Нуэла
Шрифт:
Все это было более чем необъяснимо, и десятки вопросов готовы были сорваться с языка Радова. Но он видел нежелание Нуэлы рассказывать о себе и потому продолжал говорить лишь о ее самочувствии, о погоде, о больничных порядках и тому подобных вещах.
Впрочем, уже через несколько минут она сама вернулась к событиям вчерашнего дня:
– Скажите, а что нового говорят об этой кошмарной авиакатастрофе?
– По-прежнему ничего определенного. Предполагают теракт. Подтверждают, что никто из пассажиров и членов экипажа не остался в живых.
– Это ужасно,
– Почему же, Нуэла?!
– Позже я расскажу вам все, и вы поймете. Я ведь вынуждена была бежать из Индии. Но только в самолете поняла, что... — она зябко поежилась, быстро обежала взглядом дверь и окна.
– Нет, об этом тоже после. Все это так страшно! И в двух словах не скажешь. А вы... Вы еще придете ко мне?
– Конечно! Завтра же. Что тебе еще принести?
– О, ничего! Вы и так завалили меня гостинцами. Мне ничего не нужно. Приходите только сами. Если сможете...
Радов ласково погладил ее по голове. А Нуэла, высвободив руки из-под простыни, робко коснулась кончиками пальцев его груди и тихо повторила:
– Приходите... пожалуйста... Я буду ждать вас... папа.
Полный самых сложных чувств и переживаний вышел Радов из палаты Нуэлы. А по выходе из больницы его ждала еще одна неожиданная встреча.
Не успел он пересечь сквер, как кто-то стукнул его по спине и знакомый рокочущий бас прогремел над самым ухом:
– Здорово, Андрей!
Радов обернулся и увидел отставного майора Рындина, того самого, который надоумил его назваться отцом Нуэлы.
– Что, решил навестить свою «дочку»?
– продолжал тот, не скрывая усмешки.
– Да. У нее здесь, оказывается, ни родных, ни близких. Ну и, сам понимаешь...
– Очень даже понимаю. А ты скажи мне, что за толстяк в шляпе увивался вокруг тебя сегодня утром?
– Кто его знает! Тоже, наверное, пришел навестить кого-то из больных.
– А о чем он так усердно тебя расспрашивал, не об этой ли индианочке?
– Спрашивал и о ней.
– И ты так все ему и выложил?
– Было бы что выкладывать. Я сам мало что о ней знаю.
– И хорошо, что нечего было выкладывать. Не нравится мне этот тип. А у меня, как ты знаешь, глаз наметанный.
– Чем же он тебе не понравился?
– А тем хотя бы, что никаких больных ему навещать не нужно было. Ты вот расстался с ним - и сразу в дверь. А я подождал и посмотрел. Встал он, поговорив с тобой, со скамейки и, выждав, когда все ожидавшие войдут в больницу, преспокойненько развернулся и пошел прочь.
– Как пошел прочь? Чего же он тогда ждал столько времени?
– Стало быть, ничего не ждал. А нужно было ему только выведать у тебя все, что ты знаешь о своей «дочке».
– Но почему ты так решил?
– А потому, что я еще вчера приметил, что он глаз с нее не спускал, пока ты «торговался» с регистраторшей.
– Так он и вчера здесь был?!
– Ввалился сразу вслед за вами. И так и впился глазами в Нуэлу. Боюсь, что он все время шел за вами следом.
– Вот оно что! А я вспомнил теперь, что и там, в машине, был кто-то, похожий на этого типчика. Он, понимаешь, на миг раскрыл дверку, а как увидел меня, так снова захлопнул и - ходу!
– Вот-Вот!
– И сегодня он прежде всего пытался выяснить, запомнил ли я номер машины, ее марку, цвет...
– Но ты, насколько я тебя знаю, конечно, не запомнил ни того, ни другого?
– Да. До того ли было...
– А еще что он выпытывал у тебя?
– Спрашивал, каково состояние Нуэлы, в какое отделение ее положили...
– Ну вот что, Андрей, может быть, я и ошибаюсь, но, скорее всего, все это очень серьезно, серьезнее даже, чем я думал. Так что будь осторожнее со своей «дочкой».
– Что же ты посоветуешь делать?
– Пока лишь одно: никому ни при каких обстоятельствах не рассказывать ни об этом происшествии, ни о самой Нуэле. Кстати, ее имя ты не назвал этому лазутчику?
– Ее имя я не называл никому. Даже в истории болезни она фигурирует как Нелли Радова.
– Слава Богу, хоть тут тебе хватило ума на конспирацию. И еще - если по выписке из больницы ты приютишь ее у себя на даче...
– Ты считаешь это возможным?
– Ты сам сказал, что у нее нет здесь ни родных, ни близких.
– Не только здесь, но и вообще в России. Она действительно только что прибыла из Индии и к тому же потеряла все документы и деньги.
– Тем более.
– Да, но...
– Чего «но»? Будто я не вижу, что ты был бы только рад такому повороту событий.
– Мало ли чему я был бы рад, - смутился Радов.
– А как она сама? И вообще...
– Так по официальной-то версии она твоя дочь. Куда же ей теперь податься, как не к себе домой?
– Ты все шутишь, Виктор...
– В данном случае - ничуть. Может быть, я и сам немного виноват в том: дал тебе вчера не совсем обдуманный совет. Но право, я и сейчас не придумал бы ничего лучшего. Девушке нужна была неотложная помощь, а как можно было иначе прорваться к врачу? Тогда это было самым главным. О том, что будет дальше, некогда было и думать. К тому же ни ты, ни я не знали, что потом ей некуда будет приткнуться. А теперь у тебя просто нет другого выхода, как приютить ее у себя дома. Не пускать же на произвол судьбы очень неплохого, очень порядочного человека. Кто-то иной, может быть, и смог бы это сделать, ты же при твоей бесподобной доброте никогда так не поступишь.
– Эх, Виктор, дело не только в доброте. Помнишь, я как-; то рассказывал тебе о своей невесте, которая так и не смогла приехать ко мне из Индии? Так вот, можешь мне верить, можешь не верить, но эта девушка как две капли воды похожа на мою Джуну. Поэтому, может быть, я и...
– Да понял я это. Сразу понял. У тебя же всегда все на лице написано. Но, как бы там ни было, если ты приведешь Нуэлу в свой дом, то пусть, повторяю, об этом не знает никто. То есть никто не должен знать, что это не твоя родная дочь. Ну и... постарайся присматривать за ней, не оставляй, по возможности, одну, не отпускай далеко от дома.