О чем мы промолчали

Болдырева Алиса

— Вы же слышали Рябинина. Мне нужно набираться опыта. Позволите, Павел Андреевич? — сказала я, кивнув на дверь. От злости и негодования мои руки дрожали, и я хотела как можно скорее уйти отсюда.

Он заскользил нечитаемым взглядом по моему лицу, а моё глупое сердце ускорило ритм.

— Я вас не задерживаю, Алёна Владимировна, — ответил он, продолжая оставаться на прежнем месте, и я поняла, что он не сдвинется ни на сантиметр. Собрав всю волю в кулак, я стала буквально протискиваться мимо него. В нос ударил знакомый запах, его запах,

пробуждая ненужные воспоминания, и я на миг прикрыла глаза. Стук сердца отбивал барабанную дробь, и мне казалось, что он тоже слышит этот нарастающий звук.

— Завтра без опозданий, Ромашова, я этого не люблю, — услышала я его бархатистый голос возле самого уха, в то время как его горячее дыхание опалило мой висок.

Неконтролируемая дрожь пробежала вдоль позвоночника, а я, словно пробка из бутылки, выскочила из кабинета, и понеслась к своему столу, проклиная себя за слабость.

11

Алёна. Шесть лет назад.

Когда я подходила к чёрному BMW Паши, прикованному во дворе моего дома, наверно в тысячный раз пожалела о нашем с ним договоре, но он, словно предчувствуя, что я дам заднюю, уже уладил дело с Пешковым. Шустрый какой! Я не знала, как у него это получилось, и на какие рычаги он нажимал, но Пешков, задержав меня как-то после пары, пообещал, что поставит зачёт автоматом, при этом бросив на меня странный оценивающий взгляд. Меня прямо таки разрывало от любопытства. Что же Беляев ему сказал? Может он заплатил историку?

Хотя, что теперь об этом думать и гадать? Как ни крути, обратного пути у меня не было. Он выполнил свою часть соглашения. Теперь очередь была за мной.

Открыв дверцу, я скользнула в салон, занимая место рядом с Пашей. Внутри приятно пахло кожей, мятной жвачкой и, кажется, парфюмом. Беляев сидел, положив одну руку на руль, а его тягучий взгляд медленно заскользил по моему лицу.

— Готова? — спросил он вместо приветствия.

— Нет, — честно ответила я, и он усмехнулся.

— Уже поздно, голубоглазка, — предупредил Беляев, заводя мотор, и машина плавно заскользила по дорожному покрытию.

Пока мы выезжали со двора, я исподтишка рассматривала Пашу. На нём были голубые джинсы, и серая трикотажная толстовка. Чёрная куртка, которую он не удосужился надеть, лежала на заднем сидении. Тёмные волосы спадали на высокий лоб, взгляд карих глаз устремлён вперёд, а приятный аромат, исходивший от него, заставлял мои ноздри трепетать. Не могла отрицать того, что Беляев был очень хорош собой, даже слишком, и от досады я уставилась в окно.

— Так и куда мы едем? — нарушила я затянувшуюся тишину в салоне. Почему-то я была уверена, что это будет что-то банальное. Кафе возле универа, может, кино. И наверняка, билеты на последние ряды. Подумав об этом, я криво усмехнулась. Ты явно собрался лаять не под тем деревом, Дружок!

— Не волнуйся, голубоглазка, тебе понравиться, — заверил меня Беляев. Он повернулся ко мне, и на его губах застыла хищная улыбка, от которой мне стало слегка не по себе.

— Значит, не скажешь?

— Не скажу.

—

Ну и ладно, — фыркнула я, снова отворачиваясь к окну. А саму так и распирало от любопытства. Что же он придумал? Надеюсь, это не что-то экстремальное и не связанное с высотой, которой я жутко боялась.

— Пока едем, может, узнаем друг друга поближе, — предложил он, и я, нахмурившись, повернула голову.

— Зачем это? — в моём голосе прозвучало удивление, и Паша рассмеялся. У него оказался мягкий бархатистый смех, и пока он смеялся, у меня складывалось стойкое ощущение, что пушистое пёрышко касается моего лица. Так приятно мне сделалось от его смеха.

— У нас же свидание, забыла? — перестав смеяться, пояснил он. — Обычно на свиданиях принято узнавать друг друга. Или ты никогда не ходила на свидания? — он прищурился, глядя на меня, а я в ответ закатила глаза. Вот ещё! Не стану я ему говорить, что он прав в своём предположении! Не дождётся!

— Что ты хочешь знать? — вместо этого обронила я, не особо горя желанием распространяться о своей личной жизни, тем более ему.

— Кем ты мечтала стать в детстве? Кто твои родители? Как проводишь свободное время? — перечислял он, уверенно встраиваясь в бешеный поток машин, а я не могла понять, почему он выехал на шоссе, которое вело за город. Может, он везёт меня каким-то объездным путём? Знать бы ещё, куда мы направляемся. Не нравилось мне всё это.

Я тяжело вздохнула и стала говорить:

— Я мечтала стать писателем, да и сейчас не отказалась от своей мечты. Моя мама работает медсестрой в детской городской больнице. Папа, — голос слегка дрогнул, стоило заговорить об отце. — Папа умер, когда я была маленькой, а свободного времени у меня почти нет.

— И всё? Больше ничего не расскажешь? — удивился он. — Как-то маловато, чтобы узнать тебя.

— Да ну? — протянула я, с тревогой отмечая, что мы всё дальше отъезжаем от города. — Куда ты меня везёшь?

Паша промолчал, а я уже не на шутку встревожилась.

— Ответь! — мой голос зазвенел от беспокойства, и Беляев перевёл на меня усмиряющий взгляд. Наверно, именно так смотрят на взбрыкнувшую лошадь, которую собираются заарканить.

— Алён, успокойся, — тихо сказал он. — Мы всего лишь едем за город.

— Это я уже и так поняла! — съязвила я. — Куда ты меня везёшь, Беляев?

— У моих родителей за городом есть дача, — начал он нехотя. — И сегодня мать устраивает там что-то наподобие вечеринки для друзей и родни.

— И?

— Мы едем туда, — спокойно ответил он.

Я уставилась на него, безмолвно открывая и закрывая рот. Мне показалось, что я ослышалась. Не мог же он и впрямь это сказать. Или всё-таки мог?

— Какая ещё вечеринка? — взвилась я. — Ты в своём уме? Останови машину, — попросила я, когда оцепенение немного прошло.

— Я не могу, здесь нельзя останавливаться, — отозвался он, резко перестраиваясь в соседний ряд. Сзади раздался громкий сигнал, но Матвей не обратил на это никакого внимания.

— Останови машину! — потребовала я. Волна паники затопила меня с головой. — Мы так не договаривались! Если бы я знала…