Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Спешу и падаю, – пообещал я и взялся за поданный нам чай. – Ладно, кучерявый, не тяни – я весь заинтригован. Что было дальше?
– А то, что я начал проверять инфракрасные локаторы, а общагу химиков они не видят. То есть видят, но как холодный объект, не отличный от земли, заборчика и деревьев. Это что, думаю, там теперь живут исключительно зомби, которые к тому же не пользуются ни отоплением, ни бойлерами, ни даже электрическими чайниками?!
Патрик так разволновался, что едва не расплескал вино из бокала. Я в противоположность ему сидел сусликостолбиком, растопырив уши, и ожидал продолжения, поскольку доподлинно знал: неугомонный О’Филлон, в отличие от его коллег, при виде стен не тормозит, а вынимает из кармана гранату.
– Короче, начинаю я братцев-химиков зондами прощупывать. И что я вижу? Картина Репина «Приплыли» – общежитие не излучает ни в одном из диапазонов. Датчики движения тоже тихо молчат в тряпочку, хотя, стоит мне сместить их на соседние здания, принимаются орать как оглашённые. Ты знаешь, я пока не вышел на улицу и не швырнул им в окно кирпич, не верил, что общежитие настоящее… Только потом поверил, когда вахтёр с двустволкой на крыльцо выскочил и залп по мне дал. Ты вот тут смеёшься, Камасутра ходячая, а у меня, может, вера в рациональное мироздание пошатнулась!..
Патрик громко хрюкнул и закинул на столик ноги в белых лаковых штиблетах. Я сдержанно хихикал в манжету, не в силах отогнать от себя чудесное видение: удирающего кустами О’Филлона, в которого с колена стреляет дробью древняя бабушка в валенках и сером ватнике.
Потом, совладав с разыгравшимся воображением, я уже серьёзно спросил у Патрика:
– То есть, внутри у них ты тоже никогда не был?
– А чё мне там ловить, – О’Филлон мотнул кудрями, и через полкафе метнул огрызок яблока в мусорку, естественно, промазав. – А ты насчёт Сильвы Катценкэзе баллон мне не гонишь, сын земли индусской? Я на днях трещал с её коллегой по хозчасти, Ачесоном из девятого, он был безмятежен, как улитка на листе конопли, говорил ещё, что Сильва вроде влюбилась в кого-то из технарей-строителей, то ли в Сомбреро, то ли в Бастарда, даже краситься начала…
– Угу, потрещал ты про Катценкэзе с Ачесоном, а потом ему ротик-то и зашили, – пробубнил я себе под нос пессимистически. У О’Филлона глаза на лоб полезли:
– Это как – рот зашили?! Ты чего меня тут пугаешь, подстилка Нордова?!
– Меньше пены, пуделёк, – я ласково похлопал бледного, как свежеснятые сливки, Патрика по макушке. – Я не пугаю, я предупреждаю. Пугают тут у нас в другом месте. И не думай, что наш доблестный генерал ла Пьерр даст просочиться хоть капле информации обо всех пропавших в последние дни сотрудниках. Ему паника и массовые увольнения не нужны. Я просто сам всего этого нахлебался половником, потому и говорю. Ты вот, например, давно с Марио Оркильей встречался? Или там с Полем Бонитой? А где я несколько дней был, тоже не в курсе? Всё цепляешься за мысль о том, что тебя это всё не касается, понимаю… Ну так скажи мне что-нибудь, дорогой мой профессор, а то что ты всё молчишь да молчишь – на месте Дина себя представляешь?..
– Отъебись от меня, Сао, я думаю, – резко оборвал моё ядовитое воркование Патрик, запустив тонкие пальцы в кучеряшки и уставившись в стену. Я устроился поудобнее, ожидая результата мыслительной деятельности профессора.
Кармелли, которая во время нашей беседы сидела тихо, как мышка, и лишь негромко похрустывала поедаемым печеньем, сейчас встрепенулась и просительно глянула на меня.
– Что? – я наклонился к ней, покосившись на ушедшего в себя Патрика.
