Новичкам - везёт...

Южный Владислав

– А что потом?

– А потом прилетели "гробы"...

– Тихо!
– Седой, шедший чуть впереди, замер, прислушиваясь. Атеист с Ахмедом застыли на месте, как статуи.
– А ну, быстро в лес! Вертушка!
– объяснять дальше не пришлось. Вертолеты есть только у внешников, так что добра от винтокрылой машины не жди. А вот парочку очередей из крупнокалиберного - это всегда пожалуйста. Вертушки, их две, поменьше "гробов", чем-то смутно напоминающие американские "Апачи", идут низко, почти касаясь камуфляжного окраса брюхами верхушек деревьев. Пронеслись мимо, идут вдоль русла на юг.

– Нас что ли ищут?!
– Атеист облегченно выдохнул, когда грохочущие машины скрылись из виду.

– Слишком много чести нам будет... Патрулируют!

Совсем оборзели суки, уже ничего не боятся!

Ахмед зашагал размашисто, пробурчал зло себе под нос: - Просрали мы Аппендицит! Просрали!

Седой угрюмо сопел, но Атеист все-таки решил разузнать, о чем речь.
– Седой, о чем это он? Седой покосился, как на маленького, вздохнул по-отцовски.
– Помнишь, я тебя объяснял про Внешку и Пекло. Атеист кивнул.
– Если представить все это как карту, то получится длинная кишка с чернотой Внешки справа и полосой часто загружающихся кластеров, в основном из крупных городов, так что там зараженных целые орды. Так вот кое-где, вот как здесь, - Седой повёл рукой вокруг, - чернота начинается дальше, отчего место это похоже на отросток той самой "кишки". Вот и назвали Аппендицитом. Раньше власть здесь была за стронгами. А потом муров целая банда заявилась, а следом и внешники... Теперь видишь - приходится по лесам да болотам прятаться, в партизан играть. И вполне может быть, что в Тошниловке нас уже ждут-заждались.

– Так чего мы туда премся?

– А у нас выхода другого нет. Другой нормальный стаб далеко на юге - без жратвы и пешочком мы туда точно не дойдем. Охотиться здесь не на кого, только если мура или внешника подстрелить, но я лично их жрать не стану, лучше уж с голода сдохнуть. Кластеры здесь нечасто грузятся, тот в котором ты появился раз в три года обновляется, так что тебе, считай, повезло.

– Ага, повезло, блин, как же... В гробу я видал такое везение.

– А че те не нравится? Тут же весело - работать не надо, одни приключения, бегай себе с автоматиком, пиф-паф. Красота!

Ахмед свернул к поднимающейся полосе заросшего камышом берега, проломился сквозь заросли как дикий кабан. Атеист с Седым двинули следом, идти за кавказцем одно удовольствие - в густой листве протянулся коридор, словно промчалось стадо слонов. Ахмед забирался все выше, заросли поредели, сменились чахлым кустарником высотой по грудь с мелкими, словно пластмассовыми листками и душистыми цветками. Атеист потопал ногами, чтобы стряхнуть налипшую грязь, глаза внимательно обшарили округу. Вроде тихо, впереди слева до самого горизонта заросшие мелкой травой поля, вперемешку с чахлыми кустами. Справа редкий кустарник переходит в пышно-зеленую полосу леса. Над макушками деревьев далеко на горизонте одиноко маячит заводская труба, отсюда на вид тоньше спичинки. Заметив взгляд Атеиста, Седой хмыкнул:

– Вот туда нам и пилить...

Краснеющая блямба уже коснулась нижним краем горизонта, когда троица наконец-то доплелась до Тошниловки. Атеист еле переставлял ноги, в животе жгло огнём, желудок выл по-волчьи на всю округу. Тошниловка в полной мере оправдала своё название - с десяток длинных бараков из красного кирпича вдоль раскисшей дороги, что упирается в высоченные заводские ворота из листового железа. От ворот в обе стороны тянется двухметровой высоты стена из того же кирпича, увенчанная колючей проволокой, образуя огромный круг с обрушенными корпусами завода внутри. На воротах на серой, местами поржавевшей краске написано витиевато огромными буквами: "Цытадэль". Седой усмехнулся, пихнул кавказца в бок:

– Не твои земляки тут часом? "Захади в Цытадэль, дарагой!"

