"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
было невдомек, что формирование «народного сообщества»251 в условиях нацизма шло иными путями,
нежели сталинская унификация советского общества, не оставлявшая «свободного пространства» даже в
семейных и личных отношениях.
Вопрос о том, кому и где жить хорошо, оказался в центре судебного процесса, в ходе которого в
контрреволюционной агитации обвинялся Вильгельм Рабэ. Благодаря сохранившемуся протоколу засе
249 См. например постановление о продлении следствия, в рамках которого обвинялись Эрих Констант и Павел Липшиц: «По делу
предстоит ряд новых арестов вскрытых и законспирированных троцкистов и вызов некоторых проходящих по делу троцкистов из
концлагерей...»
250 См. Генис В. Л. Неверные слуги режима: первые советские невозвращенцы (1920-1933). М.,2009.
251 См. дискуссию о применимости этого термина в исследованиях по социальной истории Третьего рейха: "Volksgemeinschaft". Potenzial und Grenzen eines neuen Forschungskonzepts // Vierteljahrshefte fuer Zeitgeschichte. 2011. Heft 1. S.l-18.
152
дания Мосгорсуда мы можем детально реконструировать взаимные обвинения сторон. Бывшие коллеги
обвиняли Рабэ, что он постоянно восхвалял жизнь в Германии, утверждая, что рабочие там получают
высокие зарплаты, а «папиросы в пять раз дешевле, чем в Советском Союзе». Немец вначале отпирался, но
потом признался, что сравнивал не только цены на папиросы, но и вкус пива, которое ему в Москве очень не
нравилось. Судебный процесс получил неожиданный поворот после выступления секретаря
парторганизации карандашной фабрики, выступившей в защиту Рабэ — по ее данным, тот по ночам часто
плакал в общежитии, так как скучал по семье и родине. Этого не хватило для оправдания, но обеспечило
выходцу из Юте-борга достаточно скромный приговор к трем годам заключения, один из которых он уже
отсидел в качестве подследственного.
Если применительно к повседневной жизни криминальным оказывалось противопоставление России и
Германии, то по отношению к условиям заключения все было наоборот. Освободившись после первого
кратковременного ареста, Густав Бург говорил своему подельнику Моисею Лурье: «Никакой разницы в
строгости режима между органами НКВД и фашистами нет». Показания немецких политэмигрантов о
творившемся в нацистских концлагерях произволе очень напоминали тактику изматывания обвиняемого в
ходе следствия на Лубянке: «Нам заявили, что нас пошлют в концлагерь, где мы будем находиться до тех
пор, пока не скажем правду»252.
Очевидные параллели в экономической политике двух диктатур не могли пройти мимо внимания людей,
внимательно следивших за развитием событий в Германии. Причем эти параллели (усиление регулирующей
роли государства, стремление к автаркии, начало «четырехлетки») вызывали скорее одобрение, чем
осуждение, рассматривались как общий тренд, порожденный масштабами всемирного экономического
кризиса 1929-1933 гг. Споры вызывал лишь вопрос о том, кому принадлежала пальма первенства. Члены
группы Константина Алина утверждали, что «большевики торопятся перехватить методы хозяйствования у
фашистов».
Напротив, согласно показаниям свидетелей по делу Георга Керна, тот заявлял, что «в настоящее время
Гитлер выдвигает и проводит в жизнь такие же социалистические методы и способы развития произ-
водительных сил в Германии, как и Советский Союз». Подобные вы
52 Из показаний изолировщика Метростроя Отто Треттау, который провел полтора года в нацистском концлагере после того, как суд отказался вынести приговор по его делу. Сам Треттау был арестован 30 июля 1937 г., дал признательные показания
только 5 марта 1938 г.
153
оказывания были характерны не только для немцев, проживавших в столичном регионе. Арестованный в
Тюмени в 1936 г. директор местного пивоваренного завода высказывался в том смысле, что «фашизм
является большевизмом наизнанку»253. Токарь станкозавода имени Орджоникидзе Пауль Рицман в ходе
допроса признал, что в общении с коллегами сравнивал речи Сталина и Гитлера, так как слушал по радио и
те, и другие. «Сталин говорит тихо и слова его как молоток против фашизма, а Гитлер говорит как артист и
нервный человек».
«Чистосердечные сравнения» двух режимов, зафиксированные во многих АСД, вряд ли являлись плодом
творчества следователей, последним для отправки дела в осуждающий орган хватало стандартных фраз типа
«восхвалял фашистский режим». Сегодня такие сравнения кажутся кощунственными и уж наверняка
«антисоветскими», однако следует иметь в виду, что речь идет о середине 1930-х гг., когда бесчеловечный
потенциал германского нацизма еще не раскрылся в полной мере. Его демонизация советской пропагандой
тех лет порой вызывала обратную реакцию. Фашизм невольно превращался в отправной пункт для любых
политических (и даже неполитических) размышлений, людям хотелось узнать, что же на самом деле проис-
ходит в Германии и Италии. Русские рабочие обращались к своим немецким товарищам с просьбой
рассказать, почему Гитлеру удалось построить столь прочный режим, почему рабочий класс Германии так и
не поднялся на антифашистское восстание. Объяснения сути фашизма как марионетки монополистического