Новый Мир - Золото небесных королей

Демидов Андрей Геннадиевич

– А ты что там делал?
– весело ухмыльнулся Эйнар и указал кудеснику рукой на франков, поднёсших и положивших в траву, в пяти десятках шагов, два тела.

Рагдай кивнул. Он видел. Франки отошли. Только один, выделяющийся множеством золотых украшений и шёлковыми лентами, вплетёнными в косицы, медленно, по рысьи, стал приближаться.

– Брат всегда должен знать, что делает его сестра, - тем временем ответил Ладри.
– Маргит со всеми ходит к Рыбьему камню. Однажды оттуда не вернулся приезжий из Страйборга скальд. Потом умом ослабел Струвен, из дружины ярла Эймунда.

– Опять молчи, - коротко сказал Ацур, поднимая руку в ответ на приветствие подошедшего франка.

– Я Туадор, сын Астерикса, пришёл по указанию Элуа.
– Франк был краснолиц, покрыт веснушками и рыжей шерстью, как животное, вместо меча на поясе висел широченный тесак, без ножен, с лезвием украшенным гравировкой, явно сирийской работы.
– Там, вон, лежат двое тех, что захватили вместе с седым, чёрным. Он уже у вас. Вот вергельд за битьё. Это золото короля, десять безанов.

– Мало, - покривился Эйнар, принимая и взвешивая на ладони кожаный мешочек.

– Они чёрные люди. На пальцах ни одного кольца, клянусь кровью святого Мартина, - осторожно возразил франк.
– Так решил Элуа.

– Хорошо.
– Рагдай скрестил руки на груди.
– С ним был ещё один, Крозек, псарь из Вука, лицо у него всё в шрамах. Где он?

– Был такой, с клеймом на лбу, - кивнул франк.
– Его сегодня, под утро, купил ваш монах. Серый такой, сморщенный, со здоровым таким оловянным крестом на пузе. Полбезана дал. Я удивился, отчего за фриза столько золота.

– Лютича, - уточнил Эйнар.
– Как ты, косицебородый, продал нашего человека?

– Лютича? Почему я не могу продать захваченного? Многим повезло, что Дагобер в честь Святой Девы Марии запретил класть пленных в костёр, чтоб Ястреб и святой Мартин с дымом приняли тела их, а не наши, от ран или язв.

– Мне в Константинополе говорили, что в Австразии до сих пор режут пленным головы и закапывают их на год вокруг стен базилик, - теребя подбородок, сказал Рагдай.

– Да, точно, - оживился франк.
– Эти дикари до сих пор строят в лесу из прутьев лежащее чучело, набивают его едой, пленными, детьми, лошадьми, оружием и жгут. У нас в Нейстрии даже люди Нечистого и друиды так давно не делают. Птиц, бывает, потрошат. Корову...

Франк неуверенно перекрестился, будто траву перед собой перекрестил.

– Так где сейчас этот монах?
– Эйнар сощурился.

– Не знаю, у него была лошадь. На неё положил вашего клеймёного, - пожал плечами франк, отмахнулся от навязчивой мухи, отступил на шаг.
– Ухожу.

Он щурясь посмотрел вверх, сделал ещё два шага назад, вдохнул ветер и с видом воина, перехитрившего всех друидов Нейстрии, быстро зашагал прочь.

– А чего он боится?
– Ладри поднял глаза на Ацура.

– Возвращения вещей стрелы, - вместо Ацура ответил Эйнар.

– Ты смотри не споткнись, Ладри, а то вторая половина будет синей. Тогда нам можно будет закопать мечи. Ты будешь выходить перед войском, и враг будет разбегаться.

– Ладно.
– Рагдай оглянулся на шатёр: полтески стояли у входа в тех же позах. Ломонос сидел на корточках, что то колол в траве ножом, Полукорм был рядом, советовал, стребляне тихо, заунывно пели, бурундеи чистили лошадей, варяги и руги валялись среди седел и оружия, спали, жевали, чесались, закрывали от солнца затылки.
– Надо позвать полтесков, чтоб забрали своих, - сказал кудесник.
– Я пойду в шатёр, послушаю, что скажут воеводы на рассказ Хитрока. Пошли со мной, Эйнар.

– Нет, - тряхнул варяг кудрями.
– Пойду к Биргу, он обещал подобрать мелодию под сагу о битве с великанами у Моравских Ворот берсерков, дружины конунга Вишены Стреблянина из Страйборга.

Эйнар важно направился в направлении варягов.

– А они всё ждут стрелу, - сказал Ацур, разглядывая франков, толпящихся в ста шагах от них. Франк с вплетёнными в косицы лентами что то подробно рассказывал, остальные внимательно слушали.
– Что же это за монах такой этот Руперт. Приходит, уходит. Зачем ему псарь Крозек?

– Оборотень он.
– Рагдай задумчиво двинулся к шатру.

– Оборотень? Я видел оборотня в земле озёрных ётов. Мохнатый, зубастый, Маргит сказала, что это был медведь...
– Ладри поглядел в спину кудесника, отблёскивающую шёлком халата, двинулся следом, но вдруг сел на корточки, развёл ладонями траву. На земле было размётанное небольшое гнездо, голубая в крапину скорлупа, пух, серый окаменевший помёт. Мальчик поднял на ладони почти целую половинку яичной скорлупы, поглядел на свет. Она была совсем тонкой, просвечивала.
– У нас нет такой скорлупы в фиорде. Это какая то маленькая, очень маленькая птица. Как она выглядит, наверное, красивая?

– Вот такая она.
– Ацур, склонившись над мальчиком, носком ноги вытолкнул к нему крохотное, иссушенное тельце птенца: одни кости.

Мальчик поднял голову и странно вгляделся в варяга. Ацуру показалось, что глаза Ладри превратились в холодный горный хрусталь. Без зрачков. Серо голубые круги.

В них не было злости или жалости, обиды, но в них была тоска и боль, словно что то умирало внутри. Ацур осторожно провёл ладонью по лбу, затем по жёстким волосам мальчика:

– Брось это. Пойдём. У Икмара, наверное, ещё осталось мясо и хлеб...

Ацур несколько раз оборачивался, смотрел, идёт ли Ладри следом. Тот брёл, зажав скорлупу в кулаке, скованный неведомыми чарами, лёгкий, в мареве горячего воздуха, и казалось, что трава не ложилась под его стопами.

Был почти полдень. Ветер постепенно стихал. Стихал шорох леса, похожий на шум моря. Несколько обрывков пепельных облаков неподвижно висело в небе.

Небо было цвета снега, и только над Рудными горами с одной стороны и над Карапатами с другой оно набирало синь. Зелень поблёкла. Грубая дерюга шатров сделалась почти белой. Солнце просушило последние остатки ночного ливня.