Новая эпоха
Шрифт:
Герда, наконец, оставила в покое сарафан и пошла к бане. Остановилась на пороге, посмотрела на чародеев и махнула хвостом, приглашая.
— Так. Игнат, подбери одежду. Может пригодиться, если Герда след потеряет.
В бане пахло мятой, которая была основой дезинфицирующей пасты, и берёзовыми вениками. Игнат и Софья остались в предбаннике, Марина и Герда зашли в парилку. Дверь оставили открытой, чтобы впустить немного света — маленькое оконце в основном помещении не слишком хорошо справлялось со своей задачей.
Ведьмовская собака выполняла работу
Герда покрутилась у печки, сунула нос в бак для холодной воды, затем подошла к полку, на котором громоздились тазы и шайки, подняла морду вверх и замерла на несколько минут. Все терпеливо ждали.
Наконец, собака встрепенулась, замахала хвостом и уставилась на хозяйку. Спустя мгновение в сознание Марины ворвалась информация, сотканная из запахов и туманного образа аур.
Шевченко не очень удивился, когда Герда метнулась к выходу. Хотя, когда ведьма, едва не сбив Хромушку, рванула за собакой, мужчине стало немного не по себе. Но удивляться времени не было, Игнат схватил целительницу за руку и поспешил за поисковым дуэтом.
Во дворе их поджидали. Марина взглянула на Шевченко и, с трудом выталкивая слова, заявила:
— Человек. Старая самка. С больной душой. Пахнет алкоголем, потом и тусклой радостью. Бежала, торопилась. Домой. В руке держит большую черноту. Но маленькую, бесконечную.
— Ага, я понял. — Ничего не понял ведьмак.
Глаза Сычковой немного светились. Гордую осанку сменила сутулость, губы периодически подрагивали, обнажая белые зубы. Хромушка поёжилась — зрелище было жутковатым.
Марина и Герда несколько секунд смотрели друг другу в глаза, а потом направились к воротам, ведущим в Приречье. Целительница и Игнат последовали за ними.
Женщина и собака шли уверенно. Иногда останавливались и замирали, играя в гляделки. Спутники ничего не спрашивали и терпеливо ждали новой информации.
— Надела черноту на палец. Полыхнуло лиловым. Она не понимает.
Шевченко кивнул. Хромушка вдруг подумала, что Маргарита вынесла из бани какое-то кольцо — по обрывочному звериному описанию выходило именно так.
В километре от Красноселья собака замерла, оскалила зубы и зарычала.
— Боль. Страх. Чернота выдавливает душу. Самка умирает. Чернота становится золотой. Тело живёт.
Миг, когда Марина вновь стала сама собой, Игнат пропустил. Ведьма устало подытожила:
— Значит, так. Чужаки, точнее, Прасковья со свитой, оставили в бане заражённое украшение. Скорее всего, из Вырая. Поэтому на них татуировки охраны и не сработали — не колдовали ведь. Просто пришли, подложили, ушли. И кольцо в спячке находилось, пока эта дурёха на палец его не надела. Здесь, в этом месте, она потеряла душу. И превратилась в Чуму.
— Бедняга, — расстроено сказала Хромушка.
— Ладно, как оно произошло, мы поняли. Дальше как действуем? — Спросил Игнат.
— Чёртова алкоголичка! — Взорвалась вдруг Сычкова. — Интересно, старая ведьма специально мать своего нынешнего тела использовала, или это случайность? По правилам кольцо нужно было показать охране, проверить, что за вещь, какую
Гнев исчез. Ведьма закрыла глаза и потёрла лоб рукой:
— Надо отдохнуть пару минут. И продолжим.
Естественно, Слава даже не подумал остаться в сельсовете. За долгие годы близкой дружбы с кузиной о колдовстве он узнал гораздо больше других обычных людей. И понимал, что истинная причина роспуска облавы не в каких-то «колдовских эманациях», о которых распинался Семашко, а в банальной заботе об окружающих. Марина совершенно не представляла, как бороться конкретно с Инфекциями, и рассчитывала лишь на общие принципы воздействия на нежить. Поэтому ведьма не могла предсказать, как будет проходить отлов и уничтожение — вдруг кто-то окажется рядом и пострадает. Коваль считал, что в таком важном деле, как поимка Чумы, лишняя помощь не помешает, поэтому, выяснив у Данилы содержание телефонного разговора, решил прогуляться до пропускного пункта.
Для начала проверил наличие осиновых болтов и гвоздей. На гвозди Татьяна Бондаренко нашёптывала защитные заговоры. Они, конечно, были не так эффективны, как магия Марины, но в критической ситуации могли отвести глаза врагу, слегка сменить направление полёта пули или заставить противника споткнуться. Достаточно было лишь бросить гвоздь перед собой. Заговоры действовали только на агрессивно настроенных животных, пьяных и интеллектуально неразвитых людей, к тому же не слишком долго. В сражении с нежитью гвозди были бесполезны, но Коваль за одиннадцать лет научился не пренебрегать мелочами. Иногда ерундовая на первый взгляд вещица могла спасти жизнь. Ещё мужчина взял охотничий нож, арбалет и любимый топорик, который когда-то давно подарили домовые.
Приятели из дружины посмотрели на Вячеслава с удивлением, когда он вышел на крыльцо сельсовета, вдохнул полной грудью воздух и бодро направился к выходу из деревни.
— Славик, Викторовна просила не шастать! — Крикнул кто-то вдогонку.
Коваль лишь махнул рукой в ответ на предупреждение. Люди занялись своими делами. Конечно, кое-кто с тревогой смотрел вслед искателю, но остановить его не пытались — все здесь прекрасно знали Славу и понимали, что он в любом случае сделает по-своему.
Хоть дождь и закончился несколько часов назад, воздух всё ещё был тяжёлым. Голубое небо казалось мутным, лужи не спешили высыхать, а мерзкая мошкара лезла в нос, рот и глаза. Намечалась ещё одна гроза.
Идя по мокрой дороге, Вячеслав размышлял о том, что конец лета в этом году выдался аномальным. Обычно после второго августа грозы сходят на нет, но вот уже за углом маячит сентябрь, а небо всё ещё швыряется молниями. Возможно, чудит природа, которая одиннадцать лет назад начала восстанавливаться. А может быть, это вина кого-то из Высших, тех, кого далёкие предки величали богами. Например, один такой много сотен лет назад любил погреметь, поездить в колеснице по небу. И люди считали его едва ли не самым главным богом, строгим, но справедливым, покровителем воинов. Правда, с начала Новой эпохи ни в Приречье, ни в дружественных поселениях его не видели, но на то он и Высший, чтобы не показываться простым смертным.