Новая философская энциклопедия. Том третий Н—С

Коллектив авторов

РАЦИОНАЛЬНОСТЬ (от лат. ratio - разум) - термин, символизирующий одну из ключевых тем философии, фундаментальную проблему, решение которой определяется общим содержанием той или иной философско-методологичес- кой концепции. Проблема состоит в выяснении смысла «разумности» как предикации (бытия, действия, отношения, цели и т. д.). Уже на уровне этой предельной общности проблема «разветвляется», приобретая различные формы и аспекты. Что такое разумность, каковы ее существенные определения? К каким родам и видам бытия применимы эти определения? Исторически изменяемы и относительны эти определения или же неизменны и абсолютны? Возможны ли градации «рациональности»? На каких основаниях могла бы строиться типология различных типов рациональности? Ответы на эти и подобные вопросы определяют тот или иной подход к раскрытию темы рациональности. «Логоцентрическая» парадигма европейской философии, сложившаяся в Античности и достигшая своей наиболее законченной формы в классическом рационализме, зиждилась на убеждении в абсолютности и неизменности законов вселенского разума, постигаемых человеком и обнаруживаемых им в собственной духовной способности. Наиболее ясными и очевидными из этих законов античная высокая философская классика признавала законы логики, которые, согласно Аристотелю, являются фундаментальными принципами бытия и мышления. От этого ведет начало тенденция уравнивать «рациональность» и «логичность»: все, что соответствует законам логики, рационально, то, что не соответствует этим законам, нерационально, то, что противоречит логике, иррационально. Но «разумность» и «логичность» — не синонимы. Дело не только в том, что логически корректными могут быть и вполне бессмысленные «умозаключения». «Разумность» некоторой системы (объектов, рассуждений, действий, способов поведения ит.д.)можетбытьопределенатакими,напр.,признака- ми, как целесообразность, эффективность, экономия средств для достижения цели, гармоничность и согласованность элементов, объяснимость на основании причинно-следственных зависимостей, систематичность, успешная предсказуемость, и другими подобными свойствами и характеристиками. Идеал рациональности, выработанный классическим рационализмом, охватывает все возможно бесконечное множество таких характеристик; в этом смысле идеальная рациональность — это совпадение с Абсолютным Разумом. Однако рациональность как характеристика умственных и практических действий человека не совпадает с этим идеалом. Поэтому для описания рациональность «выбирают» те ее свойства, которые полагаются существенными. В зависимости от этого выбора, имеющего исторически и культурно обусловленный характер, «рациональность» предстает в различных формах. Отсюда — возможность исторической типологии рациональности (античная, средневековая рациональность, научная рациональностьНовоговремени,«неклассическая»рационалъ- ность науки 1-й пол. 20 в. и т. д.). Отсюда же — восходящее к Средним векам и увенчанное в философии Канта различение «рассудка» и «разума» (соответственно рассудочной и разумной рациональности). Рассудочная рациональность оценивается по определенным (и достаточно жестким) критериям (законы логики и математики, правила и образцы действия,

кау- зальныесхемыс^яснения,принципысистематики,фундамен- тальные научные законы и др.). Разумная рациональность — это способность оценки и отбора критериев, их обсуждения и критики, она необходимо связана с интеллектуальной интуицией, творческим воображением, конструированием и т. д. Разумная рациональность выступает как основание критической рефлексии над рассудочной рациональностью.

