Новая эпоха
Шрифт:
М.А. Бондаренко, «О сверхъестественных существах».
Мужчина по-хозяйски чмокнул партнёршу в нос и, тяжело дыша, откинулся на подушки. Марина, прижавшись к мускулистому телу, довольно улыбнулась. Её накрыла изумительная истома. Хотя кое-где побаливало — в сегодняшнем образе Змей оказался немного грубоват, но это было именно то, чего сейчас хотелось ведьмовской душе. Постельные упражнения словно стёрли смертельную усталость, заработанную за последнюю неделю, а главное, за сегодняшнюю ночь, которая была наполнена дождём, беготнёй по полю, убийством нежити и встречей с двоедушником.
— Детка, ты великолепна.
— М-м-м…
— И не переживай. Я всё решу. Твои проблемы — мои проблемы.
— Мгм…
— Женщина вообще не должна тянуть всё на себе. Вы рождены, чтобы радовать глаз.
Слова звучали искренне. В голосе, смягчённом сексом, всё равно слышались металлические нотки.
Жёсткая, мозолистая рука заскользила по женской груди.
— Не надо. Хватит, — пробормотала Марина.
Нечистый зло сверкнул жёлтыми змеиными глазами, встал и начал одеваться. Ведьма с тоской смотрела на широкую, покрытую грубыми шрамами спину, бугрящиеся мышцами руки и бритый затылок.
— Как жаль, что ты всего лишь секс-игрушка.
— Сейчас моя малышка заснёт, а когда проснётся, ей не надо будет думать и действовать. Жизнь станет безопасной. И всё благодаря мне, — откликнулся брутальный мачо. Фраза была не осмысленным ответом, а автоматической реакцией на женский голос.
Сычкова вздохнула. Наваждение рассеялось. Женщина сняла с шеи медальон — маленький, размером с мизинец, глиняный пенис на льняном шнурке, и «брутальный мачо, решающий задачи любой сложности», исчез. Волокита, любак, любостай был опасен лишь для обычных женщин. Глупышек, вызывающих его ради острых ощущений, он убивал в первую же ночь, сразу после любовных игр. Тех, кого выбирал сам, первое время берёг. Иногда дело доходило даже до беременности, которая, впрочем, всегда заканчивалась выкидышем. Но и этих несчастных Змей рано или поздно сжигал. Колдунье бояться было нечего — нечистый полностью лишался свободы воли в её обществе. Сычкова прекрасно понимала — он её ненавидел, но поделать ничего не мог. Медальон держал крепко.
Нужно было вставать и одеваться — любовная гимнастика помогала расслабиться, привести мысли в порядок и успокоиться, но проблемы от этого никуда не девались. К сожалению, Огненный Змей не мог заменить настоящего любимого человека, с которым можно было бы разделить ответственность за происходящее.
Погребение было условным, ведь все трупы уже сожгли. Последние превратились в прах ночью, после того, как было объявлено об уничтожении Чумы. Но это не помешало собраться у кладбища и установить православный крест, у основания которого прикрепили большую табличку с именами погибших. Тела шестерых украинцев ожидали своей очереди в бараке на пропускном пункте — по традиции, их нужно было похоронить на третьи сутки после смерти. Пятеро оставшихся в живых мужчин и девушка сейчас присутствовали на скорбной церемонии, в полной мере разделяя горе приреченцев.
Сычкова появилась на кладбище уже тогда, когда люди закончили прощаться с родными и близкими. Подошла к отцу, взяла его под руку. Улыбка едва тронула губы совершенно седого Виктора.
— Здравствуй, доча. Ты в своём репертуаре. Почему к началу не пришла?
Они замедлили шаг, постепенно пропуская вперёд сельчан.
— Ты же знаешь, я ненавижу похороны. А здесь вообще катастрофа, — еле слышно сказала Марина.
Мужчина кивнул:
— Пятьсот два человека, из них сто пятнадцать детишек.
