Ну и что, что тролль

Кузиманза Д. Д.

– Отлично, отлично, – закивал Маркус, силясь пришпорить своего могучего коня или хотя бы привлечь его внимание к своей персоне. – Эй, подгони этого бегемота!

Взгромоздившись на мула, Ронни хлопнул гнедого по крупу, и он двинулся вперед размеренным, нетряским шагом. Маркус облегченно вздохнул. Он даже не обращал внимания на прохожих, большинство из которых если и не смеялись, то улыбались, видя на большом коне щуплого человечка с не по росту длинным кинжалом на поясе, а на невысоком муле – вооруженного до зубов оруженосца, мускулистые ноги которого почти касались земли.

В городских воротах путешественники помахали на прощанье стражникам и тут же очутились перед корчмой гостиницы "У Беззащитной Сиротки". Конечно, и верхом они добрались бы туда за какой-то часок, только зачем зря мучить животных? И запылишься, и солнце голову напечет, и через болото пробираться. Лучше по-привычному.

Но не успели они спешиться, как стали свидетелями странной сцены. В дверях корчмы, уперев руки в бока, стояла

высокая и дюжая белокурая женщина, не слишком соответствующая вывеске. Перед ней на пороге переступал с ноги на ногу со смущенным видом зеленый тролль росточком как раз по пояс великанше. В руках он держал корзину, аккуратно прикрытую белым полотенцем.

– И ты думаешь, Георг, что после вашего с приятелем дебоша я стану покупать твои булки?

– Ох, почтенная Мартина, – жалобно говорил тролль, – я ведь заплатил и за дверь, и за стол, а для меня каждая монетка дорога. Мне до сих пор стыдно, хотя не моя в том вина. Этот безмозглый тролль напоил меня каменным пивом, а вы не представляете, какая это мерзкая штука, и что она делает с мозгами.

– Тролль-то безмозглый, но ты же человек и поступать должен по-человечьи! Ладно уж, ладно, не хнычь, скажи спасибо, что магу Айвену нравится твоя выпечка.

– А он… это… настоящий маг?

– Самый настоящий, лучше не бывает. Ингигерда сразу же так и сказала.

– Ох, почтенная Мартина, а не замолвите ли перед ним за меня словечко? Вы же знаете мою беду.

– Ладно уж, только держись подальше от каменного пива.

И Мартина вернулась в корчму, а тролль поплелся за ней. Новоявленный ревизор и его оруженосец переглянулись и зашли следом за ними.

– Чего-то я недопонимаю, – тихо сказал Ронни. – Зеленый тролль, но при этом человек и пекарь.

– Мало ли какие обстоятельства? – рассеяно отозвался Маркус.

Маленькому рыцарю было не до зеленого пекаря с его проблемой каменного пива: он во все глаза смотрел куда-то вверх. Ронни проследил его взгляд и ничуть не удивился. Там на площадке лестницы стояла высокая черноволосая женщина, редкую красоту которой только подчеркивало голубое бархатное платье. Странным было другое: красавица тоже смотрела и не сводила глаз именно с Маркуса, что по мнению Ронни не лезло ни в какие ворота – ведь тут же стоял он сам в полном вооружении и приняв самый горделивый вид. И все-таки эти двое не отрывали друг от друга ошеломленно-восторженных глаз. Любовь с первого взгляда, не иначе.

Потом Маркус подбежал к подножию лестницы, протянул руки и воскликнул:

– Бетти, как ты узнала, что я буду здесь? Вот радость-то!

– Милый муж мой, наконец-то! – нежным голосом отозвалась красавица.

У Ронни отвисла челюсть, и он огляделся, чтобы понять, на каком это он свете? Но нет, они находились в той же корчме, хотя свидетелей странных событий прибавилось. Кроме Мартины и Георга он заметил двух обедающих мужчин, из-за двери тоже выглядывали какие-то лица. В довершение всего появилась старая Ингигерда и скрипучим голосом сердито спросила:

– Какие олухи оставили во дворе коня и мула? Уберите их немедленно в конюшню, пока от них не остались кости и хвосты!

А эти двое уже стояли рядом, держась за руки, и хотя Маркус был как раз по плечо Бетти, но от счастья он так вытянулся и напыжился, что казался на полголовы выше.

– Милый мой, – нежный голос красавицы задрожал от волнения. – Вон тот ужасный маг Айвен заколдовал меня и заставил поверить, будто я его жена!

Маркус бесстрашно обернулся к Айвену, но тот медленно покачал головой и тихо сказал:

– Видишь, Иво, я же говорил, что все это полный бред.