425

РАЦИОНАЛЬНОСТЬ Для рассудочной рациональности критика ее критериев выступает как нечто нерациональное или даже иррациональное. Однако догматическое следование жестко обозначенным и «узаконенным» критериям также есть не что иное, как «неразумность», опасное окостенение разума, отказывающегося от творческого и конструктивного развития. «Критериальный» подход к раскрытию темы рациональности заключает в себе возможность противоречия. Так, если в роли критериев рациональности приняты законы классической (двузначной) логики, то «критика» этих законов сторонниками неклассической (многозначной, интуиционистской) лотки выглядит иррациональной. Аналогичные подозрения у сторонников «физического детерминизма» вызывают индетерминистические описания объектов микромира. Конфликт может быть «улажен»: двузначная логика перемещается на уровень метаязыка логической теории, и ее законы остаются обязательными условиями построения этой теории; детерминизму придается «более широкий» (в частности, вероятностный) смысл и т. д. Но если рациональность полностью определяется своими критериями, то сам выбор этих критериев не может быть обоснован рационально (из-за «логического круга») и, следовательно, совершается по каким-то иным, напр., по ценностным, соображениям. Это делает выбор критериев рациональности результатом явных или неявных конвенций и прагматических решений, а сами эти конвенции и решения могут не совпадать и даже противоречить друг другу. Противоречие воспроизводится и тогда, когда пытаются определить рациональность через некий ее образец (таковым, напр., с давних пор считалась наука, в особенности математическое естествознание). Споры, составившие основное содержание философии науки 20 в., показали, что попытки определения границ науки и научной деятельности с помощью однозначных критериев рациональности не могут быть успешными (см. Демаркации проблема). Здесь налицо все тот же логический круг: рациональность пытаются определить по признакам научности, а научность — через рациональность. Подобные же трудности возникают и с другими «претендентами» на образец рациональности: кибернетическими системами, организацией производства и управления и т. д. Отсюда попытки определения и применения «частичных» понятий рациональности, не претендующих на философскую всеобщность, но охватывающих значительные и практически важные сферы социального бытия, познания и деятельности. К их числу можно отнести понятие «целерациональнос- ти» (или «формальной рациональности»), с помощью которого в экономической социологии М. Вебера описываются отношения производства, обмена, учета денег и капиталов, профессиональной деятельности, т. е. важнейшие элементы рыночной экономики и соответствующей ей организации общества. По аналогии с «формальной рациональностью» Вебера строились гносеологические и методологические модели рациональности, в которых в качестве познавательных целей выступали: согласованность, эмпирическая адекватность, простота, рост эмпирического содержания и другие аналогичные свойства концептуальных систем. Каждая из таких моделей давала определенное представление о том, каким образом эти цели могут быть достигнуты, и, следовательно, формировала специфический образ рациональности. Отсюда идея, согласно которой «рациональность» есть особый конструкт, не имеющий универсально-объективного референта, но выполняющий методологическую роль, содержание которой определено той или иной моделью рациональности. Тем самым понятие «рациональность» получает трактовку в духе плюрализма. Однако плюралистическая установка не снимает напряжения, связанного с вопросом о том общем, что имеется у всех возможных моделей рациональности. Поэтому предпринимаются усилия для объединения моделей рациональности в рамках некоторого (более или менее универсального) философско- методологического подхода. Напр., рациональными считают способы поведения и деятельности или концептуальные системы, которые могли бы обеспечить продуктивную интеллектуальную и практическую коммуникацию. Рациональность в таких случаях обеспечивается интерсубъективностью, под которой понимают: ясность и общее согласие относительно понятий и суждений (семантическая интерсубъективность), обоснованность суждений фактами и наблюдениями (эмпирическая интерсубъективность), логическую связность и последовательность (логическая интерсубъективность), воспроизводимость образцов действия или рассуждения (операциональная интерсубъективность), общепринятостьнорм иправил поведения или оценки (нормативная интерсубъективность) (К. Хюбнер). Характерно, что эти виды интерсубъективности не имеют точных дефиниций, а трактуются интуитивно. Т. о., общий смысл рациональности как интерсубъективности зависит от принятых (явно или неявно) конвенций данной культуры. Это открывает путь к такой расширительной трактовке рациональности, при которой ни одна из форм интерсубъективности не является доминирующей или парадиг- мальной. Из этого следует, в частности, что большинство противопоставлений «рациональной науки» и «иррационального мифа» не имеют методологических оснований. Если рациональность — это многообразие форм интерсубъективности, то миф не менее рационален, чем наука (П. Фейерабенд, Т. Роз- закидр.). Т. о., «критериальный» подход к пониманию рациональности приводит к одной из двух крайностей: с одной стороны, это неправомерная абсолютизация каких-то частных моделей рациональности, которые принимают за рациональность «как таковую», с другой стороны, релятивистская трактовка рациональности, при которой само это понятие «расплывается» в плюрализме частных моделей. «Абсолютизм» как методологическая стратегия опровергается историческим развитием конкретных форм рациональности, релятивизм превращает понятие рациональности в ненужный привесок к методологии, в дань метафизической традиции. Отношение между «критериальной» и «критико-рефлексив- ной» рациональностью может предстать как парадокс. Подчинив свою деятельность (интеллектуальную или практическую) жесткой системе критериев, субъект утрачивает ту рациональность, благодаря которой возможна критическая рефлексия и ревизия этой (как и всякой иной) системы. Если он решится на пересмотр или даже на разрушение системы, попытается улучшить ее или заменить другой, он поступит иррационально. И эта «иррациональность» как раз и выражает рациональность, присущую ему как разумному существу! Этот конфликт — следствие того, что «критериальный» и «критико-рефлексивный» подходы к теме рациональности искусственно разделены и противопоставлены один другому. Отсюдажепредставлениеобэтихподходахкакобописанияхраз- личных типов рациональности — «низшего» и «высшего». Но оценивать типы рациональности по некой шкале затруднительно, поскольку сама шкала должна быть рациональной, т. е. соответствовать какому-то из сравниваемых типов, и, еле-

