Нуэла
Шрифт:
Так я летела всю ночь. А наутро была уже в большом городе, откуда можно было поехать поездом в Дели. Большой геологический начальник встретил меня очень приветливо. Прочтя мамино письмо и выслушав мой рассказ, он надолго задумался. Я уже готова была к тому, что он просто выпроводит меня на улицу. Но он сказал: «Ну вот что, дружок. Из Индии тебе, конечно, придется пока уехать. И как раз сейчас представляется такая возможность. На днях я вылетаю с группой сотрудников в Москву. И смогу захватить тебя с собой в качестве... ну, хотя бы своего секретаря-референта. Я уже начал подыскивать подходящую кандидатуру, и ты вполне подойдешь на это место. Кстати, твоя мама не познакомила тебя с русским языком?» Я ответила, что она учила меня немного, и я смогу объясняться с русскими на бытовом уровне. «Вот и отлично, - заключил он.
– Значит, решено - ты едешь со мной. Все необходимые формальности я сегодня же улажу. Ну а в Москве... В Москве у меня немало хороших друзей. Они помогут нам. Что же касается твоей матери, то я сейчас же радирую начальнику одной из геологических партий, которая работает в вашем районе, и он позаботится о ней. У него есть возможность оградить ее от любых бандитов».
Так получилось, что через два дня я уже летела самолетом в Москву, в далекую, неведомую Россию. Я почти ничего не знала об этой стране. И от одного сознания, что там, в чужих краях среди чужих, незнакомых людей, мне, возможно, придется прожить не один год, на душе у меня было тревожно. Эта тревога еще более усилилась, когда я заметила, что каких-то два человека непонятной национальности как-то очень подозрительно поглядывают на меня, обмениваясь многозначительными взглядами.
Ночью я не сомкнула глаз. А наутро, когда объявили, что самолет начал снижение, и попросили пристегнуть ремни, один из этих двоих вдруг соскочил со своего места и, выйдя на середину салона, громко произнес на английском языке:
– Всем сидеть, не двигаться! Никакой посадки в Москве не будет. Самолет полетит дальше. Куда? Это не ваше дело! Ваше дело - сидеть и помалкивать. В случае любого неповиновения самолет будет взорван, - террорист потряс в воздухе каким-то свертком.
– Видите - это бомба! Давай, Боб!
– кивнул он своему напарнику, который, также потрясая бомбой, направился в кабину пилотов.
Все затаили дыхание. А я похолодела от страха, потому что террорист подошел и толкнул меня в плечо:
– А вас это особенно касается.
– Ну вы!
– прикрикнул на него мой покровитель.
– Укоротите ваши руки...
Но не успел он закончить, как впереди, за дверью пилотской кабины, раздался страшный грохот, и огненный вихрь ворвался в салон, мгновенно поглотив передние ряды кресел. Все с криком вскочили с мест и, давя друг друга, бросились в хвостовую часть лайнера. А я вцепилась в подлокотники кресла, стараясь удержаться на вздыбившемся полу. И в тот же миг прямо у меня под ногами что-то заскрежетало, взвизгнуло и вся передняя часть салона вместе с пылающими креслами и бегущими меж ними людьми обрушилась куда-то вниз, а я повисла над черной зияющей бездной... Я поняла, что самолет разламывается на части. Сзади меня тоже послышался душераздирающий скрежет. Тогда я оттолкнулась от кресла и, почти теряя сознание от страха, прыгнула в открывшуюся пустоту.
Подумала ли я в ту минуту о своем камне? Или лишь сработал в подсознании спасительный рефлекс? Этого я не могу сказать до сих пор. Помню лишь, что когда я окончательно пришла в себя, то уже летела, медленно снижаясь, над густым, смутно темнеющим в предрассветных сумерках лесом и дрожала то ли от холода, то ли от страха перед ожидавшей меня неизвестностью.
