Новый Мир - Золото небесных королей
Шрифт:
– И кровь твоя, Боже, святая, живительная сила, что проливается благословенным дождём на всё сущее, защищает и напитывает, окормляет вместе с благодатью душевной, как овца ягнят своих и мать дитя своё!
– с этими словами, с совершенно отрешённым лицом, Пётр выхватил из-за пояса Ладри кинжал, сбросил с него ножны.
– Э-э!
– только и воскликнули все, бросившись к руке с кинжалом над телом конунга, - э-э!
В этот же миг Пётр сдвинул со своей левой руки рукав рясы вместе с рукавом рубахи, скуфья упала с его длинных волос, и он молниеносно провёл лезвием по руке между локтём и запястьем. Если бы кинжал имел хорошую заточку, Пётр прорезал бы себе мясо до кости, но и того разреза, что он себе нанёс, хватило, чтобы кровь хлынула струёй на лицо, шею и грудь конунга.
– Возьми всю мою кровь, кровь верующего христианина, сильную верой в Иисуса Христа, и вернись к нам, вернись к любящему тебя сердцу Ясельды!
– воскликнул он страшно побледнев в одно мгновение, - воскресни через меня!
Кинжал выпал из его рук и монах без чувств повалился на бездыханное, залитое кровью тело конунга. Викинги все повскакивали со своих мест с нечленораздельными криками. Лошади от неожиданности попятились. Встревожился весь лагерь. Ацур с Эйнаром схватили монаха за одежду и оттащили от конунга. Рагдай склонился над Петром и несколько раз ударил его по лицу, чтобы привести в чувство, но этого не случилось. Заметив, что под рукавом кровь продолжает хлестать из раны, он согнул ему руку в локте, однако кровь не унималась.
– Он сейчас истечёт кровью, учитель!
– воскликнул Креп, не зная, за что хвататься, - что делать?
– Похоже ничего не получиться, - закусив губу ответил книжник, - он так себя порезал, что кровь не останавливается!
– Что у вас такое?
– спросил подошедший на крики Семик, - кто его так?
– Он сам себя, - ответил Эйнар, - молился за воскрешение конунга, а потом разрезал себе жилы на руке!
Монах приоткрыл глаза, Ладри встал рядом с ним на колени и приподнял его голову. Креп подал Рагдаю свой пояс, и тот попытался им стянуть руку выше локтя. Кровь пошла как будто тише, но Рагдай понимал, что просто её остаётся всё меньше в теле греке, от того и идёт она медленнее.
– Пётр!
– вдруг раздался пронзительный женский крик, и среди лошадей окружавших стоянку варягов показалось взволнованное лицо Ясельды, - Пётр!
– Эй, Резеняк, не пускайте её сюда!
– крикнул в ту сторону Семик, - не хватало ещё только, чтобы она устроила крик, а князь в сердцах её прикончил или изувечил, - добавил он уже себе под нос, - что мы потом Водополку на обратном пути скажем?
– Я вижу свет!
– прошептал вдруг по-славянски Пётр, - мне тепло, словно летняя река приняла меня в свои вечерние воды, я вижу Богородицу, она идёт по воде аки по суху и белые горлицы летят над нею с золотыми ветвями благодати...
– он умолк на мгновение и продолжил, слабее, - я всех вас прощаю, Стовова, Рагдая, Водополка, язычников всех, и всё зло и грехи беру на себя, мир вам...
– Пустите меня к нему!
– с отчаянным криком княжна увернулась от кривичей и в развевающихся одеждах подбежала к умирающему греку, - за что вы его убили? Он вам ничего плохого не сделал!
– Пойдём, княжна - с этими словами Ацуру удалось схватить её за руку и потащить в сторону.
Ясельда попыталачь разжать его пальцы и даже укусить, но викинг опустил её руку к земле. Ясельда, сгибаясь из-за этого, вдруг упала и заскользила по земле, стеная и хватаясь за траву. Когда на помощь Ацуру пришли ещё двое викингов, княжну быстро оттащили за лошадей. Тем временем Рагдай перестал скручивать ремнём руку Петра, распрямился и плюнул в сторону от огорчения. Креп прижался ухом к груди грека, некоторое время вслушивался напряжённо, а потом тоже поднялся на ноги со словами:
– Сердце больше не бьётся, он умер!
Словно вторя смятению чувств многих людей на поляне, вокруг закружили птицы и налетел ветер. Он, конечно, возникал на горячих из-за солнца, склонах гор и холмов, но его появление именно в это мгновение было похоже на вмешательство свыше. Птицы тоже поднялись в небо из-за того, что их потревожили люди, но их мерное движение навевало вечные страхи перед неизвестностью, имеющую всегда мистическую окраску. Рыдания молодой княжны Ясельды и гневные крики её отважной сестры Орисы дополняли тревожную картину отчаянной природной скорби.
– Он умер, всё, расходитесь, - сказал Эйнар, маша руками, как крыльями, на своих товарищей, - готовьтесь двигаться дальше, посмотрите на свою обувь, а грека оставьте нам.
– Что там у вас?
– раздался над головой Эйнара голос Стовова Богрянородца, подьехвашего в общем шуме так тихо, что это казалось невозможным, - стребляне наткнулись на следы аваров, обнаруживших наше войско, и нам нужно их поскорее догнать и всех истребить!
