Новый Мир - Золото небесных королей
Шрифт:
– Ничего не уронил, - сообщил он Элуа.
– Вижу, - отозвался тот, наблюдая, как Дагобер пьёт ароматное вино прямо из кувшина, как, подобрав из под ног кинжал, отрезает кусок жаркого и подносит его ко рту.
– Так что там Леон Турский сообщает о кельтах?
– не донеся кусок, спросил король.
– Много монастырей разорили?
– Пишет, что врасплох, во время торга застали, ворвались и разграбили бенедиктинцев в Сан Андре, потом взяли на копьё Морматье, а братьев засыпали живых во рву.
– Помню Морматье как крепость, на скале.
– Дагобер наконец принялся жевать мясо, чавкая и звучно глотая.
– Там хранился хлыст и палец святого Мартина и голова преподобного Лупьера.
– Их удалось спрятать, - равнодушно ответил Элуа, подбрасывая на ладони бляхи своей золотой цепи, и несколько насмешливо добавил: - Сам епископ засел в Туре, предварительно выгнав всех евреев, помня, как они открыли ворота Теодеберу в Меце, после чего река была красна от христианской крови, а евреи получили право торговать в воскресенье на причалах без заборов. Правда, с Божьей помощью заборы вашего отца, достославного короля Клотара, и его брата были восстановлены.
– Хватит про Теодебера.
– Дагобер, не меняя выражения глаз, рубанул по краю стола кинжалом: отлетела щепка, кубок опрокинулся и брякнулся в темноту.
– Леон Турский лучше б остался при мне деньги чеканить, это получалось у него, клянусь шпилем Сен Пре. Говорил ему тогда, когда Эга, получив майордомство в Нейстрии, собрав войско, громил корневища подлых агилолфингов: 'Бери у Эга кавалерию, вычисти этих кельтов из лесов северней Луары'. Звери они, говорю. А он: 'Они готовы принять веру Христову, туда послан брат такой то и брат такой то'. Вот теперь пусть сам с ними Писание разучивает через стену. Говорю ему, назначай сам графов, вон при мне выбрал сколько достойных, из патрицианских семей. А он: 'Дудо - недоумок, Орторикс - вор, Тудеус - кровосмеситель'. Отпиши к Эга, пусть ни монеты не даёт, ни одного воина. Пусть, как тот кельт, хлеб из виноградных косточек ест. Пусть смирит гордыню то.
– Дагобер отрезал ещё один кусок, несколько больше предыдущего, и, заглотив его целиком, принялся ожесточённо жевать, мыча что то злобное через заполненный рот. Наконец он продолжил, но уже спокойно: - А в Торси отпиши, чтоб Медар взял золото из моей доли по сборам от норманнов, плыл к Юдикаелю и объявил, что если англ с ним или без него приткнёт киль в Наннте или Ронне, то я напущу на него норманнов и фризов. Нет, пусть скажет, что брат его не получит в жены Ингонду и её земли.
– Дагобер, не выпуская нож, распотрошил несколько чесночных долек, бросил в рот, поморщился, запил из кувшина - Ну, хитрецы, говорите, службу и славу искали тут?
– Так, мой король, - ответил Рагдай, поняв, что Дагобер обращается к ним: затрещав, запищав, погас факел справа от Стовова, мальчик в гепардовой шкуре закончил есть цыплёнка, на четвереньках переполз через скатанные ковры, грязной рукой с обломанными ногтями дотянулся, захватил с королевского блюда пучок зелени, тут же сжевал, подобрал кубок, поставил на стол, сел, разглядывая Рагдая. Элуа поморщился.
Дагобер отхлебнул ещё вина:
– Мне нужны люди, которых никто не знает, которые никого не знают и не могут считать святой обычную собаку, только оттого, что она ходила кругами вокруг базилики и выла на луну в День святого Августина. Те, кто не будут умертвлять праведника, чтоб обзавестись его мощами, чтоб увеличить приход дароносцев в церкви, и не превозносят тупоумного голодранца, просто отрешённого от бытия и оттого проникнутого святостью...
– Дагобер вгляделся в Рагдая.