Колдунья вздрогнула. Она знала, что потери огромны, но лишь сейчас, услышав конкретную цифру, постигла в полной мере, насколько.
— Какой кошмар. — Женщина почувствовала, как глаза защипало от слёз. — Я слишком долго ловила.
— Ты ни в чём не виновата, — вздохнул Виктор, — сделала всё, что могла. И вообще, если бы не ты, здесь давно не было бы ни одного жителя. Живого, по крайней мере.
Мимо прошёл Глеб, скользнув по сестре невидящим взглядом. Глаза его были красными, нос опухший. На безмолвный вопрос отец ответил дрогнувшим голосом:
— Яна. И вся её семья.
Невеста Глеба. Хорошая, работящая девушка. Свадьбу планировали на сентябрь, ребёнок должен был родиться в начале зимы.
У Марины внутри всё заныло от жалости. Она еле остановила собственный порыв подбежать, утешить. Не сейчас. Парень должен в полной мере погрузиться в горе, чтобы почувствовать дно, от которого можно оттолкнуться. А уж потом надо будет вовремя протянуть руку, чтобы вытащить.
«Зачем, зачем Прасковья это устроила?!»
Эдуард, сидя в клетке, которая стояла перед сельсоветом, исподлобья глядел на приреченцев. На небольшой площади было не протолкнуться — поминки перенесли на вечер, так как пришлось срочно решать ещё одну проблему. Чуть в стороне от местных перешёптывались житомирцы — они в общих чертах понимали, почему Шевелёва отгородили от людей, но подробностей не знали. А жители Красноселья, Яблоневки и Потаповки вообще терялись в догадках — по толпе ползли всевозможные версии, одна экзотичнее другой. Мужчина должен был провиниться довольно сильно, раз к нему применили столь серьёзные методы охраны. Клетку сварили из арматуры и усилили колдовством шесть лет назад, специально для мутировавшего медведя, который повадился захаживать в Потаповку. У мишки благодаря Выраю выросла вторая пара передних конечностей — эти две вполне себе человеческие руки ловко вскрывали замки на сараях и погребах. Три года назад в клетке сиживал опивень, прошлым летом — неведомо как попавшая в эти широты гигантская чупакабра, а вот людей в клетку ни разу не помещали.
— Может, он и есть Чума? — Шептал пожилой мужчина.
— Ты что! — Отвечали ему так же тихо. — Он же ж не баба! Чума — баба в чёрном!
— А разве он не усёл неделю назад? — Интересовалась миниатюрная женщина с азиатским разрезом глаз.
В ответ лишь пожимали плечами.
На крыльцо вышла администрация — три старосты деревень, включая Максима, участковый, воевода, колдунья, и председатель. Директор школы, которая всегда занималась несовершеннолетними жителями Приречья, к сожалению, стала жертвой Чумы вместе со всей своей семьёй. Чуть в стороне переминался с ноги на ногу Шевченко, как представитель пострадавшей стороны.
Семашко пару раз кашлянул, пытаясь привлечь всеобщее внимание. Михалыч встрепенулся, бросил взгляд на дочь и тут же поник — девушка после ночных злоключений и долгого ожидания у частокола выглядела слегка помятой — вряд ли она могла в таком виде покорить сердце председателя сельсовета.
— Спадары! — Зычно крикнул Артём. Сотни пар глаз уставились на него в ожидании. — В первую очередь предлагаю почтить погибших минутой молчания.
Шевелёв, которому казалось, что он выглядит невозмутимо и высокомерно, на самом деле был жалок. Он ужасно трусил. Страшная, жуткая Сычкова после того удара в зубы просто развернулась и ушла. Вязал его незнакомый черноволосый колдун, который ничего не спрашивал, не объяснял, притащил на пропускной пункт, созвонился с сельсоветом и вызвал дружину. Молчаливые молодцы привезли его в деревню, посадили в эту клетку и оставили наедине с собой. Ну, почти — рядом всегда кто-то находился и следил, чтобы Эдуард не заснул.