Между тем островерхие макушки деревьев становились все ближе и ближе. Я выбрала небольшую удобную поляну и, спикировав на землю, опустилась на мокрую от росы траву. Здесь, на земле, было еще холоднее, чем в воздухе. К тому же кругом был лес и в любую минуту из-за деревьев мог выскочить волк или медведь, которых, как я слышала, полным-полно в России. А в довершение ко всему я обнаружила, что у меня нет сумочки, в которой, кроме обычных для женщины косметических принадлежностей, лежали все мои документы и деньги. Я точно помнила, что все то время, пока я находилась в самолете, она лежала у меня на коленях и я поддерживала ее рукой. Помнила даже, что не выпустила ее из рук, когда бросилась в зияющий пролом и позже, когда летела к земле. А вот после, когда прямо подо мной замелькали вздыбившиеся верхушки деревьев, я инстинктивно выставила руки вперед, и сумочка, видимо, выскользнула из них. Но тогда, в первый момент, когда я обнаружила пропажу, до меня еще не дошел весь ужас случившегося. Мне было так холодно и страшно, что я молила Бога лишь о том, чтобы поскорее взошло солнце и исчез пугающий ночной мрак... Трудно передать словами, что я пережила в те несколько часов, пока не стало окончательно светло и я смогла наконец согреться. Теперь я увидела, что через поляну проходит торная дорога, и решила пойти по ней, хотя и не представляла, куда она может меня вывести. А дорога привела меня к небольшому селению, где было почему-то очень много собак. И меня снова охватил страх. На этот раз перед людьми, живущими в селении. Что я могла сказать им о себе: кто я, зачем и как оказалась в этих краях? Кто поверил бы в мое повествование? Вот когда я снова вспомнила о потерянной сумочке! Но где и как я могла ее найти?.. Я обошла селение стороной и пошла по дороге, так и не придумав, что делать дальше. Между тем меня начали мучить голод и жажда. Холодное утро сменилось жарким днем. Солнце пекло невыносимо. В небе не было ни облачка. Я поспешила углубиться в лес и когда увидела вдали одинокого путника (это были вы), то решила хотя бы спросить, где можно утолить жажду.
Вы сразу показались мне добрым и порядочным человеком, я готова была даже поделиться с вами своими проблемами. Но в это время позади меня послышался шум приближающейся автомашины и я, занятая своими мыслями,
вместо того чтобы отступить в сторону, сама не знаю почему, может быть, потому, что снова вспомнила о своих преследователях, бросилась бежать прямо по дороге. Ну и... Дальше вы все сами видели.
Девушка тяжело вздохнула:
– Я понимаю, что все рассказанное мною больше похоже на сказку. Возможно, вы и не поверите мне. Но... что же мне делать?
– Нуэла низко опустила голову, прикрыла ладошкой глаза, и из-под тонких пальцев ее выкатилась большая блестящая слеза.
Он ласково погладил ее по голове:
– Не плачь, Нуэла. Что-нибудь придумаем. Только... неужели ты так и не вспомнишь имя того русского горного инженера?
– Вы думаете, его можно будет разыскать?
– Почему бы и нет?..
– А если и найдем... Он стал, наверное, таким большим начальником, что не станет и разговаривать с нами.
– Ну почему же... Ведь он... ведь я...
– окончательно смешался Радов.
– Но ты тоже можешь не поверить, если я скажу, что...
– Я верю каждому вашему слову!
– поспешила возразить Нуэла.
– И все-таки было бы лучше, если бы ты вспомнила имя этого человека.
Она смешно наморщила лобик, прикусила нижнюю губку:
– Я помню только, что имя было длинным, как у всех русских, из трех слов. И последнее из них звучало как... Вадофф или Радофф...
– Радов?
– подсказал он пересохшим от волнения голосом.
– Кажется, так... Да-да, точно так! Теперь я вспомнила — Андрей Радов. Так и было написано на обложке его книги. А вы что, знаете его?
– Гм... Знаю ли я его? Нуэлочка, девочка моя, да ведь...
– он выхватил из кармана паспорт и протянул его Нуэле.
– Вот, взгляни! Это вместо визитной карточки.
Она осторожно раскрыла документ, медленно, по складам прочла его имя, отчество, фамилию, на минуту задержала взгляд на вклеенной фотографии, перевела глаза на лицо Радова и вдруг вспыхнула, глаза ее широко раскрылись:
– Так это вы... вы сами... тот русский инженер, тот близкий друг мамы?!
– Да, это я, хоть и далеко не большой начальник, а самый заштатный старик пенсионер. Да к тому же набравшийся нахальства назваться твоим отцом.
Она заметно смутилась:
– И теперь жалеете об этом?
– Что ты говоришь, Нуэла! Да если б я действительно был твоим отцом...
Глаза ее потеплели:
– А ведь вы в самом деле могли бы стать моим отцом, если бы...
– Если бы не нелепые законы моей страны, которые не позволили мне в свое время стать мужем твоей мамы, - закончил он с непередаваемой горечью.
– Но вы все равно как отец... Нет, больше чем отец! Ведь тогда, на дороге в лесу... И потом, все последние дни... Я не нахожу слов... поэтому позвольте мне...
– она порывисто придвинулась к нему, обвила руками его шею, прижалась губами к его виску.