– Это правда, что девушка, комендант химиков, пропала? – тихо спросила Кармелли. – Просто Патрик вам не лжёт; я тоже видела вчера управляющую 7/1 общежитием, они с Бастардом у кофеварки стояли. Я поняла, что это госпожа Катценкэзе, потому что они разговаривали как раз про необходимость изоляции гидро коммуникаций общежития. Кому этим ещё заниматься, как не коменданту? Она симпатичная такая девушка, голубоглазая, с длинной косой вокруг головы. По-моему, Бастард её клеил, они как-то очень интимно про эти муфточки и редукторы между собой шушукались, так что Дин правильно всё сказал, увлечение Сильвы – из технарей. Вот.
Я судорожно попытался припомнить, какого цвета глаза у Сильвы – но не смог; она всегда была на редкость незаметным и тихим существом. Но длинная коса там присутствовала, это точно. И что получается, я не единственный возвращенец из Никеля, и тихоне Катценкэзе тоже удалось выбраться из мышеловки? Нет, нужно срочно идти в седьмой/первый.
– Надо бы мне наведаться туда, – продолжением моих мыслей протянул О’Филлон, пуская ментоловый дым в потолок. Глаза у него после выпитого вина и новостей об Ачесоне были слегка стеклянные. Кармелли грустно усмехнулась:
– Да кто ж вас туда пустит, господа? У вас, небось, в приоритетах пятой цифрой девятка стоит. А их, коды доступа и приоритеты, ещё никто не отменял!
– В самом деле… – мы с Патриком несколько растерянно переглянулись. Я грустно вздохнул и замер, не выдохнув. Понимание коснулось меня своей нежной бархатистой лапкой – и по лбу сползла первая капля крови от колючек директорского тёрна. Я спрятал улыбку победителя в уголках губ, за дымком горького горячего чая, и пообещал Патрику:
– Не беспокойся, Пат. Если пойдёшь со мной – нас туда пропустят.
– Мерси, Сао, – в тон мне отозвался О’Филлон, протягивая руку. Мы почти дружески ударили по ладоням с улыбками, объединившими бывших кровных врагов на время войны…
*
…Вечер. Ещё не поздно, начало девятого, но за окнами густая, влажная темень, в которой беспомощно захлёбываются все чувства. Я брожу по своей комнате, рассеянно передвигая безделушки и качая ногтём «музыку ветра». Я бесцельно убиваю время, поскольку все ещё страшусь набрать номер Дьена и в одно «Да!» выдохнуть из себя всего прежнего Сао Седара – одинокого Адама мандаринового рая. В тёмных обморочных стёклах мерещится бледное лицо Норда, в дыхании оттепельных ветров слышится его тихий шёпот – а пустые коридоры скучают по эху его шагов, и ждут за дверями, как верные собаки.
Готов ли я взять всё это?
«Корона валяется в сточной канаве. Достаточно нагнуться, чтобы поднять её…»
Предчувствия тёмных откровений жгут мне сердце своим заманчивым ядом. Истина взводит курок – так пугающе рядом – и идёт за мной по пятам, целясь в затылок. За окнами темнеет, и я задыхаюсь ночью и одиночеством. От тугого комка в горле не спасает даже тонкая ментоловая сигаретка, что я стрельнул за ужином у Патрика – она бессмысленно дотлевает в пепельнице, словно воскуренное Великому Ничто благовоние. Мятный дым ощутимо щекочет ресницы, всё ещё солёные и влажные.
Я не умею принимать решений в одиночестве, поймите! Мне так нужен совет, намёк, символ верного пути, знак одобрения или неодобрения. Я барахтаюсь в мёртвых водах смыкающейся надо мной темноты, – корабль без компаса, птица с искалеченными крыльями, заблудившийся в лесу ребёнок. Даже медная ящерка над сердцем молчит, замерев в неподвижности, не желая дать мне подсказку. Кому молиться? У кого просить о помощи?
– Господин директор Антинеля Седар, – говорю я своему отражению, и внезапно сильно, до обморочной дрожи, пугаюсь этих слов.