426

РЕАЛИЗМ довательно, сравнение столкнется все с тем же «логическим кругом». Преодоление конфликта возможно, если исходить из принципа дополнительности обоих подходов (в духе методологических идей Н. Бора). «Критериальный» и «критико-рефлек- сивный» подходы образуют смысловую сопряженность, совместно описывая рациональность как объект философского и методологического анализа. Применимость идеи дополнительности в роли базисного принципа теории рациональности является предметом современных философско-методолог ических исследований. Тема рациональности звучит в современных культурологических, социально-философских, философско-антропологически х исследованиях. Так, существует тенденция оценивать развитие культуры по признаку нарастания или убывания в ней элементов рациональности; с развитием рациональности связывают процессы демократизации общества, уровень цивилизации, эффективность социальных институтов. В то же время в чрезмерной рационализации социального бытия видят угрозу для личностного существования человека. Рациональность часто принимают за ограничитель субъективной свободы и творчества. С этим связаны призывы вернуть рациональности во многом утраченную в «техногенной цивилизации» роль важнейшей культурной ценности, «вновь обратиться к разуму — как той высшей человеческой способности, которая позволяет понимать, — понимать смысловую связь не только человеческих действий и душевных движений, но и явлений природы, взятых в их целостности, в их единстве: в их живой связи» (Рациональность на перепутье, кн. 2. М., 1999, с. 21). Т. о., тема рациональности проблематизирует практически все основные сферы, охватываемые современным философским мышлением. Лит.: Пружинин Б. И. Рациональность и историческое единство научного знания. М., 1986; Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988; Касавин И. Т., Сокулер 3. А. Рациональность в познании и практике. Крит, очерк. М., 1989; ШвыревВ. С. Рациональность как ценность культуры. — «ВФ». 1992, № 6; Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994; Рациональность на перепутье, кн. 1—2. М., 1999; IIopvc В. Н. Парадоксальная рациональность (очерки о научной рациональности). М., 1999; Rationality in Science and Politics. Dordrecht, 1984. В. Н. Пору с