11 Я волшебница. Но не сказочная фея. И не та, из суеверий, что пугает детей, прячась под кроватью. Нет у меня ни метлы, ни большого котла с зельями, ни маленького с вкусными мозговыми косточками, ни даже подвала, полного паутины. Я студентка в большом городе, но родом из маленькой деревушки. Волшебница, да, но добрая. Честно говоря, не имею права оценивать свою доброту. Потому что эта возможность, это могущество уже по определению противоречит природе. Хотя с детства мама учила меня всем тайникам магии символов, жестов, мышления, чтения чужих мыслей, сохранения в предметах обломков разбитых сердец и разорванных душ, я никогда не считала это чем-то очевидным. Как никто отдавала себе отчет в последствиях. Ведь именно невежество, это проклятое невежество в соединении с огромным могуществом убило мою маму. Волшебница – это чудо-чудное, танцующее среди цветов на восходе солнца в сиреневом тумане. Из-за этого тумана никто ее не может рассмотреть, но все говорят, что потрясающе красива. За один ее взгляд, за одно прикосновение нежной руки можно отдать все. И многие слишком легко отдают ей душу. Волшебница – это летучая женщина. Как только все заснут и взойдет луна, она летит на метле исследовать мир. Исследует даже самое опасное. На Лысой

Горе встречает таких же исследовательниц, которые, нетерпеливо отмахиваясь от типа с рогами и запахом серы, улетают далеко-далеко выше радуги. Они хотят знать слишком много. А это очень опасно, разве не так? Волшебница – это старая женщина, живущая в доме на лапах. Где-то в лесу. Очень странная и не слишком приятная особа. Кто сказал, что ее избушка – на курьих ножках. А на драконьих не хотите? Она всегда другая. Вы чувствуете себя почти уверенно в своем маленьком, хорошо знакомом мирке. Здесь два и два в сумме дают четыре, все учат это в школе. А камень всегда остается камнем, дерево – деревом, вода – водой. Вы знаете себя и знаете свой мир. И уверены, железно уверены, что рядом толпы таких же уверенных, как вы. Знаете, что говорить в каждой ситуации, как и когда поступать. Как любить, как ненавидеть, как быть равнодушной. А волшебница взлетает в небо и раздумывает: а не стащить ли сегодня Луну? И что же? В первый раз я влюбилась год назад. Изучала фотографию. Была она моим королевством. Просиживала целыми часами, творя фотографии в сотнях разных настроений в зависимости от настроения своего. Отличия были почти незаметны, многие их не видели. Подробности легко прозевать: изгиб брови, уголок рта, блеск глаз, тень в фоне. Любимого увидела на дискотеке, танцевал, изгибаясь, как змея. Хотя подруг я часами тренировала, как привлечь к себе внимание, к нему подошла сама. Учился на юридическом. Как большинство юристов, был суеверным. Много раз просил, чтобы я ему погадала на картах. В первый и последний раз я согласилась в тот день, когда снял с меня юбку-шотландку и темный мохнатый свитер. Сидели мы у столика в комнате общежития, на подоконнике горели свечи. О них – для настроения – позаботился он, я никогда не обращала на подобные мелочи внимание. Разложила карты, переложила, рассыпала. Никогда не прочитывала таро так, как это делали "колдуньи" из объявлений в газетах. Для меня карты были только фонарями, показывающими дорогу. Остальное должна была добавить сама. Вместо семи открыла шесть карт. И уже знала, что об этом единственном согласии погадать ему буду жалеть до конца жизни. Лгала. Лгала, как не лгала никогда. Бесстыдно, упрямо. Говорила "феху" (богатство), хотя видела "турисаз" (шип). Видела "наутиз" (принуждение), говорила "вуньо" (блаженство). И, в конце концов, "эйваз". Символ тишины, магии и смерти. Привязывая красную ленту на его руку, прошептала ему прямо в глаза, что будет счастлив. Правды сказать не могла. Нельзя увести с дороги смерти, даже если каким-то чудом ее увидишь. Такое вмешательство в силы, над которыми мы властны, всегда ведет к трагедии. Именно уверенность, что она имеет право безоглядно менять чужую и свою жизнь, убила мою маму. Перед смертью потребовала от меня клятвы, что никогда не буду пробовать таким образом противодействовать смерти. Но в этот раз я все же попыталась. Я погасила свечи, зажгла благовония и села перед моим любимым на пол. Приказала ему опуститься на колени. Подчинился без слов. Закрыла глаза. Не произносила странных заклинаний, не кричала. Только на его лбу, едва касаясь, чтобы не понял, нарисовала ногтем символ правды и совершенства. Когда поцеловал меня и сказал, что никогда не было ему так хорошо, я улыбнулась. Улыбалась и потом, когда ушел. Волшебницы не в силах плакать. Он погиб через два дня в аварии. * * * Ингигерда очнулась. Впервые пришла ей в голову мысль: "А кто каждый из них?" Но спросить было невозможно. Бравый Маркус говорил с самым вызывающим видом:

– Хозяйка, вы принимаете вещи в заклад?

– Иногда, – ответила Мартина. – А вы, уважаемый, что же, поиздержались в дороге?

– Можно сказать и так. Я хочу заложить у вас мою смерть.

Ронни округлил глаза. Слишком мало знал своего рыцаря, чтобы понять его слова.

– Э нет, – возразила Мартина. – Под залог смерти я не дам и ломаной монетки. Но вы можете сделать ставку. Правда, сейчас плохой курс, и за одну монету получите всего три.

– Если выживу?

– Если не понадобиться выживать. А если выживете, то получите пять за одну.

Маркус улыбнулся:

– Ну-у, это смех, а не ставки! Хотя бы восемь.

– Было и десять, но в те времена, когда не слышали о бездухах!

Озадаченный Ронни умоляюще посмотрел на Мартину:

– Вы шутите? Скажите, что вы шутите!

– Какие шутки? Мне предлагают деньги, и я от них откажусь?

– Практичная хозяюшка, – усмехнулся Иво. – Она не знает, что прогадала бы. Маркус не из тех, кто погибает.

– Это Маркус? – одними губами спросил Айвен.