Нутро любого человека
Шрифт:
Только сейчас, сидя здесь, я задумываюсь – был ли я у нее первым? Маленькие соцветия крови на простынях отсутствуют. Понятия не имею.
[Сентябрь-октябрь]
Разъезды. После Лэнд я вернуться в Лондон не смог. Отправился в Бандоль, к Бену. Потом на две недели в Лондон, оттуда, по заданию «Тайм энд тайд», в Вену. Неторопливое возвращение: Берлин – Амстердам – Брюссель – Париж (снова собирал материал для «Космополитов») – Лондон. Лэнд делит с двумя подругами квартиру в Ислингтоне.
Среда, 31 декабря
Лэнд внизу. Сказала родителям и подругам, с которыми она вместе живет, что уезжает на несколько дней погостить в Карматеншир. В нашем распоряжении три дня. Еды и питья хватит на месячную осаду, а выходить куда бы то ни было мы не собираемся.
1931 Воскресенье, 22
Провел день, просматривая гранки «Конвейера женщин». Чувствую себя странно отдалившимся от этой книги: в ней присутствует некий мелодраматический, отдающий дном жизни шарм (мой герой, Леннокс Диване, полностью околдован Лидией – подобием Анны, – если она попросит, Леннокс с готовностью заклеймит себя каленым железом), и мне кажется, я сумел воссоздать подлинную атмосферу Парижа, хотя атмосфера эта, следуя истории сочинения книги, под конец несколько выдыхается. Присутствует также изящная тема с намеком на инцест: Полковник, названный в книге «дядюшкой», правит целой чередой «племянниц», – отсюда и название – подвизающихся в различных, разбросанных по всему городу maisons de tol'erance. К концу романа Ленноксу удается передать его в руки полиции, что позволяет Ленноксу и Лидии бежать в Инсбрук (не больше, не меньше), где она умирает от чахотки.
Лэнд позвонила сегодня утром, сказала, что ей предложили отправиться в Индию с каким-то парламентским комитетом по расследованию неких обстоятельств – что-то связанное с Ганди и Партией конгресса[64]. Я великодушно сказал, что она должна поехать, упускать такую возможность нельзя, и так далее. Конечно, я буду скучать по ней, но мне необходимо сосредоточиться на работе – я запаздываю с четырьмя, примерно, статьями, включая большую и довольно важную – о кубизме – для «Берлингтон мэгэзин».
Глиб-плэйс весь день отзывается ощущением удовлетворенной праздности. Горит камин, на обеденном столе валяются гранки. Лэнд была здесь в пятницу, и дом кажется еще пропитанным ее присутствием, в немалой мере благодаря аромату купленного ею горшка с гиацинтом – к тому же, она забыла свой шарф. А тут еще воспоминания о любви в субботнее утро, о том как мы поедали в нашей смятой постели тосты с мармеладом, как чайник парил на столике у кровати. После ее ухода я, ко времени ленча, прошелся вдоль реки, выпил пинту пива, съел кусок пирога с мясом. Затем назад, к гранкам. У меня больше 800 фунтов в банке и в перспективе еще 50 должны поступить в день выхода книги (минус комиссионные Уолласа, разумеется). Я люблю Лэнд, и она меня любит, я опубликовал одну книгу, на подходе вторая, а мне ведь нет еще и двадцати пяти. Когда я думаю о том, с каким обреченным, мрачным настроением покидал Оксфорд!.. Х-Д прав: через две недели полученная тобой степень перестает сколько-нибудь сказываться на течении твоей жизни. Посмотрите на Во, посмотрите на Коннолли, посмотрите на Ишервуда и на меня: получение низкой степени, как способ сотворить из вас литератора, начинает казаться почти de rigueur[65].
[Март]
Сегодня на Самнер-плэйс познакомился с пожилой супружеской четой, майором и миссис Ирвин, которые, оказывается, живут теперь в моих комнатах на верхнем этаже. «Пансионеры», – говорит мама и начинает рассказывать о других трудностях, порожденных Крахом 29-го. Мистер Прендергаст, как выясняется, вложил почти все ее средства в американские ценные бумаги, которые ныне в той или иной мере обесценились.
– Так что же у тебя осталось? – спрашиваю я.
– Ну, есть дом, доходов вот совсем мало. Я очень много назанимала у банка. Как ты советовал.
Я уговорил ее продать автомобиль и избавиться от всех слуг, кроме Энкарнасьон. По-видимому, она брала займы даже для того, чтобы выплачивать мне пособие. Я сказал ей, что ни в каких ее дотациях больше не нуждаюсь, и выписал ей чек на сто фунтов, чтобы было чем покрыть любой не терпящий отлагательства дефицит. Поинтересовался адресом Прендергаста – он по-прежнему в Нью-Йорке, пытается спасти, что еще можно.
– Это конченый человек, – со слезами на глазах сказала мама.
– Не плачь, мама. Все будет хорошо.