РЕАЛИЗМ (от позднелат. realis — вещественный, действительный) — философское направление, признающее лежащую вне сознания реальность, которая истолковывается либо какбытиеидеальныхобъектов(Платон,средневековаясхолас- тика), либо как объект познания, независимый от субъекта, познавательного процесса и опыта (философский реализм 20 в.). Проблема универсалий исторически восходит к учению Платона об организующих мир и самодовлеющих сущностях — «идеях», которые, находясь вне конкретных вещей, составляют особый идеальный мир. Аристотель в отличие от Платона считал, что общее существует в неразрывной связи с единичным, являясь его формой. Реализм в средневековой философии — один из основных наряду с номинализмом и концептуализмом вариантов решения спора об универсалиях, выясняющих онтологический статус обших понятий, т. е. вопрос об их реальном (объективном) существовании. В отличие от номинализма, для которого реальна лишь единичная вещь, а универсалия — основанное на реальном сходстве предметов обобщение в понятии, реализм считает, что универсалии существуют реально и независимо от сознания (universalia sunt realia). В богатом оттенками учении реализма обычно выделяют два еговида:крайнийреализм,считающийуниверсалиисуществу- ющими независимо от вещей, и умеренный реализм, полагающий, что они реальны, но существуют в единичных вещах. Реализм в крайнем своем выражении из-за пантеистических тенденций вошел в конфликт с церковью, поэтому в Средние века господствовал умеренный реализм. Платонизм переработан в 3—4 вв. неоплатонизмом и патристикой (крупнейший представитель последней Августин истолковывал «идеи» как мысли творца и как образцы творения мира). Иоанн Скот Эриугена (9 в.) считал, что общее целиком присутствуетвиндивидууме (единичные вещи) и предшествует ему в божественном уме; сама вещь в своей телесности есть результат облачения сущности акциденциями (случайными свойствами) и является суммой умопостигаемых качеств. В 11 в. крайний реализм возникает как оппозиция номинализму И. Росцелини, выраженная в доктрине его ученика Ги- льома из Шампо, утверждающего, что универсалии как «первая субстанция» пребывают в вещах в качестве их сущности. В русле реализма развивают свои учения Ансельм Кентербе- рийский (11 в.) и Аделард Батский (12 в.). Ансельм признает идеальное бытие универсалий в божественном разуме, Но не признает их существования наряду с вещами и вне человеческого или божественного ума. Но наиболее устойчивым и приемлемым для церкви оказался реализм Альберта Великого и его ученика Фомы Аквинского (13 в.). Универсалии, согласно Фоме, существуют трояко: «до вещей» в божественном разуме — как их «идеи», вечные прообразы; «в вещах» — каких сущности, субстанциальные формы; «после вещей» в человеческом разуме — как понятия, результат абстракции. В томизме универсалии отождествляются с аристотелевской формой, а материя служит принципом индивидуации, т. е. разделения всеобщего на особенное. Умеренный реализм серьезно поколебленный номиналистом Ок- камом, продолжает существовать и в 14 в.; последняя значительная доктрина умеренного реализма появляется в 16 в. у Суареса. Средневековый реализм пытался осмыслить проблему общего и единичного, природу абстракций. Реализм в современной философии — совокупность философских учений и школ, общая черта которых — признание реальности предмета познания, т. е. его независимости от сознания и познавательных актов. Признание объективности предмета познания в гносеологии связано в современном реализме с метафизическим противопоставлением субъекта и объекта как в гносеологическом, так и в онтологическом плане. Разрабатываются три варианта понимания познания: непосредственноепознание,подразумевающеепринципиаль- ную однородность субъекта и объекта в онтологическом плане (неореализм, или «непосредственный реализм»); опосредованное, связанное с принципиальной их разнородностью и требующее «посредника», переносящего информацию от объекта к субъекту (критический реализм); третьим является «онтологическое» решение, признающее субъект и объект равноправными сторонами единого бытия (критическая онтология). Лит.: Пути ре&тизма. М., 1926; ЛукановД. М. Гносеология американского «реализма». М., 1968; Юлина Н. С. Проблема метафизики в американской философии 20 в. М., 1978; Harlow V. Е. Bibliography and Genetic Study of American Realism. Oklachoma City, 1931; Wild J. Introduction to Realistic Philosophy. N. Y., 1948; PassmoreJ. A Hundred Years of Philosophy, rev. ed. N. Y, 1966; Grabmann M. Die Geschichte der scholastischen Methode, Bd. 1-2. В., 1957; Taylor И.О. The Medieval Mind, v. 1-2. Cambr., 1959; Carre M. H. Realists and Nominalists. Oxf.,

427

РЕАЛЬНОСТЬ 1961; Copleston FA. A History of Philosophy, v. 2-3. N. Y., 1962-63;. Stegmuller W. Glauben, Wissen und Erkennen. Darmstadt, 1967. А. Л. Доброхотов

РЕАЛЬНОСТЬ (от позднелат. realis — вещественный, действительный) — философский термин, употребляющийся в разных значениях: все существующее вообще; объективный мир; действительность; фрагмент универсума, составляющий предметную область соответствующей науки (напр., «физическая реальность», «биологическая реальность»).

