Новые мелодии печальных оркестров (сборник)
Шрифт:
Во всяком случае, особенности характера Генри Маккомаса остались при нем. Генри Маккомас не согласился бы пообедать с клиентом в плохом ресторане ради трехзначной сделки, не сократил бы время своей трапезы ради четырехзначной сделки и не отменил бы ее вообще ради сделки пятизначной. При всех этих причудах экспортная фирма, где он был владельцем сорока девяти процентов акций, начала усиленно снабжать Южную Америку локомотивами, динамо-машинами, колючей проволокой, гидродвигателями, подъемными кранами, горным оборудованием и прочими атрибутами цивилизации. В 1913 году, когда Генри Маккомасу исполнилось тридцать четыре, он владел
Стелла Маккомас была дочерью мелкого торговца сеном и зерном с окраины Нью-Йорка. Отцу не везло, он вечно балансировал на грани краха, так что детство Стеллы прошло под тенью тревоги. Позднее, когда Генри Маккомас завел дело в Нью-Йорке, Стелла зарабатывала преподаванием физкультуры в одной из средних школ города Ютика. Таким образом, в семейную жизнь она вступила с верой в ряд строжайших правил, касающихся ухода за телом, и с постоянным опасением всяческих несчастий.
В первые годы Стелла находилась под впечатлением быстрой карьеры мужа, а кроме того, была поглощена заботой о детях, и потому ей, с ее провинциальной ограниченностью, Генри представлялся непогрешимым авторитетом и каменной стеной. Но дети подросли, девочка уже одевалась в платьица и носила в волосах банты, мальчик поступил под опеку английской няни, и у Стеллы образовался досуг, чтобы пристальней присмотреться к супругу. Его ленивые повадки, полнота, медлительность, порой сводящая с ума, уже не представлялись ей спутниками успеха; это были просто его особенности.
Первое время Генри не обращал особого внимания на ее намеки, что неплохо бы сесть на диету, изменить режим дня, на уничижительные сопоставления его привычек с неким придуманным образцом. События пошли развиваться однажды утром, когда он заметил, что поданный ему кофе совершенно лишен вкуса.
– Я не могу пить эту бурду – на этой неделе она совершенно безвкусная, – пожаловался он. – И почему ты приносишь из кухни готовую чашку? Я хочу сам добавлять сливки и сахар.
Стелла ушла от ответа, но позднее Генри вернулся к этому разговору:
– По поводу кофе. Не забудешь сказать Розе?
И вдруг губы Стеллы тронула невинная улыбка.
– Ты ведь стал лучше себя чувствовать, да, Генри? – радостно спросила она.
– Что?
– Ушла усталость, ушли заботы?
– Кто тебе сказал, что я устал и озабочен? Я в жизни не чувствовал себя лучше.
– Ну вот. – В ее взгляде читалось торжество. – Ты смеешься над моими теориями, но теперь придется признать: что-то в них все-таки есть. Ты чувствуешь себя лучше оттого, что уже неделю пьешь кофе без сахара.
Генри глядел недоверчиво.
– Что я пил?
– Кофе с сахарином.
Он негодующе поднялся с места и швырнул газету на стол.
– Мне нужно было догадаться. Неспроста ты носила из кухни готовый кофе. Что это за хрень – этот сахарин?
– Это заменитель для тех, кто склонен к полноте.
Генри недолго
– Тебе пошло на пользу, – с упреком проговорила жена.
– Ладно, впредь я без этой пользы обойдусь, – угрюмо отозвался муж. – Мне тридцать четыре года, и за десять лет я не проболел и дня. Не в пример тебе, я знаю свой организм вдоль и поперек.
– Ты, Генри, ведешь нездоровую жизнь. Когда перевалишь за сорок, это скажется.
– Сахарин! – Генри вновь разразился хохотом. – Сахарин! Я думал, это средство, чтобы удержать человека от спиртного. Знаешь, бывают такие…
Стелла неожиданно разозлилась:
– Почему бы нет? Постыдился бы – в твоем возрасте тебя уже так разнесло. Если бы ты хоть немного занимался физкультурой и не пролеживал все утро в постели, этого бы не случилось…
– Если бы я хотел быть фермером, – хладнокровно возразил муж, – я бы не уезжал из дома. Вопрос с сахарином на сегодня закрыт – понятно тебе?
Их благосостояние росло не по дням, а по часам. Ко второму году войны они уже держали лимузин с шофером и поговаривали об уютном летнем домике на берегу залива Лонг-Айленд. Месяц за месяцем через бухгалтерские книги Дринкуотера и Маккомаса протекал растущий поток материалов, питавший неугасимый костер по ту сторону океана. Штат клерков утроился, в конторе царил дух активности и предприимчивости, и даже Стелла использовала любой предлог, чтобы заглянуть туда во второй половине рабочего дня.
Однажды, в начале 1916 года, она зашла туда, узнала, что мистер Маккомас отлучился, и направилась уже к порогу, но встретила Теда Дринкуотера, выходившего из лифта.
– О, Стелла! – воскликнул он. – А я о тебе вспоминал нынче утром.
Дринкуотеры и Маккомасы были друзьями – если не закадычными, то все же довольно близкими. Когда бы не приятельство мужей, жены едва ли бы сдружились, однако все четверо обращались друг к другу по именам – Генри, Тед, Молли и Стелла, – и вот уже десять лет, как ежемесячно устраивали совместные обеды, за которыми старались поддерживать самую сердечную атмосферу. После обеда каждая пара принималась безжалостно перемывать кости другой, не усматривая, однако, в этих разговорах какой-либо нелояльности. Они привыкли друг к другу, а потому Стелла немного удивилась, видя, с какой заинтересованностью обратился к ней Тед Дринкуотер.
– Я хотел с тобой поговорить, – заявил он в своей обычной манере, без обиняков. – У тебя найдется минутка? Сможешь зайти ко мне в контору?
– Ну да.
Пока они, меж рядов машинисток, направлялись к стеклянной выгородке с табличкой: «ТЕОДОР ДРИНКУОТЕР, ПРЕЗИДЕНТ», Стелле невольно подумалось, что Тед больше похож на бизнесмена, чем ее муж. Он был строен, подтянут, быстр в движениях. Его глаза зорко оглядывали контору, словно бы оценивая на ходу старания каждого клерка и каждой стенографистки.
– Садись, Стелла.
Она помедлила, ощущая смутное беспокойство.
Дринкуотер нахмурился.
– Речь пойдет о Генри.
– Он нездоров? – спросила она тут же.
– Нет. Ничего такого. – Тед заколебался. – Стелла, я всегда считал тебя очень здравомыслящей женщиной.
Она ждала.
– Это сидит у меня в голове уже второй год. Мы с ним так часто об этом спорили, что даже стали хуже относиться друг другу.
– Да? – Стелла нервно моргнула.