Ноша избранности
Шрифт:
– Это хорошо.
– Она обещала за Лагастом присмотреть...
– И ты не знаешь, как быть?
– Не знаю.
– Тогда послушай меня. Я Лагаста не видел, но скажу вот что: били его вчера и если он до сих пор жив - серьёзного там ничего нет.
– Но, госпожа Анна ...
– Спит, потому что волноваться нЕочем. И потому что устала. Или женщина не может устать?
– Может, но ... не только в этом дело.
– Твои товарищи денег просят?
– Откуда?
– вскинулся Гастас.
– Знаю. Ну, так как? Просят?
– Просят. Пока.
– А ты не отдаёшь? Правильно. Я бы тоже не отдал. Не заработали ещё. Слушай, что я тебе скажу... Ты не говорил им, что за постой расплатился?
– Нет.
– Правильно. А дурЯт они от скуки. Так что... Мне люди нужны за торгом смотреть. Завтра я скажу парням... Доспехи и оружие ведь у вас есть теперь?
– Есть.
– Тогда я скажу, что каждому за день я заплачу по два больших медяка. Ну, и кормлю, разумеется, и пиво, как положено. Вот им и занятие. Кто знает, сколько вы здесь просидите, пока караван придёт? А я дело предлагаю.
Гастас поднял стакан, отхлебнул, скривился: пиво выдохлось.
– С тобой не поспоришь. Да и незачем. Меня берёшь?
– Конечно. Только не сиди зря ночью. Пошли спать.
– Зря? А сам? Впрочем...
– Хочешь сказать, что не зря?
– Ничего я не хочу сказать.
– Гастас, - Тадарик пристально посмотрел в глаза юноше.
– Эта девка всё равно под кого-нибудь бы подлезла. Ты её не хочешь, а я - не против. Если кто-то, то почему не я?
– Я ни-че-го не хотел сказать, - чуть не по слогам повторил Гастас, зло блестя глазами.
– Правильно. Здесь говорить нЕочем. Лучше скажи: как у тебя с Анной?
– А как у меня может быть?!
– Ты не шуми. Люди спят. Думаешь, как они, прожить одним днём?
– А ты как думаешь?
– Я?
– Тадарик невесело усмехнулся.
– Я думаю, что мир не меняется. Смотрю я на тебя, а себя вижу. Тоже, как ты, думал, что нет у меня ничего: ни дома, ни семьи, ни завтрашнего дня. А он возьми и наступи.
– И что?
– Ничего. Живу, как видишь. Только вот не знаю: зачем?
Они помолчали.
– Ладно, - Тадарик хлопнул по столу.
– Не мне тебя учить. Пошли спать.
Глава 8. Служба наёмника.
Утром хозяин предложил всем выйти за ворота. Все согласились. Гастас узнал об этом, когда вернулся от Лагаста. Тот ещё не проснулся. Лицо мужчины посветлело, жар спал, но на чёрных волосах, изморозью проступила седина. Гастас постоял над побратимом, но будить не стал. Пусть спит. Ириша было вскинулась, посмотрела на пришельца соловыми глазами. Она, как и полагается образцовой служанке, спала в ногах госпожи, как и та в одежде, на шкурах, постеленных на землю, рядом с кроватью больного. Рука девочки потянулась к руке Ани, но юноша погрозил ей, прижал палец к губам: "Спите спокойно", посмотрел на измождённое лицо спящей. Да, загонял он девушку: бледна, осунулась. Аж череп просвечивает. Порадовать бы её, да только чем?
Услышав от товарищей о сговоре, Гастас кивнул: "Я с вами".
Мясной завтрак с пивом, оружие, щит, полный доспех на теле. Не на гулянку идут. Старуха подхватилась успеть на рынок: пива заказать, муки, молотого ячменя на кашу. Тадарик хозяйку свою чуть подпихнул: мол рыбных пирогов бы. Да где рыбы взять? Но в ответ получил лишь равнодушный взгляд. И Алевтина обиды добавила: внаглую, в воротах подошла, обняла и при всех пообещала ласково: "Сегодня не жди. Не приду". Тадарик не смолчал. Улыбнулся так же ласково, пообещал: "Не буду". С легкой такой угрозой, но без злости. Вроде пошутил.
Остановился отряд в городских воротах. Поначалу ждали, когда стража ворота откроет, когда купцы подойдут. Куда торопиться? На солнцепёке настояться успеется, а здесь пока тень. Вот купцы подошли, возы с товаром и для товара подтянулись, ворота распахнулись, а Тадарик приказа выступать, не отдаёт. Заволновались купцы: непорядок. Договаривались же...
Тадарик не спорит:
– Договаривались. Но вчера на торге неспокойно было, поэтому сегодня в отряде людей больше. Добавить бы надо.
Один из купцов, работорговец местный, возмутился:
– Не по совести, каждый день цену пересматривать!
Тадарик руками развёл:
– Так ведь и ты, почтеннейший цену на торге пересматриваешь, а ничего до сих пор не купил. Озлобляешь пришельцев. Им ведь тоже долго здесь стоять нельзя. Стравят овцы всю траву - уходить пора. Да и купцов на торге прибавилось.
Купцы шуметь, купцы грозить, а Тадарик улыбается:
– Я - вольный воин: городу не подчиняюсь, с законом не спорю. Хотите торговать без меня - торгуйте. Нужна охрана - платите.
– Да вы все здесь бродяги безродные, одним днём живёте! А я - человек семейный, уважаемый. У меня дети, внуки. Я народ кормлю!
– Разоряется громче всех работорговец.
– Мы - тоже народ, - спокойно Тадарик возражает.
– И есть тоже хотим. А когда одним днём живёшь - прожить его сытно и весело хочется.
А солнце-то всё выше и выше. А время-то идёт. Заволновались купцы, про прибавку спросили, поторговались чуток, но больше для порядка. Тадарик немного накинул. Пол малого золотого всего. Было полтора за день, стало - два. Если на всех разбросать - пустяк выходит. И было из-за чего так долго в воротах перепираться. Но теперь Тадарик не успокоился. Всем видно, как здорово его работорговец зацепил:
– А с тебя, почтеннейший - пеня: десять девок сегодня ко мне в дом пришлёшь.
– Десять? Это будет стоить...
– Тебе? Возможно. А вот мне - ни медяка. Да ты не жмись. Целыми и живыми утром вернём. Даже не сотрутся.
Работорговец упёрся, злится, другие купцы галдят, подгоняют его:
– Да не тяни ты!
– Соглашайся быстрее!
– Время идёт!
– Не деньги же с тебя требуют!
Куда одному против всех, но упирается:
– Пяти с вас, жеребцов, хватит.