РЕАЛЬНОСТЬ ФИЗИЧЕСКАЯ - понятие, характеризующее исходный эмпирический базис физических теорий, который различным образом фиксируется, моделируется, представляется на разных уровнях познавательного процесса. Термин «физическая реальность» введен в методологию физического познания А. Эйнштейном. Это понятие связано, с одной стороны, с содержанием категории «объективная реальность» (физический мир), а с другой — с содержанием категорий объекта и субъекта познания. Соответственно физическую реальность определяют на уровне наблюдений и эксперимента (напр., как проявление микромира в макро- объектах, что регистрируется специальными устройствами и органами

чувств исследователя) и затем рассматривают эту же физическую реальность на различных уровнях ее проявления: эмпирическом (напр., описание треков в камере Вильсона) и теоретическом (создание модели структуры элементарной частицы и т. д.). На эмпирическом уровне физическая реальность представлена различными обобщениями, систематизациями данных измерительных устройств, а на теоретическом — логическими реконструкциями результатов опосредствования объектов исследования условиями познания в форме целостных систем физического знания — физическими теориями и моделями исследуемой реальности. Необходимость формирования понятия физической реальности возникла тогда, когда физическая наука стала все больше удаляться от исследования непосредственно наблюдаемых вещей и процессов, используя все усложняющиеся экспериментальные средства и все более сложные математические абстракции и формализмы. В методологии классической физики постулировалась возможность абсолютного разделения объекта и субъекта познания и, следовательно, независимость исследуемых вещей и процессов от познания; при этом предполагалось, что либо влияние условий познания на исследуемые объекты несущественно, либо его всегда можно учесть при обработке результатов наблюдений или измерений. В результате в методологии классической физики сформировалось понятие «объекта исследования самого по себе» как фрагмента природы, который познается исследователями точно таким же, каким он существовал в природе, не подверженной влиянию человеческой деятельности. Поэтому считалось само собой разумеющимся, что содержание понятий «природа (физический мир)» и «эмпирическая (наблюдаемая и экспериментальная) реальность» совпадает. Однако между такого рода представлениями и методами исследования сначала электромагнитных процессов, позже и явлений атомного уровня, а также методами теоретических обобщений экспериментальных ситуаций возникли весьма существенные противоречия. Уже при описании электромагнитного поля, которое не воспринимается непосредственно органами чувств исследователя, вводится прибор — «пробный заряд» (электрический заряд, связанный с вещественным образованием), и потому в само определение этого поля и его характеристик входит указание на пробный заряд («напряженность электрического поля есть сила, действующая на единицу пробного заряда»), В специальной, а затем и в обшей теории относительности последовательно устанавливается зависимость описания исследуемых явлении от выбора исходной системы отсчета, ибо ряд их важных характеристик зависит от выбора определенной системы отсчета, и результаты взаимосвязи физических объектов в определенной наблюдаемой или экспериментальной ситуации представляются различным образом на эмпирическом и теоретическом уровнях физического знания: явления «выглядят» по-разному в различных системах отсчета, но физические законы, которые характеризуют сущность явлений, одинаковы в любой системе отсчета. Принципы относительности как раз и определяют в обеих теориях степень независимости наблюдений от выбора системы отсчета и ориентации измерительных устройств. В квантовой физике еще в большей степени учитывается опосредование физических объектов условиями познания (учет существенного влияния экспериментальных средств, ориентации измерительных приборов и т. д.). В результате в нач. 20 в. в методологии физического познания возникла необходимость радикального пересмотра содержания понятий «физического объекта» и «исходного эмпирического базиса» физической теории. Объект исследования «неклассического» типа — это такой объект, связью которого со средствами исследования пренебречь уже невозможно. Это означает, что если в методологии классической физики исходная предпосылка физического познания — признание объективного существования физического мира и положение об абсолютном характере исследуемых вещей и процессов по существу отождествляемы, то в методологии неклассической физики (релятивистской и квантовой) эти понятия рассматриваются как существенно отличающиеся друг от друга, а справедливость тезиса об абсолютном характере исследуемых физических объектов требует существенной корректировки. Соответственно субъект познания, «субъективные моменты» в познавательном процессе, формы проявления активности исследователя стали определяться с помощью таких раздельных критериев, как «наблюдатель» и «условия познания» (включая и средства познания). И если понятие «природа», или «физический мир», указывает на подлинный источник не только физического, но и любого естественнонаучного познания, то понятие физической реальности относится к конкретным формам деятельности исследователя этой природы при различных условиях познания, выступая исходным эмпирическим базисом физических теорий. Введение понятия физической реальности в методологию неклассической физики свидетельствует об отходе естествоиспытателей от созерцательных познавательных установок и об усложнении способов и средств физического познания. Итак, в методологии современного физического познания используется три понятия реальности: «объективная реальность» (природа, физический мир), «эмпирическая (наблюдаемая или экспериментальная) реальность» и «теоретическая реальность» (мир конструктов, теорий и моделей), которые глубоко связаны между собой. Предпринимавшиеся неоднократные попьтданекоторькисследователейсводитьпонятиеобъектив- ной реальности либо к данным измерительных устройств как к «последней реальности» (а следовательно, их систематизацию объявлять единственной задачей физики как науки), либо представлять теоретические построения физиков как конструирование этой реальности следует считать несостоятельными.

