вот куриных яиц у нас как грязи, и меня истерзает совесть, если обмен будет нечестным.
– Спасибо, – выдавил испуганную улыбку Леонар. Он предпочёл даже не задумываться, где это «у нас» такой редкости – куриных яиц! – как грязи, и просто молча протянул Диксону кулёк семян.
Не дожидаясь благодарностей, он ухватил корзинку и предпринял попытку смыться по берегу озера обратно, к зданию управления депо, но Камилло поймал его за шарф:
– Постойте, Леонар, куда же вы так быстро? У меня ещё есть к вам вопросы. И они отнюдь не праздные, в отличие от ваших. Послушайте, вы должны это знать: если леди Джанне развязала узел, завязанный кем-то из обитателей её депо…
– Это значит, что хозяйка депо освобождает и отпускает потерянную душу, – тихо отозвался Леонар; в его светло-серых глазах бликами отражалось снежистое мерцание стеклянных шахт над озером. – Сами они не знают об этом, иначе давно бы привязали леди Джанне парой сотен ленточек к рельсам у вокзала. И с нетерпением ожидали бы, пока она их все развяжет и тем самым освободит весь персонал депо. Подружки-трамвайщицы верят, что леди Джанне, развязав на их возлюбленном сделанные ими бантики да узелочки, заставляет мужчину забыть свою прежнюю любовь. Но, честно говоря, эту сказочку придумал конопатый Эвиард, заместитель Главы нашей Гильдии, он тот ещё ловелас.
Леонар тихонько хихикнул, прикрыв губы тонкими пальцами; подождал, пока мимо пройдут две кружевно-марлевые барышни со сладкой ватой на палочках, и продолжил:
– У него была девчонка с 48-ого маршрута, Тамсин, кудрявая такая, тоненькая, с Края Мира, та ещё дикая штучка. За измену поклялась ему глаза выцарапать, и в придачу трамвайчик подарить, чтобы, значит, при деле остался. А Эвиард ухитрился крутить при этом одновременно с нашей Сладой и с какой-то левой девахой с Нефтяги, чуть ли не королевой бензоколонки. Ну, девахе-то очевидно пофиг, а вот Сладка у нас не менее принципиальная, чем Тамсин, даром, что с чужой душой живёт. Ты, говорит, определись-таки, с кем из нас остаться хочешь. Нечего Буриданить, а то надвое порвёт. Вот Эвиард и выбрал Сладу, хотя они всё равно через пару месяцев разошлись, расплевавшись из-за работы, так что непонятно, к чему были такие жертвы. А Тамсин, чтобы она глаза Эвиарду не вырвала, мы и рассказали о леди Джанне и шнурочках-завязочках. Тамсин-то своему хахалю вечно галстук завязывала, у Эвиарда даже four-in-hand не получался, я молчу про Windsor. Девчонки разнесли эту весть, и теперь боятся всяких верёвочек да ленточек, как огня. А у нашей братии универсальная отмазка на случай измены появилась, м-да… Только плевать на нас леди Джанне хотела, Ртутная Дева с мужчинами не знается. Вот на такого, как вы или ваш Рыжик, клюнет. А мы для неё так, пыль под ногтями, одинаковые, серые и скучные.
В голосе Леонара прозвучала некая неопределённая обида. Видимо, ему на леди Джанне было вовсе не плевать. Внимательно слушавший Камилло почесал шляпу на затылке и уточнил, скорее сам у себя, нежели у Леонара:
– Значит, если леди Джанне развяжет у Рыжика шнурок, что заплела ему в косичку Ленточка, то Рыжик Ленточку не забудет?
– Нет, не забудет, – чуть покачал головой Леонар, – но тем самым Ртутная Дева отпустит вашу подругу на волю. Закончится её послежизнь в депо, девушка обретёт покой, а на её место придёт новая потерявшаяся душа… Леди Джанне всегда развязывает один узел в день Перемены. Завтра на закате ваша Ленточка покинет депо и наш мир – навсегда.
– Час от часу не легче, – Диксон тоже покачал головой, закусив губу и глядя в сторону здания на берегу. Последние парочки ещё упорно гнездились на ступеньках и за столиками кафе, но музыка уже стихла. Прошли к остановке легко узнаваемые даже с большого расстояния кучерявый Поль и наглый Майло в своём заметном светлом пальто с позументами. Глазастый Диксон различил даже копну белых волос с алыми маками – Ленточка, поджав ноги, сидела на оградке у здания депо и слушала взволнованно размахивавшего руками клетчатого Герберта. Рядом с ними виднелась и тонкая фигурка Слады в строгом небесно-голубом пальто – девушка согласно кивала головой в такт рукомаханиям клетчатого. Должно быть, они расписывали Ленточке торги с ним, с Камилло.
Эх, Ленточка-Ленточка…
– Господин Диксон, – серьёзно окликнул его Леонар, – вы не должны говорить вашей подруге о том, что произойдёт на церемонии открытия вод. Это запрещено.
– Ладно, – пожевав усы, с явной неохотой и слышимым скрипом пообещал Диксон, заталкивая поглубже в карман пакетик семян и захлопывая крышку багажника. Леонар теперь отчего-то не уходил, топтался рядом, насилуя свой злосчастный шарф.
– Что такое? – Диксон взглянул на блондина без особой приязни, но уже без прежнего злого раздражения: чёрно-алый цветок временно закрыл лепестки, спрятавшись в бутон. И из какого семени, из какого побега он только вырос в душе ромашкового Камилло?..
Сам Диксон не знал, но этот странный цветок выпалывать не торопился. Ему хотелось власть испробовать этого нового, непривычного ощущения, что рождало в его голосе жёсткие властные нотки и зажигало в серо-голубых глазах холодный блеск. Не подозревавший о глубинной ботанике Камилловой души Леонар опять занервничал, но решился сказать:
– Если вы остаётесь на Озёрах на ночь, советую обязательно прокатиться на первом утреннем трамвае, он по 48-ому маршруту идёт. Не знаю, правда, кто завтра выйдет: Тамсин, Аанна или Чиа, но все три – девчонки весёлые, с ними не соскучишься. Правда, не все способны после праздника встать в пять утра, но вот Слада каждый год ездит. Да и я пару раз катался, когда не валялся в коме где-нибудь на рельсах, кое-как одетый и весь в губной помаде…