– Ты понимаешь, скиф?
– Мы не скифы, мы склавяне и идущие с ними, - мягко возразил кудесник.
– Хотя, клянусь всеми богами, спорить о том нет нужды. Пусть так.
– Больно покладист ты, хитрец.
– Король покосился на Миробада, набивающего в железное горло факела промасленные лучины, обмотанные паклей с капающим жиром.
– Нужны люди, для которых дёрн, переданный из рук в руки, не означает передачу земли, и те, кто не приносит своего вождя в жертву в тяжкие времена.
– Что он говорит?
– Стовов оттопырил нижнюю губу, чувствовалось, что он начал уставать от сумрачной духоты и неподвижности.
– Говорит, что ему нужны люди, не ведающие той веры, что живёт в его земле под крестами, и не признающие швабский и саксонский закон, - ответил Рагдай.
– Вы не знаете и не должны знать, что такое инвеститура, термы, Сан Жермен де Пре и Баварская правда.
– Дагобер отрыгнул и отодвинув ногой от себя стол, продолжал: - Кто такой Теодебер и почему умерла ведьма Брунгильда? Я дам вам золото, вы дадите мне свои мечи и молчание.
– Скажи ему, что мы берём только золото, - оживился князь, увидев, что король складывает большой и указательный пальцы в кружок, обозначая плату.
– Мне кажется, он ведёт к тому, чтоб мы кого то убили, - хмуро ответил Рагдай.
– И чего он так долго говорит. Отчего удалил рабов и других, кого он ждёт, и почему вообще хочет нам довериться. Будь я королём, не верил бы нам ни в чём. Что у него, мало диких швабов для ножа в спину?
Миробад тем временем установил набитый факел в проушину железной стойки и поднёс к нему другой факел. Зажёг. Вспыхнул ослепительный огонь, почти сразу сожрав всю начинку.
– Проклятье!
– Миробад отдёрнул подпалённую ладонь.
– Жиру слишком много.
– Лучше всего готовила факелы одноглазая Ракель, - неожиданно мягко сказал Дагобер, покосившись на Элуа.
– Если б она не слала письма в Нант, говоря, что не ведает грамоте, называясь слабоумной свинаркой, и не носила под платьем яд, я б её не вешал, - почти резко отозвался Элуа и добавил с хорошо различимым облегчением: - Вот он.
Полог входа, матово блеснув драконьими головами шитого шёлка, поднялся на копьё стража стоящего снаружи. Из солнечного света появился франк, называемый Мо. За ним возникло видение каменного изваяния: безбородое лицо, напоминающее маску шлема с прямым наносником, гладкие скулы, круглые, глубокие глазницы, плечи одинаковой ширины с животом и бёдрами.
– Хитрок?
– сощурился на свет кудесник.
Полог упал за спинами вошедших.
– Хитрок, проломись голова!
– пророкотал Стовов, делая два шага в обход Мо и хватая полтеска за плечи.
– Когда солнце бьёт в воду через прозрачный лёд, она делается горячее воздуха, - ответил Хитрок, клацнув зубами, оттого что князь принялся его трясти.
– Узнали друг друга, - ухмыльнулся Дагобер, поднялся, отведя ладонью в сторону голову мальчика, перешагнул корзину и приблизился к Стовову.
– Я понял, что он ваш, когда увидел вчера под дубом этих, в чёрном, что прыгали, как шуты, вокруг медведей Миробада. Как шуты, если б не разили смертоносно моих людей.
– Его и ещё двоих взяли, когда они плыли под перевёрнутой лодкой и застряли в бобровых корягах у устья Истрицы, - сказал Элуа, обращаясь скорее к Рагдаю, чем к Дагоберу.
– Так скажи мне, хитрец, отчего так? Вы только семь дней как перешли через Моравские Ворота, а навстречу вам совсем с другой стороны шли ваши, бывшие в пути сорок дней?
– Дагобер в упор посмотрел на Рагдая.
Кудесник молчал. Глядел, как колышется шёлк от горячего воздуха, идущего от пламени факелов.
– Крозек сказал им, - прервал молчание Хитрок.
– Не стерпел плеть.