Новый Мир - Золото небесных королей
Шрифт:
– Он сейчас уйдёт!
– сдавленно крикнул Ломонос.
– Уйдёт, - подавляя вздох, согласился Рагдай.
– Мы его захватили, не зная, что он король Дагобер. Узнав это, мы не можем его удерживать.
– И добавил, как бы обращаясь к Ацуру по нордмански: - Он король и не допустит нашего убийства до завтра. Он так сказал.
Тем временем король, поводя затёкшими плечами, миновал Ацура, приблизился к коню Элуа и крикнул раздражённо прямо в лошадиную морду:
– Ну, мне в лагерь ногами идти или мне дадут коня? А, нейстрийцы?
Конь шарахнулся, после чего Элуа не особенно проворно, едва не запутавшись в стремени, слез с коня, несколько человек из его сопровождения тоже спешились. Элуа преклонил колено, протягивая королю повод, Дагобер хмыкнул и взгромоздился
– Хвала Господу нашему, король наш невредим и снова ведёт нас!
Лица воинов осветились радостью, словно они победили в великой битве, толпа разразилась ужасающим грохотом и рёвом, из которого, как обрывки железных цепей, выпадали отдельные выкрики:
– Пусть здравствует король Дагобер!
– Хвала святому Мартину!
– Смерть Ирбису! Смерть императору Ираклию!
– Смерть предателям Теодебера!
Дагобер въехал в расступившуюся орущую толпу. Перед тем как скрыться из вида, он повернулся, сказал что то Миробаду, тот передал его слова остающимся, указав пальцем на дуб.
– Всё, готовьтесь к смерти, да поможет нам Тор принять её достойно, - сказал по склавенски Ацур, пятя коня и оглядываясь.
– Сейчас они нас прикончат...
– Ушёл, ушёл, проклятый кудесник, зачем развязали, зачем остановились тут?!
– Стовов оскалился, сузил глаза, принял от Мышеца продолговатый, крашенный красным щит с изображением головы медведя, поглядел на стоящих по обе стороны полтесков, изготовившихся стреблян, Рагдая, Орю, отошедших вместе с Ацуром, и сказал: - Ну, други, два раза один глаз не выбить.
Ниоткуда, будто с неба, из за облаков, прилетело первое копьё, оно воткнулось в траву перед копытами коня Ацура и затрепетало древком. Франки, продолжая неистово кричать, медленно тронулись вперёд на обидчиков своего повелителя. Первые из них были теперь не дальше двух десятков шагов. Сначала полетел камень, потом два копья, затем ещё несколько копий, одно из которых Ацур отбил мечом, а другое с хрустом пробило спину Резняка. Брызги чёрной крови упали наискось на лоб и кольчугу Вольги. Полтеск утёрся, размазывая капли, отчего лицо его сделалось похожим на лик капища. Свистель пытался поддержать отяжелевшую голову Резняка, не дать ей упасть в траву, но чёрная кровь хлынула из его открытого рта, не дав сказать последние слова. Сверху посыпалась дубовая листва. Кряк с Полозом пускали стрелы во все стороны почти не целясь, быстро как только могли.
Каждый щелчок тетивы и короткий присвист оперения кончался воплем боли и ненависти. Франки падали, хватаясь за лица и животы. Короткие, с тяжёлыми, широкими наконечниками, как на рогатинах, копья летели со всех сторон. Захлебываясь яростью, франки метали их с такой силой, что не попадающие в цель копья били своих же соратников на другой стороне круга.
В несколько неуловимых мгновений поверх Резняка с разбитой головой упал полтеск Гуда, два копья засели в щите Вольги, и щит пришлось отбросить. Призывая Мать Рысь, пал на левое колено, в лужу собственной крови, Оря Стреблянин: отточенный наконечник, пройдя вскользь, до кости рассёк бедро. Сразу два копья попали в бок коня Мышеца. Животное поднялось на дыбы, испустив крик, похожий на крик ребёнка, и стало заваливаться. Мечник пытался высвободить стопу из стремени, но не успел. Конь рухнул на спину, подминая всадника: храп и хруст человеческих костей слились в один звук. Копья полтесков были брошены, стреблянские стрелы иссякли. Франки наконец бросились вперёд.
Первого, голого по пояс, с волосатыми руками, одинаково толстыми от плеча до кулака, Ацур рассёк через подставленную рукоять молота, от шеи до подвздошья, второму Оря палицей перебил колено, а затылок упавшего вбил в землю вместе с железной шапкой и копной рыжих волос. Рагдай пропустил одного на Стовова, следующего, юркого, ложным движением меча поперёк живота заставил согнуться и следующим движением разбил подставленную голову. Халат его сделался мокрым.
