Ноша избранности
Шрифт:
– Другие как-то справляются, - жёстко возразила хозяйка.
– Госпожа Анна сказала: "Сама", значит - сама. Она-то повседневную одежду сама надевает, служанку не зовёт.
– Так она её сама себе сшила!
– Вот и ты сшей.
– Я не умею.
– Не наша забота. Разбогатеешь - рабыню купишь, а пока ... Ты же свободная женщина? Никому и ничего не должна...
– Что? Опять скандалишь?
– Аня зашла в кухню из сада.
– Никому от тебя покоя нет. Пойми же ты наконец: здесь другая страна и здесь ты значишь ровно столько, сколько значишь именно ты. Твои богатые родители остались там. Здесь они не в счёт.
– Ну, кое-что эта краля и здесь стоит, - съехидничала хозяйка.
– Вон, в ушах золотые серёжки появились, а на шее шнурок с серебряными монетами. И сегодня на одну больше...
– Да! Тадарик подарил!
– За что, можешь не рассказывать. И так всё ясно. Но если у тебя серебро есть - плати Ирише и она поможет тебе одеться.
– Серебром?
– возмутилась Алевтина.
– Зачем?
– поддержала Аню хозяйка.
– За такую работу и квадратного медяка хватит.
Разменять подаренную монету? Платить рабыне? Тину передёрнуло от обиды:
– Нет уж! Фигушки! Я сама.
– Успеха, - усмехнулась Аня.
– Ах, успеха?
– Сорвалась Алевтина.
– Считаешь меня шлюхой? Думаешь, что твой Гастас вчера только за столом сидел?
Странно, но Аня лишь пожала плечами:
– Ну и что?
– Как!
– Гулянка была для всех?
– Для всех...
– А он что, хуже других?
– Но ...
– Ты опять пристаёшь к госпоже Анна, - сурово прервала Алевтину хозяйка.
– Господин Гастас строго-настрого запретил тебе это. Мне рассказать ему?
И Алевтина замолчала.
............................................
И снова плечом к плечу под открытым небом, в ожидании любой пакости. Снова визг и ругань торговцев, ненавидящие взгляды собачников, оскорбления в глаза. Держись, наёмник. Тебе не за кровь сегодня платят, а за то, чтобы крови не было. Работорговец сговорился наконец насчёт десяти рабов. У собачников осталось ещё пять. Значит, скорее всего, завтра торгу конец. Значит, завтра без драки не обойдётся. Это же чувствуют и покупатели. Купец из цеха прядильщиков и ткачей даже чуть скинул цену на сукно, чтобы закупить побольше шерсти. Сегодня её раздадут по домам и женщины-горожанки начнут работу: мыть, чесать, прясть. Нитка пойдёт к ткачам, а через месяц-другой, очередной караван (сухопутный или водный) увезёт с собой, среди прочих товаров, партию добротного сукна. Завтра этого купца на торге не будет. Оно и к лучшему.
Горожанин гонит купленных баранов. За этих заплачено полновесным серебром. А вон гончар меняет посуду на овчину. Овчина хорошо выдублена и промята. Такая в хозяйстве всегда сгодится. И кусок мяса в придачу от берёт охотно. Сегодня у него в доме будет наваристая похлёбка. Куски мяса отхватываются от разложенных на парных овчинах туш и тут-же меняют на зерно. Любое. На кашу всё сгодится.
И ещё дождь пошёл. Повезло. Утром хмарилось, а к вечеру вообще хлынуло, как из ведра. Какой уж тут торг. Наёмники, как положено, уходят последними. Мокрые насквозь, но довольные. У Тадарика вдруг появились дела в городе: поговорить с тем, поболтать с этим. С ним пошли трое друзей-горожан, пара постояльцев, в том числе и Гастас. У одного из переулков юноша остановился, огляделся, не веря своим глазам:
– Тадарик, здесь была лавка.
– Какая лавка? Где?
– Лавка, в которой Анна купила свои инструменты.
– И что?
– Её нет.
– Чего?
– Лавки, двери, витрины. Ничего. Стена.
Тадарик приостановился, задумался, переспросил:
– Здесь была лавка, а теперь её нет?
– Парень перепутал. Он же нездешний, - вклинился один из горожан.
– Поэтому и не удивился, когда увидел дверь, которой прежде никогда не было, - остановил приятеля Тадарик.
– Гастас, ты не помнишь, кто первый увидел лавку и вошёл в неё? Ты или...
– Анна. Она увидела ящик с инструментами. А что?
– Ясно. Так и должно было случиться.
– Что должно было?
Тадарик не ответил. Он вдруг забыл обо всех делах, заспешил домой.
.......................................................
Хозяйка затопила очаг и в таверне было тепло. "Зимнее" помещение не имело окон и освещалось смоляными факелами. Такие же столы, что и на веранде, такие же тяжёлые и широкие лавки, равно годные и для сидения, и для сна. Вот народ и расположился: кто-то сидит, кто-то уже спит. На столах - каша с мясом, пиво, хлеб.
Вопреки общительному характеру, Тадарик сегодня не шумел. Перекинулся парой вежливых фраз с Лагастом, типа: как здоровье? Скоро повязки снимать? Что госпожа Анна говорит? И нырнул в свои мысли. Кто-то из гостей окликнул его, но хозяин так рыкнул, что от него все мигом отстали. Также, вдруг, он поднял голову, огляделся, позвал:
– Гастас, иди сюда. Садись. Что ты насчёт Анны решил?
– А что решать? С нами пойдёт.
– Это ясно. А куда?
– На запад, а... погоди, это же нам в лавке сказали!
– В той лавке, которая исчезла?
– Ты думаешь, не стоит идти на запад? Но, тогда куда? Правда Анна тоже говорила: "За солнцем..." ...
– Не знаю. Потому, что я в той лавке был.
– Ты? В той, что исчезла? Когда? Где?
Тадарик оглянулся по сторонам и, склонившись к собеседнику, перешёл на шёпот:
– Здесь. В "Пристепье". Никому не рассказывал, а тебе расскажу. Ты поверишь. Я в той лавке от отца спрятался. Он за мной по улицам с мечом гнался. Догнал бы - зарубил не глядя. Уж в этом можешь не сомневаться. Я от него бежал, за угол завернул, вижу - лавка и дверь открыта. Ну, я в неё. И мысли тогда не возникло: откуда в городе, который я как свои пальцы знаю, та дверь взялась. Заскочил я в лавку, дверь захлопнул, оглядываюсь, вижу из-за прилавка хозяин выходит.
– Что угодно, молодой господин?
– спрашивает. Мне тогда не до удивления было. Смотрю я на него и отвечаю прямо:
– За мной отец гонится. Догонит - убьёт.
– Как он выглядел, этот торговец?
– перебил Тадарика Гастас.
– В этом-то и загвоздка. Не помню. Ну, немолод, ну, крепкий такой. Борода окладистая с сединой. А вот черт лица, как ни странно, не помню.
– Ну, после одной-то встречи, и столько лет прошло ...
– Да не одной, Гастас, вот в чём загадка. И словам моим об отце он не удивился, будто ждал их. Спрашивает: