Няня для сурового папы
Шрифт:
Выбрасываю порцию сгоревших сырников в урну и ставлю сковороду в раковину под струю тёплой воды. Надеюсь, покрытие не испортилось?
— Так… Окно… Сковорода… — рядом возникает фигура Бурого. Он крепит на магнит листок к холодильнику и что-то на нём пишет.
— Что это вы делаете? — выгибаю бровь, зыркнув на мужчину и одновременно с этим налив моющей жидкости на сковородку. — Вы же пошли помогать девочкам умываться.
— Я уже помог. С остальным Вася справится.
— Это что за записка и что вы там бурчите? — вытягиваю шею как страус, пытаясь разглядеть, что пишет Бурый, бубня себе под нос.
— А это, Марья Алексевна, опись повреждённого имущества.
— Чего-чего?!
— Того. Фиксирую всё, что ты умудрилась испортить у меня в доме и рядом с ним. Чтобы потом ты не слилась. Вот сковорода теперь ко всему прочему добавилась…
— Ах вы! — щёлкаю по смесителю, выключив воду. — Да ничего с вашей сковородой несчастной не случилось! Подумаешь, сырники подгорели. Отмою я её! Будет как новенькая. Вместо того чтобы ерундой заниматься, лучше бы варенья какого-нибудь нашли! Завтракать пора. Можно с сырниками чуть-чуть варенья, в конце концов, или оно тоже из вашей ЗОЖ-программы исключено?
Бурый хмыкает, кладёт ручку на стол рядом с холодильником, после чего поворачивается ко мне и делает шаг вперёд. Меня вновь обдаёт морозной свежестью, которую я почувствовала, когда он только вошёл в дом. Странно, он уже минут двадцать в помещении и должен был остыть и согреться, но почему-то от мужчины по-прежнему веет холодом, снегом и хвоей, отчего мурашки бегут по моим рукам и рассыпаются на плечах миллионом колючих снежинок.
— Чуть-чуть можно, Маша. Но только чуть-чуть, — выдыхает Бурый, затем резко разворачивается и направляется прочь из кухни.
Фух… Что это меня так затрясло?
Это окно во всём виновато. Бурый открыл, чтобы проветрить кухню от гари. Сжимаю пальцами край столешницы и слегка трясу головой, пытаясь избавиться от хвойно-морозного аромата, застрявшего в носу и в лёгких. Потом резко захлопываю открытое настежь окно и несколько раз зажмуриваю веки. Да, точно. Окно было виновато. Не успеваю толком выдохнуть, как Бурый возвращается обратно с банкой красного варенья в руках. Вместе с ним на кухню забегают девочки. На этот раз без муравьиной фермы, слава богу!
— Ну что, садимся уже завтракать? Или у кого-то есть ещё дела? Накормить ферму аллигаторов или мух, например? — шучу, ставя на середину стола заварочный чайник с дольками лимона внутри. Бурый в свою очередь достаёт чашку и наливает туда варенье. Как хорошо, что первая партия сырников не сгорела. А то остались бы все голодные.
— Что такое аллигатол? — спрашивает Тася, усаживаясь за стол.
— Крокодил.
— Ух ты! Фелма клокодилов!
— Не подавай ей идеи, пожалуйста, — закатывает глаза Бурый, затем раскладывает сырники по тарелкам для девочек. — Ещё фермы аллигаторов мне здесь не хватало.
Я прыскаю со смеху, потому что ну это уж точно невозможно.
Девочки начинают с наисчастливейшим видом макать сырники в варенье и довольно жевать, запивая чаем. Я приступаю к завтраку в самую последнюю очередь, так как всё это время наблюдаю за реакцией детей и Бурого на мою стряпню. Нет, я знаю, что сырники получились вкусные, но мне почему-то доставляет удовольствие наблюдать за тем, с каким аппетитом их поедают девочки и их ЗОЖНИК-папа. Я даже перестаю в какой-то момент переживать насчёт второй сгоревшей партии.
— Ты чего не ешь? Давай завтракай, Марья Алексевна. А то мне скоро уезжать. И девочки потом тебе нормально поесть не дадут.
Я давлюсь кусочком сырника, который только успела в рот положить.
— В смысле, уее-кхе-кхе-зжать?!
Бурый тяжело вздыхает. Затем подрывается, наливает чай из заварочника и протягивает мне.
Хватаю стакан из рук мужчины и начинаю жадно глотать, слава богу, успевшую остыть жидкость.
Когда сырник, застрявший поперёк горла, наконец удаётся проглотить, я вытираю с глаз слёзы и недоумённо смотрю на Бурого.
Тот качает головой, поджав губы.
— Мда. Это, наверное, моё самое дебильное решение, но куда деваться… Всё-таки, ты же няней у меня работаешь.
— Какое ещё решение?! Вы… что… вы хотите меня одну с детьми оставить?! — хлопаю глазами, переводя взгляд с Бурого на девочек и обратно.
— Сам поверить не могу…
— В смысле, не можете поверить?! Что я с ними буду делать?!
— Ну а что обычно с детьми делают? Хорош паниковать, Марья Алексевна. Не сожрут они тебя. Достанете какие-нибудь настольные игры или книжку почитаете. В конце концов, мне нужно съездить в мастерскую и проверить, как идёт работа с твоей машиной. Иначе ты отсюда никогда не уедешь. Меня не будет всего час, не больше.
Прикончив свою порцию сырников, Бурый поднимается из-за стола и несёт тарелку в посудомойку.
Нет, он, что, он не шутит что ли?
— Спасибо. Было очень вкусно. Правда.
— Пожаалуйста… Эээ… Стойте! — взмахиваю рукой, глядя, как Бурый натягивает куртку и уже собирается уходить.
Не то что бы я совсем не знала, что делать с детьми. Просто… я никогда не несла абсолютную ответственность за чужих детей. Одно дело, когда их отец рядом, в том же доме. И другое — когда его нет поблизости.
— Что ещё? — выгибает он бровь, а затем комично вздыхает и закатывает глаза. — Машенька, не плачь, я скоро вернусь. Поиграй пока в игрушки. Мультики посмотри. Девочки, проследите за тем, чтобы Марья Алексевна не плакала и ничем себя не поранила.
Тася весело хихикает на шутку отца. И даже Васиных губ касается улыбка. Хотя затем девочка с серьёзным видом кивает.
— Хорошо, пап.
Боже, о чём это я переживаю? Эти дети остались ночью, одни в доме с вырубленным электричеством и открыли дверь не пойми кому с фонариком в руках, а я… я нервничаю, что не справлюсь какой-то час?