– Король ваш лжец, пусть будет проклят он и весь род его!
–
Враг теперь был со всех сторон на расстоянии руки, протягивающей оружие. Один за другим пали трое полтесков. Потом ещё трое, защищавших Вольгу и Стовова. Свистеля за ноги вытянули из под коня князя и топорами превратили в груду мяса, которую потом ещё некоторое время топтали...
Была ночь.
Звёзды исчезли.
Горели смоляные факелы.
Некоторые франки побрели обратно в шатры, через холм, поняв, что принять участие в резне не удастся, другие садились поодаль ждать очередь, глазеть со склонов или осматривать раны. С холма было хорошо видно, как круг под дубом распался на три небольших малых круга, очерченные яркими точками факелов и бликами летящей стали. В одном из них бился всадник, уже прозванный Железным Оборотнем. Ацуру до сих пор чудом удалось сохранить коня. Когда Оря Стреблянин ослабел и был убит ударом молота, а Рагдай пробился и встал спиной к спинам уже пеших Стовова и Вольги, Ацур почувствовал даже некоторое облегчение. Его меч теперь описывал полные круги, не рискуя навредить друзьям, и не надо было делать замах: удар вправо становился замахом для удара влево. Варяг был словно заговорённым, копья отскакивали от кольчуги, а меч его разбивал головы, отсекал руки, расщеплял подставленные щиты и древки, выбивал из ладоней клинки и резал воздух так, что задувало факелы. Кроме того, конь под Ацуром, взятый у аваров после сечи на Отаве, обезумев от крика и огней, бесконечных поворотов вокруг себя, терзающих удил, боли, не находя твёрдой земли, а лишь мягкую и скользкую почву из повреждённых тел, сделался бешеным, стал сокрушающе бить коваными копытами, брызгать пеной и хрипеть, после чего франки отхлынули и некоторое время топтались на месте, пока вперёд не протолкались свежие бойцы.
За эти короткие мгновения Ацур увидел, как погибли Кряк и Полоз, прыгнувшие с ножами в самую гущу врагов, как подняли на копья и, ликуя, потащили над толпой Вольгу, как сомкнулся третий круг факелов, поглотив последних полтесков. Стовов с Рагдаем ещё стояли. Франки то и дело останавливались, чтоб растащить груду посечённых вокруг них, мешающих использовать численное превосходство. Наконец они догадались передать в первые ряды крепкие, кованые щиты и выстроить ими сплошную стену. Затем, продвинувшись ближе, стали бить длинными копьями и уже бездыханные, обезображенные тела князя Стовова и кудесника Рагдая привязали к хвостам коней и, подпалив гривы, пустили вскачь по лощине под улюлюканье и проклятия.
Ацур уже не увидел этого. Потеряв коня, он некоторое время ещё сражался, постепенно поднимаясь над толпой, вместе с грудой повреждённых тел, пока не упал сам, прижав к груди крестовину меча. Ни один из врагов так и не нанёс ему смертельного удара, варяг истёк кровью от бесчисленных ран, пришедшихся в ноги, и ран, нанесённых через оставшуюся целой кольчугу, от которых кровь вытекала не наружу, а внутрь тела. Железного Оборотня перенесли в лагерь, где его привязали к шесту перед шатром Дагобера. Долго потом ещё в нейстрийском, австразийском, саксонском и хорутанском войске ходил слух о железных людях из за Северных гор, которые могут пленить, а потом просто так отпустить любого короля или колдуна и умирают только тогда, когда за ними придёт святой Мартин или Хвостатый.
В ту же ночь, ближе к рассвету, обойдя с востока мёртвое поле, часть нейстрийского войска Дагобера в полторы тысячи всадников, ведомого Элуа, окружила дружины варягов, полтесков, бурундеев, дедичей и стреблян. Приняв первых франков за возвращающегося князя, бурундейская стража слишком поздно призвала к оружию. В короткой резне всех полусонных порубили. Через десять дней саксонцы, по приказу Элуа перейдя через Моравские Ворота, сожгли ладьи склавян в истоках Отавы. В Тёмную Землю не вернулся никто, ни один воин. Все погибли на чужбине. Говорят, спустя пятнадцать лет пришёл в Каменную Ладогу слепой и немощный старик и, назвавшись Хитроком, требовал звать княгиню Белу, чтоб поведать ей, как погиб её муж Стовов. Молодой князь Часлав велел бить старика плетьми и гнать за ворота, чтоб тот не тревожил стенаниями дух недавно умершей матери...