– Да, я знаю. Я только все время думаю, что сказал бы твой отец?
[Апрель]
«Конвейер женщин» вышел в свет. Успех «Воображенья» способствовал мгновенному появлению рецензий. «Безвкусно и постыдно» – «Мейл». «Омерзительно неприятный дешевый бульварный роман» – «Таймс». «Мистер Маунтстюарт обладает очевидным талантом по части написания биографий; мы советуем ему оставить художественную прозу в более уверенных руках» – «Крайтерион». Слава Богу, Лэнд в Индии.
Понедельник, 27 апреля
Тожественный завтрак в «Савой-Грилл»: ЛМС, Уоллас, Родерик и сам мистер Спраймонт из «Спраймонт и Дру», пришедший, чтобы собственными глазами увидеть свою дойную корову. Мы с Уолласом не без приятности купаемся в потоке поздравлений. За три недели продано почти 11 000 экземпляров, скоро выходит пятое издание. Вследствие чего, Уоллас продал книгу в США («Декер, Прайд энд Уолфсон») и во Францию («Кайе Нуар»). «Спраймонт и Дру» выпрашивают новый роман. Умница Уоллас позволяет им думать, что таковой вполне возможен (я в подобных случаях предоставляю ему говорить за меня – великий визирь при императоре), но заявляет, что сначала Логан хочет написать книгу под названием «Космополиты», не так ли Логан?
– Название мне нравится, – говорит Родерик.
– Мне тоже, – эхом отзывается мистер Спраймонт и чуть ли не лезет в карман за чековой книжкой. – О чем она? О роскошных путешествиях? О стиле жизни миллионеров?
– Это исследование, посвященное группе довоенных французских поэтов.
К концу завтрака они поняли, что надежды отговорить меня не существует, и принялись изображать подобие энтузиазма. Когда мы с Уолласом стояли в «Савой-Корт» – дым наших сигар казался в весеннем солнце плотным, как эктоплазма, – Уоллас сказал, что с нетерпением ожидает переговоров: он намерен создать новую точку отсчета для аванса, выплачиваемого за книгу, посвященную литературной критике.
[Апрель]
Лэнд вернулась, но почти тут же и уехала – вместе с Ли – на север, в Дарем, или в Шеффилд, или куда-то еще, выступать перед голодающими семьями безработных шахтеров. 500 фунтов аванса за «Космополитов». Продано 17 500 экземпляров «КЖ» – и никаких признаков падения спроса. Литературные пэры взирают на меня с пренебрежением, однако их презрение я как-нибудь переживу.
Четверг, 14 мая
Завтрак с Лэнд в «Ритце». Мне хочется отметить событие, но она говорит, что предпочла бы сэндвич в «Грин-Парк» или кусок пирога в пивной – все что угодно, только не «Ритц». Щедро потчует меня рассказами о ужасах бедности на севере, в итоге обстановка получается довольно прохладная – ее, похоже, нимало не интересует ни мой успех, ни новообретенное богатство. Говорит, Ли предупредил ее, что немецкие банки стоят на грани банкротства[66], а если оно произойдет, вся Европа начнет разваливаться на куски. Я сижу и слушаю Лэнд, позволяя ей разглагольствовать, пока сам я поглощаю большую часть шампанского. Она идет со мной на Глиб, но происходящее далее вряд ли можно назвать удачной ночью. Я чрезмерно чувствен и, получив отказ, впадаю в клиническое состояние. Она уходит в шесть утра, почти без единого слова прощания. Надо дать ей время.
Понедельник, 1 июня
Сегодня попросил Лэнд Фодергилл выйти за меня, она ответила отказом.
[На этом «Первый лондонский дневник» прерывается почти на шестнадцать месяцев. «Конвейер женщин» продолжает хорошо продаваться. В сентябре ЛМС впервые приезжает в Нью-Йорк – в связи с выходом книги в Америке, а в октябре продает за 1000 фунтов права на ее экранизацию компании «Бритиш Клэриен Филм». Первую половину 1932 года он проводит преимущественно во Франции, продолжая собирать материал для «Космополитов». Летом навещает Кипрена Дьюдонне в его доме в Керси, департамент Ло. Август становится свидетелем возвращения ЛМС в Лондон, откуда он, по уже установившейся привычке, отправляется в Килдоннан под Галашилсом. Леди Летиция Эджфилд (Лотти) и ее брат Ангус Касселл также присутствовали там. В последующие недели и месяцы ЛМС начал гораздо чаще встречаться с Лотти Эджфилд, они стали хорошо известной в светских кругах Лондона парой, часто упоминаемой в газетных отделах светской хроники. («Кто она – женщина из «Конвейера женщин»?»). В марте 1932 года ЛМС сделал ей предложение. Помолвке предстояло продлиться недолго, венчание в приходской церкви Св. Андрея, Эджфилд, Норфолк, было назначено на субботу, 26 ноября 1932 года.]