Новый Мир - Золото небесных королей

Демидов Андрей Геннадиевич

– ...и только тогда святой Амбросий понял, что Бог есть больше, чем просто слово Божье.
– Рагдай говорил по норманнски, но было видно, что франки понимают.
– Поэтому и мы, язычники, тоже дети Божьи, хотя называем его иначе. И верно, ведь язык наш другой. Как ты.
– Кудесник ткнул пальцем в тщедушного франка, того, что наблюдал, как моравы таскали колёса от повозок.
– Ты смотрел, как рабы делают своё дело и не ропщут, потому что даже они знают, что так устроил Бог. Они таскают, а ты спокойный, при оружии, женщины заглядываются.

Рагдай поднял брови и развернул ладони вверх.

– Конечно, клянусь слезами Марии, он всё верно говорит.
– Тщедушный франк улыбнулся. Второй, великан с угрюмым рябым лицом и длинными, почти до груди усами, с сомнением покачал головой и настороженно уставился на подошедшего кольчужного норманна с мальчиком, у которого в половину лица расползся синяк.

– Это вот и есть Железный Оборотень, - пояснил Рагдай, кивая на Ацура.
– А это мальчик. Он родился из ноги Оборотня, когда тот бился с Ётунами - великанами. Мальчик немой. И уже десять лет не меняется в росте.

Хромой франк, держащий кувшин, хотел было хлебнуть, но не решился. Угрюмо поглядел на тщедушного. Тот сказал ехидно, но осторожно:

– Это как в Ехейском сказании, клянусь Геркулесом. Каждый раз, чтоб Бог, родитель молний, не ударил в нас, детей своих, мы посылаем особую стрелу, с резами. Резы говорят солнцу о наших чаяниях, а через день или позже Бог возвращает стрелу с другими резами. Они так говорят, где, когда, какую нужно жертву принести, чтоб наши просьбы свершились.

Рагдай покосился на проходящего Эйнара.

– Сейчас время пускать стрелу, - заговорил хромой франк с кувшином.
– Однажды я видел Деву Марию. Год назад, после пира у Отта, я убил приблудную собаку. Так Мария спустилась после того и сказала, что это нехорошо, что надо идти и долго молиться. Я не молился, всю ночь спал, а утром Риги проткнули мне ноги вилами, оттого что я был в сенном стоге. А чтоб стрелой...

– Вот, Великий колдун, лук из ореха, срубленного на заре в третий день месяца трав, и вот стрела, - торжественно сообщил Эйнар, оглядывая франков и как бы укоряя их за нахождение в месте предстоящего священнодействия.

Франки уставились на лук: обыкновенная дровина, толстая, с ободранной корой, отполированная рукой в середине и с рогатками на концах, с намотанной тетивой из воловьих или конских жил. Стрела была интереснее: вся в поперечных насечках, доходящих до сердцевины, и две, почти сквозные прорези по длине.

Вместо оперения в крестообразный надрез на тупом конце были вставлены две пластинки бересты, тонкой, почти прозрачной. Наконечник был из кончика ребра какой то большой рыбы. Рагдай поднёс стрелу к глазам, заговорил что то невнятное.

Франки попятились, то ли чувствуя жар, исходящий от колдуна, странного, безобразного человека в аварском халате, то ли оттого, что тень от верхушек леса больше не закрывала их. Наконец Рагдай взял из рук Эйнара лук, вложил стрелу, развернулся, одновременно натягивая тетиву, по степному, до уха, и отпустил.

Выдохнув, тетива щёлкнула о браслет Рагдая. Стрела стала быстро уходить прямо в низкое, утреннее солнце, с воем и шипением берестяного оперения. Через несколько мгновений она исчезла.

Солнце было. Лес под солнцем, сквозь верхушки которого пробивался жёлтый свет, бесноватая саранча, кони, люди, мухи, запах жареного мяса, немой мальчик, родившийся из бедра Железного Оборотня, были, а стрелы не было.

Стрела не вернулась, не упала. Она словно утонула в солнечном свете.

– Вот, - сказал Эйнар почти печально.

– А когда вернётся стрела?
– неожиданно спросил Ладри, прикладывая щиток из пальцев к бровям и щурясь.

– Смотрите, немой мальчик заговорил.

Франки увидели, как колдун и Железный Оборотень изменяются лицами: изумление, восторг, страх. Оборотень склонился к мальчику, осторожно спросил:

– Может, у тебя и имя есть? Сын?

– Идём, идём!
– Тщедушный франк нервно потянул великана за пояс, хромой франк с кувшином и четвёртый, бессловесный, уже быстро уходили, почти бежали.

– Думаю, нас до отхода никто не тронет, - ухмыльнулся Ацур.
– Этот тощий разнесёт весть по всем шатрам, клянусь голосом Хлекк.

– Да, - согласился Рагдай.
– Разнесётся весть теперь.

Франки удалились на сотню шагов. Было видно, как они остановились, прикладывают ладони к глазам, смотрят в небо, как к ним подходят пятеро других франков, волокущих под мышки два безвольных тела. Некоторое время они оживлённо переговаривались, тщедушный франк размахивал руками, толкал в грудь великана и наконец отобрал у хромого кувшин и отбросил его в сторону.

– Это вот и есть вещая стрела, - сказал Ацур, обращаясь к Ладри.
– Но зачем ты заговорил?

Ладри виновато потупился:

– Но ведь стрела не вернулась, я видел, клянусь Фрейром.

– Рано тебя учить чинить одежду и бросать нож так, чтоб он всегда летел лезвием вперёд, - почти скорбно сказал Ацур, улыбаясь одними глазами.
– Теперь я буду учить тебя молчать.

– Я умею молчать. Когда Маргит сказала мне, чтоб я пошёл к конунгу Вишене, когда он был в прошлую зиму в Эйсельвене, и передал ему весть о том, чтобы он явился ночью к Рыбьему камню, я передал. Ещё Маргит сказала, чтоб я молчал, и я молчал, - упрямо сказал Ладри, щупая синяк.
– Через два дня узнали об этом все. Но это всё Сельма. В ту ночь я видел её в кустах у Рыбьего камня. Она следила за Вишеной и Маргит.