428

РЕВОЛЮЦИЯ Лит.: Эйнштейн А. Диалог по поводу возражении против теории относительности. — Он же. Собр. науч. трудов в 4 т., т. 1. М., 1965; Эйнштейн А., Подольский Б., Розен Н. Можно ли считать, что квантово-ме- ханическое описание физической релятивности является полным? — Там же, т. 3. М, 1966; Бор Н. Квантовая механика и физическая реальность. — Он же. Избр. науч. труды, т. II. М, 1971; Он же. Можно ли считать квантово-механическое описание физической реальности полным? — Там же; Бажан В. В., Дышлевый П. С, Лукьянец В. С. Диалектический материализм и проблема реальности в современной физике. К., 1974; Дышлевый П. С. Эволюция понятия «физическая реальность» в современной физике. — В кн.: Философские вопросы квантовой физики. М., 1970. П. С. Дышлевый

РЕВОЛЮЦИЯ (от позднелат. revolutio — поворот, переворот) — резкий всплеск, бурные возмущения движения, интервал взрывообразнои активности какого-либо явления, в процессе и результате которого оно изменяет свои качественные, сущностные, целостные определенности. Революция — ключевое понятие теорий развития природы, общества, человека, познания (напр., революция в физике, в философии, в моде, революция научно-техническая, культурная и т. д.), означающее «скачок», прерыв постепенности в изменениях, преобразование сути, смену оснований и системного характера предмета в целом. Наиболее широко идея революции используется в познании социально-исторических процессов как ступеней обретения и раскрытия продуктивных сил и способностей человечества. Революция, совместно с реформой (несмотря на довольно сложные взаимосвязи между ними), представляет собой разновидность прогрессивного, эволюционного в широком смысле типа изменений, противостоящую изменениям консервативным, реакционным, регрессивным. В отличие от реформы революция есть наиболее концентрированное, максимально быстрое и глубокое обновление явления, открывающее ему небывалые до этого возможности самоосуществления, самобытия. Сам термин «революция» появился в 14 в. и означал тогда вращательное движение, хождение по кругу. Знаменитая работа Н. Коперника озаглавлена «Об обращении небесных тел» (De revolutionibus orbium coelestium, 1543; рус. пер. М.—Л., 1947). В политической философии 17 в. под революцией подразумевалась циклическая смена правителей или всей государственной элиты. Эвристическое значение революции как круговращения проясняется в контексте становления научной картины мира Нового времени. «Революция» как сохранение (консервация, инерция) количества движения выводит существование тел из-под непрестанной опеки Бога, позволяет человеку предвидетьего последующие местоположения без Провидения. Бытие природных тел, за исключением творения и первотолчка, обретает автономию и постоянство в движении. С событий конца 18 в. во Франции складывается современное понимание революции как описания резких прорывов, радикальных переворотов, глубоко отделяющих предшествующее как старое, отжившее от текущего и будущего как нового, расцветающего настоящего. «Революция» сопрягается с идеями прогресса, развития, включающего моменты отрицания, противоречий, скачков, отрицания отрицания, «снятия», возврата якобы к старому в восхождении по спирали. В сложном, разнообразном взаимодействии с этими идеями понятие «революция» меняет свое основное значение на «сверхинерционность»: сохранение, вернее, константность движения отныне мыслится не