"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
вредительстве. В подобных случаях сотрудники НКВД опирались на данные, поставляемые по их запросам с
заводов и различных учреждений, вплоть до подмосковных колхозов. Обычное разгильдяйство, практически
незаметное на фоне общей бесхозяйственности, раздувалось до размеров политического преступления. На
немецких рабочих и служащих можно было списать все, что угодно. Работавший на совхозной ферме Георг
Губер заражал молодняк256, кто-то распылял бактерии или семена сорняков на полях, умышленно портил
станки и иное оборудование, совершал аварии на дороге.
' «Работая в области мелкого животноводства, занимался вредительством с целью вывести из строя молодняк, для чего умышленно
содержал двор, в котором находился молодняк, в антисанитарных условиях». Перейдя в другой совхоз, Губер из тех же вредительских
побуждений «запустил» корову-рекордистку, и та перестала давать рекордные удои — так звучали обвинения в его адрес в
обвинительном заключении.
156
Курт Шмельцер, слесарь троллейбусного парка в Москве, регулярно подкладывая в моторы гайки и гвозди,
«всеми мерами старался вызвать недовольство пассажиров частыми остановками троллейбусов». То же
инкриминировали и шоферу Александру Фейергерду, который согласно производственной характеристике,
попавшей в материалы следствия, неизменно забывал при капитальном ремонте болты и гайки в моторе
своего грузовика. Заведующий продуктовым магазином Владимир Трабант, попавший в Россию
военнопленным, после соответствующей обработки признал, что сознательно гноил продукты во вверенном
ему учреждении. Кроме того, он стал шпионом от бедности. «В Советском Союзе прожить на одну зарплату
очень сложно, тем более когда существовала карточная система, я зарабатывал очень мало, поэтому и пошел
на это преступление»257. Любой знакомый с реалиями советской жизни прекрасно знал, что любой завмаг в
условиях тотального дефицита и карточной системы катался как сыр в масле, но органы госбезопасности
верили в то самое «Зазеркалье», которое сочиняли.
Семнадцатилетний сын Эрны Шефтер Герхард, едва устроившись на машиностроительный завод в
Подольске, развернул настоящую биологическую войну. В обвинительном заключении по его делу можно
прочитать, что он «с целью распространения кожных заболеваний бросил пойманную им мышь в бак с
эмульсией, которая применяется для охлаждения обрабатываемых деталей и резца, рассчитывая, что при
попадании в брызгах от вращения на лицо это будет вызывать заражение кожи».
Оставшийся без работы и постоянного места жительства Вальтер Рефельд «признался», что готовил взрывы
в метро, так как «хорошо знал расположение главных входов на станцию Киевская». Взрывчатку он должен
был получить в германском посольстве сразу же после нападения Гитлера на Советский Союз. Это
выглядело полным бредом даже в глазах следователей Кунцевского района, прославившихся своим
«липачеством», и не попало в обвинительное заключение.
Протоколы допросов показывают, что иерархии обвинений в известной мере соответствовала иерархия
признаний. В ряде случаев немцы, признававшие шпионаж, категорически отказывались подписывать
обвинения во вредительстве и подготовке диверсий. Очевидно, сказывалась обработка сокамерниками —
признание подобных обвинений означало бы верную гибель, в то время как за шпионаж должны были
«всего лишь» выслать в Германию. Бывший руководи
257 ГАрф. ф. ю 035. Оп. 2. Д. 17377.
157
тель немецкого клуба в Москве Пауль Шербер-Швенк, признавший шпионаж, наотрез отказался причислить
себя к членам троцкистской организации. Может быть, решающую роль в таком упорстве сыграла гордость
функционера КПГ и депутата прусского ландтага за чистоту своей партийной биографии, который всегда
подчеркивал, что никогда не имел уклонов от генеральной линии? Мы об этом уже никогда не узнаем...
Глава 9
ДИНАМИКА РЕПРЕССИЙ 1. Директивы и исполнители
Доведенные до приговора дела с политическими обвинениями в адрес немецких граждан появляются в
ГАРФ только с 1934 г. Можно предположить, что до этого момента репрессии по отношению к иностранцам
носили точечный характер и с ними справлялся центральный аппарат ОГПУ-НКВД. Интересно, что все три
дела 1934-1935 гг. трудно назвать сфальсифицированными — в каждом из них содержатся даже
вещественные доказательства, будь то пуговица с подобием фашистской свастики, карикатуры на вождей
ВКП(б) или фальшивый советский паспорт.
С весны 1936 г. начались аресты тех немцев, в биографиях которых имелись разного рода «грешки» и
темные пятна. Это могли быть партийные уклоны и оппозиции, неудачная работа в качестве сексота НКВД
или советского разведчика, нелегальное прибытие в СССР. В групповых делах в число подельников главного
обвиняемого попадали лица из круга его знакомых, которые даже не являлись членами КПГ или ВКП(б).
Следствие велось достаточно долго — из 25 человек, арестованных в 1936 г., в том же году были осуждены
лишь пятеро. Контрразведчики из УНКВД МО подключились к проведению репрессий только в июле,