"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
борьбы за возвращение честного имени, говоря в своих письмах только об интересах дела, лишь изредка
позволяя себе включить в них и личные нотки. 10 января 1946 г. она писала Председателю Верховного Со-
вета СССР Михаилу Калинину: «Немецкая компартия не исключала меня из своих рядов, но, несмотря на
это, моя совесть заставляет меня просить Вас пересмотреть мое дело. Теперь я в России живу 11 лет, оставив
на родине мать и дочь. После освобождения Германии Крас
246
ной Армией я желала бы вернуться на родину и поэтому прошу Вас мне в этом посодействовать».
Изменились и настроения в отделе кадров ИККИ, ставшем после роспуска Коминтерна в 1943 г. частью
огромного аппарата ЦК ВКП(б). С апреля 1945 г. Роберта Гроппер неоднократно включалась в списки
немецких коммунистов, которые планировались к отправке в Германию. Однако непогашенная судимость
неизменно делала свое дело — все то же Особое совещание, теперь уже МГБ, своим решением от 6 ноября
1946 г. оставило немецкую коммунистку в режиме спецпоселения.
В Советском Союзе, как показывает его недолгая история, не было более эфемерных решений, чем решения, считавшиеся окончательными. И это касалось не только глобальных вещей вроде построения коммунизма
или выращивания кукурузы, но и кадровых перемещений отдельных «колесиков и винтиков» системы. В
конечном счете вопрос о судьбе Роберты Гроппер был разрешен не борьбой конкурирующих ведомств, а
ходом глобального исторического процесса. Начиналась «холодная война», составной частью которой была
конфронтация двух Германий. Кадры КПГ — те, кто вернулся из нацистских концлагерей, не попал под
расстрельную статью в годы большого террора и выжил в ГУЛАГе — были буквально наперечет. Теперь уже
было не до рассматривания в микроскоп темных пятнышек политической биографии. В выездных
документах героини нашего очерка появились обтекаемые формулировки: «Освобождена за отсутствием
компрометирующих материалов». Это выглядело почти как оправдание, хотя до официальной реабилитации
человека, не совершившего никаких преступлений, было еще очень далеко.
14 января 1947 г. Роберта Гроппер выехала в Берлин. Вальтер Ульбрихт, отвечавший в руководстве СЕПГ за
кадровые решения, не ошибся в ней. Пережитые испытания не изменили ее убеждений. Характеристики,
которые составлялись в ЦК КПСС на номенклатурных работников из «братских стран социализма», редко
выходили за рамки казенных и ничего не значивших фраз. Однако о руководительнице Демократического
союза женщин Берлина говорилось вполне конкретно: «Тов. Гроппер без желания делится впечатлениями о
Советском Союзе. Одному из функционеров СЕПГ она заявила: "Хотя в СССР ко мне отнеслись
несправедливо, я осталась о нем очень хорошего мнения"».
Подобные оценки явно не украшали ее личное дело, но и не рассматривались как повод для партийного
разбирательства. Нежелание восторгаться прошлым трудно было поставить в вину женщине, которая из 12
лет, прожитых в СССР, 9 провела в тюрьме и ссылке. Она
247
молчала о пережитом, продолжая считать такую позицию своим партийным долгом и служением делу
социализма. Последний, равно как и саму ГДР, Роберте Гроппер довелось пережить ровно на три года.
Вильгельм Керф: ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ ПРАВИЛ
19 июня 1939 г. Генеральный секретарь Коммунистического Интернационала Георгий Димитров, как
обычно, начал свой рабочий день с чтения входящей корреспонденции. Шифротелеграммы от партий,
находившихся на нелегальном положении, перемежались с внешнеполитическими обзорами ТАСС —
Европа неотвратимо катилась ко Второй мировой войне.
В стопке бумаг находилось письмо Отдела кадров ИККИ с необычной просьбой, заставившей руководителя
Коминтерна на минуту отвлечься от текущих событий и погрузиться воспоминания. Димитрова просили
высказать свое мнение «о поведении Вилли Клейста (Керф) на Лейпцигском процессе». Это не было
праздным интересом кадровиков, письмо появилось «в связи с запросом соответствующих организаций» —
аббревиатуру НКВД старались не упоминать всуе даже во внутриведомственной переписке.
Димитров был в курсе, что Вильгельм Керф, как и сотни других немецких коммунистов, находился в тюрьме
под следствием, обвиненный в государственных преступлениях. Однако «ежовщина» уже закончилась, и на
волю тоненьким ручейком текла информация о том, что же на самом деле происходило в те страшные годы
за стенами Лубянки. Вопреки своему обыкновению накладывать короткие резолюции он написал на письме:
«Клейст Вилли (Керф) держал себя хорошо в качестве свидетеля на Лейпцигском процессе. На по-
ставленные ему вопросы политического характера Клейст отвечал правильно и мужественно в защиту КП
Германии». Такое заступничество дорогого стоило. 27 августа 1939 г. немецкий коммунист был выпущен из
тюрьмы, его дело было закрыто за отсутствием состава преступления.
Анализ его архивно-следственного дела позволяет проследить на конкретном примере как механизмы
взаимодействия различных ведомств в условиях сталинского режима, так и линию поведения отдельных
людей, попавших в жернова большого террора. То, что Керф был одновременно коммунистом и