– Грек Пётр во время молитвы о воскрешении Вишены, во имя счастья Ясельды, убил себя!
– ответил Эйнар, оборачиваясь к нему, - это нас всех удивило, откуда в этой его вере столько силы?
– Туда ему и дорога, этому историку!
– крикнул князь тронув коня, - мы выступаем, сейчас вперёд пойдут полтески и попробуёт напасть на авар. Как только они тронутся, вы постарайтесь не отстать со своими мёртвым вождями!
Сказав это, князь расхохотался, словно гибель сначала нелюбимого им конунга Вишены, а потом и презираемого монаха Петра, произошло по его воле, и её торжество только начиналось на этих новых, но постепенно становящихся своими пространствах Моравии. Блестящая победа в сражении у Одера над превосходящими силами врага благодаря чудесам, показанным полтесками и викингами, явно отозвалось в его сердце радостью от осознания благоволения к нему небесного покровителя. Жертвы в виде казнённых пленных, убитых у погребального костра жертвенных животных, брошенные в Одер горсти зерна, кусочки засахаренного мёда и жареного мяса, наверняка были приняты Ярилой на небе и Велесом на земле. Все язычники, составляющие войско Стовова, в каких бы богов они не верили, соединяли в своём сознании успех похода с самим князем, так-же как соединяли с ним урожай своих полей, охотничьих угодий, рыбных мест и торговых обменов. Подношения князю, осуществляющего связь с богами, и послушание ему, обеспечивающее процветание, прекращалось и оборачивалось изгнанием, и даже убийством вождя, если урожаи погибали, а торговля не ладилась. Стовов не очень был рад этой своей кгяжеской доле, делающей его заложником погоды, настроения дружины и удачи. Однако рождённый в княжеской семье, унаследовав владения отца к востоку от Гнезда, он ничего не мог уже изменить в своей судьбе, неуловимо зависящей от множества обстоятельств и событий, управляемых божественными силами Ярилы и других богов нвродов Тёмной земли.
– Вольга, живее, идите вперёд!
– носился над источником голос князя, - и вы, Мечек, Оря! Полукорм, лошадей заставь всех осмотреть, упряжь особенно, слабых надо освободить от поклажи и вести как на убой, чтобы просто так сами не подохли без толка! Быстрее, кособрюхие, в погоню за аварами!
Закрытые кольцом своих лошадей, викинги оставались как бы вне этого действа. Эйнар огляделся и ладонью осторожно стёр с лица конунга кровь. Затем он накрыл тело шкурами. Рагдай принялся внимательно осматривал раненых варягов. Неподалёку о них кривичи продолжали с хохотом обливались водой, таскать друг друга за бороды, за рукава. Некоторые из них с благоговением чистили от потного и сора своих лошадей. Другие, с непривычки от верховой езды, всё ещё лежали в траве. Они махали на животных руками, рассказывали что-то, клялись, что никогда больше не сядут в седло. Одного молодого гридня князя рвало, из-за укачивания. Некоторые стребляне, через мгновение после того, как оказались на поляне и сонно свалились на землю, теперь спали мертвецким сном. Другие с наслаждением жевали холодное мясо, остатки жаркого из убитых в битве лошадей. Его нужно было быстро доедать, а то оно могло вот-вот испортится на жаре. Некоторые жевали сырые грибы и жёлуди. Многие, раздевшись по пояс, вытресали сор и насекомых из липких от жары рубах и портов. Только полтески уже сидели в сёдлах. В потрёпанных своих чёрных одеждах, молчаливые, словно немые, суровые, они безучастно взирали на окружающую их суету. Вольга тоже был в седле, неподвижный, с обмотанной рукой на груди.
Распорядившись немедленно выступать дальше вдоль тропы, не дав воинству как следуе напиться, Стовову, наконец, собрал разошедшихся в разные стороны бурундеев и кривичей. За полтесками должны были двигаться со своими припасами стребляне. За ними кривичи с бурундеями. Варяги должны были замыкать войско, ведя своих лошадей под уздцы.
Через некоторое время полтески с Вольгой впереди, выступили от источника на запад, туда, гже по предположению стреблянских разведчиков мог находится аварский отряд, видевший войско Стовова, расценивая его как противника. До того, как авары могли известить о них свои главние силы, и предпринять нападение, бурундеи предложили князю их уничтожить. То, что степняки никогда не действовали изолированными отрядами, а путём постоянного движения гонцов создавали из отрядов сеть под единым командованием, имеющую возможность быстро собраться в одном месте, они не знали. Долгие годы войны в лесах поочья и поволжья с лесными мокшанскими и эрзянскими племенами, отучили их иметь дело со слаженными действиями врага. В непролазных чащах Тёмной земли, особенно зимой, об этих вещах трудно было даже думать. Узкие ледяные дороги рек не давал возможности для широких действий конных воинов, сводя всё к лобовым столкновениям на перекрёстках путей - местах слияния рек и озёр. В Моравии же, где местность позволяла осуществлять дальние переходы, обходы, окружения и притворные отступления, попытка применить простые приёмы Тёмной земли была более, чем рискованной. Однако привычка человеческая сама по себе много раз обращала умения в проигрыш или выигрыш, не в силу своей правильности и применения к месту, а в силу везения или невезения.