в консервации, а в наращивании его количества путем смены ряда форм, в котором вьщеляется точка разрыва, поворот, равный радикальному перевороту. В общем это соответствует закону сохранения и превращения энергии во Вселенной. Философия марксизма с особой силой подчеркнула творческий характер революций как активности масс в развитии общества и государства: обновление человеческой жизни в пролетарской революции совпадает с ее самопорождением, что бесповоротно исключает из мира естественного бытия Бога-творца. В марксистской концепции исторического процесса революции — это ярчайшие и глубочайшие явления продуктивной активности людей, воплощающиеся гл. о. в коллективном действии в кризисные моменты предыстории. Революционные процессы рассматриваются в единстве двух направлений. В общем взгляде на причины и ход истории человечества революция есть способ перехода от одной общественно-экономической формации к другой, качественный скачок и обновление сущности в системной целостности общества, восходящего на более высокий уровень (виток) развития (см. Формации общественные). Предпосылки и «механика» такого преобразования, охватывающего «базис», «надстройку» и «дух» человеческой жизни, классически описаны К. Марксом и Ф. Энгельсом. Вся история жизни общественной формации между революциями от ее рождения до ее смерти делится надвое: на восходящую, прогрессивную стадию и стадию нисходящую, консервативную. Кроме того, в марксистской теории революции особо подчеркивается фактическая и событийная сторона истории, прежде всего новой и новейшей. При анализе и оценке конкретных событий с точки зрения классовой борьбы возрастает значение собственно деятельностной стороны, поскольку учет и умение использовать быстроменяющийся баланс живых общественных сил позволяет ускорить или замедлить наступление объективно необходимых результатов, продлить или сократить и облегчить муки родов нового общественного строя. Складывание объективных и субъективных предпосылок революции, превращение общего кризиса в революционную ситуацию и перевод ее в развертывание собственно революции предстает как историческая задача, решение которой обусловлено возведением теории и практики революции в ранг искусства, в высший вид созидатель- ности — коллективное творчество людьми самих себя и своих форм общежития. В социологии социальных изменений выделяются четыре основные концепции революции: поведенческая, психологическая, структурная и политическая. Первая, предложенная П. А. Сорокиным, определяет революцию как форму отклоняющегося поведения людей, вызванную репрессией врожденных (базовых) рефлексов. Неожиданно вырывающееся беснование орды сумасшедших мгновенно разрушает дисциплину, порядок и т. д. приобретенной цивилизованности. Но хаос революции лишь затрудняет удовлетворение их базовых потребностей, а взрывной расход ускоряет истощение энергетического запаса организма. Вновь возникающая тяга к порядку и истощенность жизненных ресурсов превращает массу в удобный материал для социальной «формовки» новым репрессором. В соответствии с этой концепцией всякую революцию завершают деспотия и тирания. Психологические теории революции концентрируют внимание на проблеме комплексных мотивационных ориентации. Самая влиятельная и наиболее разработанная из них — теория «относительной депривации» Дж. Девиса и Т. Герра. Суть дела не в самих по себе фактах нищеты й социальных лише-

