Нутро любого человека
Шрифт:
Он чистосердечный человек, Джозеф Даркер, однако я задумываюсь о моих отношениях с ним, – не потому, что испытываю какие-либо сомнения, а просто затем, чтобы в них разобраться. Я не отношусь к нему свысока, не пытаюсь показать, какой я замечательный эгалитарист – сижу вот, пью чай с простым полицейским. Я не стал бы распространяться об этом визите, как наверняка сделал бы человек вроде Хью Фодергилла, который выставлял бы эту дружбу напоказ, точно знак отличия. Так почему же я здесь? Он пригласил меня, я принял приглашение. Полагаю, я сделал это потому, что мы оба получаем что-то от общения друг с другом.
[Сентябрь]
Летние разъезды.
Воспоминание: день сильной, но бодрящей жары. Я иду по берегу мелкой, стремительной, коричневой, точно чай, речки, притока Туида, в руке у меня удочка, ищу заводь. Когда смотришь с солнцепека, тени, лежащие между приречными деревьями, кажутся чернильно-черными, точно вход в пещеру. Отыскиваю заводь, втыкаю бутылку пива в прибрежный водоворотик и около часа ужу, – три мелких форели, которых я бросаю обратно в воду. Съедаю хлеб с сыром, выпиваю ледяное пиво и ухожу полями обратно в Килдоннан, солнце светит мне в спину. День полного одиночества, покоя, совершенной красоты реки. Род счастья, которое мне следовало бы вкушать почаще.
Вторник, 22 октября
Неплохо продвинулся с романом: он будет не длинным, но полным напряжения и движения. Все еще не знаю, чем он закончится, – и ни малейшего представления о названии. Появились гранки «ВЧ». Скоро я буду там – скоро.
Отправляюсь в Хампстед, обедать у Фодергиллов. Лэнд выглядит усталой, говорит, что приходится много работать, – у Ли масса дел в новом правительстве[51]. Она знакомит меня с человеком по имени Геддес Браун – ему за тридцать – художник. Тревожный звоночек: он гибок, мускулист, как профессиональный боксер, со светлыми вьющимися волосами. Что-то в его повадке выдает колоссальную самоуверенность.
У Фодергиллов я чувствую себя совершенно раскованно – это моя вторая семья, идеальная. Насколько иным был бы я, если бы вырос в такой среде? Рассказываю Вернону о поездке в Берлин, упоминаю о покупке Пауля Клее (Пауля кого? Спрашивает он – блаженная обособленность английской культуры). Геддес Браун, будьте уверены, знает, кто такой Пауль Клее – мы получаем импровизированную десятиминутную лекцию. Он хвалит мой вкус: внезапно я становлюсь в его глазах вполне приемлемым человеком. Затем Хью беседует со мной о политике, я киваю, соглашаясь с тем, что Муссолини чудовище, тянусь через стол, чтобы поднести спичку к энной по счету сигарете Урсулы. Но где же Лэнд и Геддес Браун? На террасе, смотрят на звезды. А-га.
Среда, 30 октября
Маму, похоже, немного встревожила телеграмма от мистера Прендергаста, который сейчас в Нью-Йорке. Зачитывает ее: «Финансовый хаос на рынке ценных бумаг. Срочно нужны наличные». «Наличные? – говорит она. – У меня нет наличных». Займи у банка, отвечаю я, и поднимаюсь наверх, чтобы поработать над романом. И тут меня вдруг осеняет название. «Конвейер женщин».
1930 Среда, 1 января
Встречаю новое десятилетие и новый год средней руки похмельем. (Прошлая ночь: коктейли у Фодергиллов, обед с Родериком в «Савое», полночь в клубе «500». Спать улегся в 3 часа ночи).
Обзор 1929-го. Любовная интрига в Париже. Благословение собственных комнат в отеле «Рембрандт». Анна-мания и загадка Анны-Полковника. Сосредоточенность на чувстве к Лэнд. «Сосредоточенность на чувстве к Лэнд». Тьфу! Все нарастающая любовь к Лэнд. Издательство приняло «ВЧ». Начал «КЖ». Разочарование, вызванное задержкой книги. Серьезная, довольно прибыльная журналистика.
Новые друзья: Алиса Фарино, Джозеф Даркер, Лотти Эджфилд (?).
Друзья в отставке: Питер, Тесс, Хью Фодергилл.
Потерянные друзья: ни одного.
Вывод: год больших обещаний – достижения, увы, мне все еще не даются. Настоящее начало писательской карьеры. Заработал деньги. 1929-й доказал, что я могу жить моим пером.
Воскресенье, 5 января
За обедом мама с театральным надрывом объявила, что мы лишились квартиры в Нью-Йорке.
Я: Я тебя умоляю, какой еще квартиры?
МАМА: Моей квартиры на 62-й стрит. Мистер Прендергаст говорит, что ее больше нет.
Я: Она была заложена?
МАМА: Мы не смогли оплатить ссуду. И банк ее отнял.
Я: Какой позор. А мне так хотелось когда-нибудь увидеть ее. Почему ты не скажешь мистеру П., чтобы он продал часть твоих ценных бумаг?
МАМА: Я в этом ничего не понимаю. У нас было столько акций, но он говорит, что теперь они ничего не стоят. Совсем ничего.
Я: Смешать тебе коктейль?
[Март]
Глиб-плэйс, 85А, Челси. Мой новый адрес. Я снял меблированную квартиру с садиком, совсем рядом с Кингз-роуд. Спальня, ванная, кухня, столовая и еще одна спальня, в которой будет мой кабинет. Перевез туда книги и картины, теперь мне нужно лишь несколько ковров и покрывал, чтобы окончательно сделать квартиру своей. Миссис Фуллер приходит три раза в неделю, чтобы «обихаживать» меня, она говорит, что муж ее будет приглядывать за садиком – и все это за 6 фунтов в месяц. Задергиваю шторы, разжигаю огонь в камине и откупориваю бутылку вина. Такое впечатление, что ближайшие мои соседи это Сирил Коннолли[52] с супругой. «Конвейер женщин» подвигается хорошо.
Четверг, 27 марта
Сегодня вышло в свет «Воображенье человека». Совершил символический жест: отправился в город и купил экземпляр в «Хатчарде». Симпатичная небольшая книжка со светло-лиловой обложкой и маленьким идеализированным портретом Шелли на фронтисписе – работа Вернона Фодергилла. Завтрак в «Л’Этуаль» с Родериком и Тони Пауэллом, который теперь работает в «Дакуэрте». Возвращаясь подземкой домой, я все вытаскивал книгу и разглядывал ее, прикидывая на ладони вес, открывая наугад и прочитывая одно-два предложения. Несколько раз возвращался к издательскому уведомлению: «Мистер Маунтстюарт окончил Оксфордский университет и в настоящее время пишет роман». Вот только зачем издателям непременно нужно рекламировать на задней обложке другие книги? Мне кажется, это лишает мою собственную чистоты. Я вовсе не хочу знать, что Катберт Вулф написал «захватывающую и значительную» биографию Дизраэли. Что ты сделал с моей прелестной новой книгой, Катберт Вулф?