Улыбка лишь тенью коснулась губ Ахмеда, и снова стал напряженным, как натянутая

до предела тетива. Седой и сам держится настороже, глаза то и дело шарят по округе. Атеист нервно сжал автомат, в висках гулко стучит, то ли от волнения, то ли от голода. Пока всё спокойно. Ахмед подошёл к воротам, Атеист как раз обернулся глянуть что делается сзади, и когда кавказец со всей силы грохнул кулаком по железу, от неожиданности чуть не нажал на спуск. Слава богу, сдержал дрогнувший было палец. Над стеной, чуть справа от ворот поднялся мордатый здоровяк, сжимая в руках обрез.

– Чего надо?

– Пожрать чего-нибудь и переночевать.

– А платить-то есть чем?

– Спораны есть и парочка лишних стволов.

Охранник спустился к воротам, приоткрыл одну створку:

– Тогда добро пожаловать. Спораны, они тут, как и везде - в цене, а вот стволов - как грязи, стоят дёшево.

Седой хмыкнул, кивнул на обрез:

– А чего сам с огрызком бродишь?

Здоровяк рассмеялся:

– А он у меня фартовый!

Вошли друг за другом, здоровяк запер ворота и ушёл в вагончик, что приткнулся у ворот. К вагончику прислонена хлипкая лестница, это по ней он поднимался на крышу, чтоб глянуть через забор. Ахмед уверенно пошагал к одному из уцелевших зданий - бывшей заводской конторе, справа и слева от нее вздымались груды битого кирпича, вперемешку с кусками бетона и арматуры. В большом фойе теперь располагался кабак, а из кабинетов получились гостиничные номера. У стены напротив дверей массивная барная стойка из темно-коричневого, почти чёрного дерева, вдоль неё ряд высоких стульев на блестящих металлом тонких ножках. В холле сумрачно, света от двух тусклых лампочек явно маловато. Где-то внизу, в подвале тарахтит генератор, примешивая к кислому запаху табака и перегара слабый аромат солярки. Посетителей почти нет - за столом в дальнем углу парочка угрюмых мужиков, облаченных в потертый камуфляж. Стоило войти, и Атеист сразу почувствовал на себе их пристальный взгляд. Ахмед подхватил рюкзак с "лишними" автоматами и повесив на плечо пулемет, направился к стойке, где трудился молодой паренек лет двадцати в белой рубашке и чёрной жилетке. Атеист с Седым выбрали столик, здесь они, как и стулья, все из белого пластика, явно с какого-то летника. Седой с зубодробительным скрежетом выдвинул стул, небрежно плюхнулся, заросшая колючей щетиной морда довольно оскалилась:

– Живём, Атеист!

Ахмед тихо пошептался с барменом, кивнул в сторону спутников и нырнул в низенькую дверь справа от стойки, уводящую куда-то в подсобку. Бармен заглянул на кухню, что сразу за спиной. Через полминуты щуплый паренек в очках принёс на подносе три чашки борща, большую миску, скорее даже тазик, дымящейся тушеной картошки с мясом, запотевший графин с водкой, большую тарелку нарезанного хлеба.

– Что-нибудь ещё?

Седой покрутил головой, не отводя завороженных глаз от еды:

– Пока ничего, позовем, если что...

Атеист вообще бы ничего не смог сказать, рот наполнился слюной, как у собаки Павлова. Не до церемоний, дрожащими руками придвинул чашку с супом, энергично заработал ложкой. Седой тоже времени не теряет - черпнув пару ложек, взялся за графин, вопросительно глянув на Атеиста.

– Может Ахмеда дождемся?

Седой недовольно скривился:

– Кто не успел, тот опоздал...