429

РЕДКИЙ ний, а в осознании их несправедливости, которую невозможно более терпеть, несовместимости угнетения с естественным порядком и достоинством людей. Различаются три пути обострения чувства расхождения между ожиданием справедливого, по мнению людей, должного и сущим, которое может обернутьсяреволюцией: 1 )нереализованность«пробудивших- ся надежд», 2) падение реальных стандартов жизни при прежних ожиданиях, «революция отобранных выгод», 3) период процветания, совместный рост улучшения жизни и надежд на будущее неожиданно разделяется, причем светлые ожидания продолжают расти, а реальные возможности успеха блокируются или поворачивают вспять, вызывая «революцию прогресса». Альтернативные психологические теории исследуют революцию на макроструктурном уровне. Согласно им, причины революций следует искать в структурных ограничениях и напряженностях контекста групповых, классовых и национальных (интернациональных) отношений, а не в менталитете индивидов или их межличностных связях, в т. ч. не во взглядах и интересах завзятых революционеров. Успех революционных преобразований, направляемых массовыми выступлениями «снизу», достигается и закрепляется сменой старой политической элиты новой, складывающейся в конфликтных условиях борьбы классов, наций и государств и действующей во имя революционных символов. Тем самым акцентируется значение политики, внутригосударственной и международной, в революции. (Теда Скокпол отводит цент- ральнуюрольгосударствувсоциальныхреволюцияхпрошлогои будущего.) Более односторонней и узкой является трактовка революции исключительно как политического феномена, как нарушения баланса власти и борьбы соперников за управление государством. Экстраординарность революций тем самым снижается до модели соревновательности, до крайней формы соперничества за политический контроль, мобилизующей ресурсы коллективного действия. Трудности и слабости каждой из школ в социологических теориях революции приводят к выводу о необходимости построения синтетической, многомерной концепции, в чем немалую роль может сыграть марксистская концепция революции, очищенная от идеологического догматизма. Центральными в такой теории революции представляются проблемы ее взаимосвязи с идеей прогресса, соотношения ее цены и смысла, возможности ее избежать вообще. Отождествление же любой, в т. ч. и успешной, массовой активности социальных низов с революцией кажется проблематичным. В. П. Перевалов

РЕДКИЙ Петр Григорьевич [4(16) ноября 1808, г. Ромны Полтавской губ. — 7(19) марта 1891, Петербург] — русский правовед, историк философии и философии права, педагог. В 1826, по окончании Нежинской гимназии, поступил на этико-политическое отделение Московского университета. В 1828 отправлен для подготовки к профессорской деятельности в Дерпт (Тарту), с 1830 — в Берлин, где занимался под руководством Савиньи и Гегеля, учение которого оказало влияние на всю последующую научную деятельность Редки- на и выразилось, в частности, в предельной формализации им истории права. По возвращении в Россию был экзаменован и утвержден в звании доктора права (1834). В 1835—48 — профессор Московского университета, читал лекции по энциклопедии права. Был уволен вместе с К. Д. Кавелиным по подозрению в «вольнодумстве» и несколько лет не допускался к преподавательской деятельности. В 1863—78 — профессор Петербургского университета по кафедре энциклопедии юридических и политических наук, в 1873—76 — ректор. Член Государственного совета (1882), почетный член Петербургской Академии наук. Был одним из основателей и председателей Педагогического общества в С.-Петербурге. В 1841 в журнале «Москвитянин» (ч. 4, кн. 8) опубликовал первое в России изложение гегелевской философии — «Обозрение гегелевской логики». С 1841 издавал сборник «Юридические записки» (т. 1—4,1841—60), журналы «Библиотека для воспитания» (1843—46) и «Новая библиотека для воспитания» (1847—49). Основной труд — «Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще» (в. 1 —7,1889—91 ) — не был издан до конца. Педагогические идеи Редкина оказали влияние на его ученика К. Д. Ушинского. Соч.: Избр. педагогические соч. М., 1958. Лит.: Шимановский М. В. Петр Григорьевич Редкий: Биографический очерк. Одесса, 1890. В. В. Ванчугов