Нуэла
Шрифт:
– Это уж само собой. Я теперь ради нее...
– Радов невольно сжал кулаки.
– А вот это ни к чему. Силой ее не обезопасишь. Так что положись на меня, на мои старые связи. И в случае чего -звони. В любое время звони!
– Спасибо, Виктор.
– Ну что там спасибо. Я ведь тоже человек.
Глава четвертая
Все последующие дни у Радова начинались с посещения больницы, и всякий раз он шел туда с неизменной радостью и неизменным страхом - радостью от предстоящей встречи с Нуэлой, страхом за ее жизнь. Он ни на минуту не мог забыть вырвавшегося у нее намека на то, что есть люди, которые могут убить ее, а последний разговор с Рындиным только усилил его опасения.
Но пока все шло благополучно. Нуэла быстро поправлялась и каждое утро встречала его теплой, ласковой улыбкой. Только в глубине глаз ее по-прежнему таилась тщательно скрываемая тревога и растерянность перед мраком безысходности, который уготовила ей судьба.
Впрочем, ни он, ни она не спешили рассеять этот мрак, хотя Радов сразу же после разговора с Рындиным принял решение пригласить Нуэлу пожить у него на даче, по крайней мере до тех пор, пока ей не представится возможность вернуться на родину или как-то устроиться здесь, в России. •
121
Однако он отлично понимал, что это слишком деликатное предложение, которое можно сделать только дав Нуэле привыкнуть к нему и заслужив ее полное доверие. К тому же разговор на такую тему можно было начать лишь по ее инициативе, и не в больничной палате, где соседки по койке не сводили с них глаз, хотя и не понимали индийского языка.
И вот сегодня такая возможность представилась.
Был воскресный день. Нуэла смогла уже выйти в сквер, и они уселись на садовой скамеечке вдали от прохаживающихся больных и обступивших их родственников.
Радов сразу заметил, что на этот раз Нуэла встревожена больше, чем обычно. На его вопрос о самочувствии она ответила с невольным вздохом:
– Теперь совсем хорошо. Вчера вечером врач сказал, что я могу свободно ходить и через день-два меня выпишут из больницы.
– Я рад за тебя, Нуэла. Ты действительно выглядишь вполне здоровой, - поспешил ободрить ее Радов.
– Но что ты собираешься делать дальше?
Она снова вздохнула:
– Не знаю, право. Может быть, вы что-нибудь посоветуете. Но прежде мне хотелось бы немного рассказать вам о себе и о том, что заставило меня бежать из Индии. Тогда, возможно, мы вместе что-нибудь придумаем...
– Я сам хотел просить тебя об этом.
Она с минуту помолчала, затем начала свое повествование:
– Так вот, родилась и выросла я на севере Индии, в предгорьях Гималаев. Это довольно суровый край...
– Я знаю этот край, три года проработал там в составе индо-советской экспедиции.
– Давно?
– Лет тридцать тому назад.
– Там и научились нашему языку?
– Да. И не только освоил ваш замечательный язык, но и познакомился с очень хорошими, интересными людьми, своими коллегами-геологами.
– Это действительно чаще всего хорошие и интересные люди. Кстати, моя мама тоже была геологом...
– Что?! Твоя мать была геологом?!
– не мог скрыть своего изумления Радов.
– Да. Хотя, конечно, это большая редкость для женщин моей страны - профессия геолога, - по-своему истолковала его удивление Нуэла.
– Не в этом дело...
– невольно вырвалось у Радова, чей мозг пронзила вдруг смутная догадка.
– Вас удивило что-то еще?
– растерялась Нуэла.
– Нет-нет, я просто... Ты продолжай, продолжай! Так твоя мать, говоришь, работала геологом?
– Да. Это вообще женщина необыкновенной судьбы, моя мама. Дочь простого крестьянина, она смогла закончить геологический колледж, получить степень бакалавра и даже устроиться на работу в очень престижной экспедиции в Гималаях вроде той, в какой работали вы. Это, видимо, тоже была смешанная индо-советская экспедиция, потому что непосредственным начальником мамы был русский горный инженер. Я не помню его имени. Мама называла его, но я забыла. Он многому научил маму. Это был, похоже, очень хороший, очень добрый человек, и они с мамой полюбили друг друга. Но чем это могло кончиться для граждан столь разных, столь далеких стран?.. По истечении контракта он уехал к себе на родину, а мама осталась в Индии, продолжала работать в той же экспедиции. И долго еще вспоминала своего первого учителя и друга. Мне кажется, она не забывала его никогда...
«Боже, что она говорит!
– молнией пронеслось в голове Радова.
– Молодая индийская девушка-геолог... русский горный инженер... смешанная индо-советская экспедиция в Гималаях, где они встретились и полюбили друг друга... Уж не о нем ли с Джуной идет речь?»
– Нуэла, скажи, как зовут твою маму?
– спросил он дрогнувшим голосом.
– Ее зовут Джуна.
– Как?! Ты сказала -. Джуна? Я не ослышался? Значит, ты дочь Джуны Парвати?
– Да... А вы... вы знали мою маму и этого горного инженера?
– Да... То есть это не совсем так... Это... это слишком невероятно, слишком неожиданно для меня, но... в общем, мы еще вернемся к этому инженеру. А пока... Ты продолжай, продолжай! Ты доскажи, что сталось с твоей матерью.
– Что сталось? Сначала ничего особенного. Три года она еще работала в той же экспедиции. И видимо, ждала, что ее возлюбленный вернется к ней. Но он не вернулся. А с мамой случилось большое несчастье: в одном из маршрутов высоко в горах она попала под страшный камнепад. Каменное крошево засыпало ее чуть не по грудь. Ее товарищи по экспедиции почему-то не знали, где ее искать. Только на
третьи сутки совершенно случайно набрел на нее местный охотник. Он высвободил маму, еле живую, из-под обвала, перенес в свою хижину и целых полгода выхаживал, используя лишь ему известные травы и снадобья, потому что всякая связь даже с ближайшими населенными пунктами в то время практически прекратилась. Словом, он вылечил маму, хотя она долго еще не могла ходить без посторонней помощи. А никого близких у нее не осталось: родители ее умерли за год до этого, экспедицию ее вскоре расформировали. Охотник же привязался к ней. Ну и случилось то, что должно было случиться, - они стали мужем и женой.