Оберег
Шрифт:
– Все было бы до тошноты знакомо и до пошлости привычно, – продолжал зажигательно вещать Великанов, – поскольку все эти левые яхты и самолеты нам давно набили оскомину, если бы не одно обстоятельство, – яхта приобретена благотворительным Фондом поддержки деятелей искусств, спонсором которого является Валентин Елистратов. Нам удалось выяснить, что итальянская фирма-производитель «Гермес» предъявила упомянутому фонду счет на тридцать четыре миллиона евро, и он практически мгновенно перечислил средства. А теперь… внимание, самое главное! Нам удалось случайно раздобыть в Интернете чрезвычайно любопытный документ – смету расходов «Гермеса» на строительство яхты «ЕВО». Поверьте, добыть его было непросто, он хранится так, словно является особо важным государственным секретом. Вот, вы видите на своих мониторах,
Я не мог больше слушать весь этот бред, остановил ролик и вышел на свежий воздух. Солнце клонилось к закату, кипрское побережье лежало на горизонте узкой полоской в голубоватой дымке.
Итак, мои милые спонсоры, якобы подарив мне яхту, намыли на мне около тридцати миллионов евро. Неплохо для начала!
Осадок в душе был настолько неприятным, что за целый месяц я не смог заставить себя сесть за стол и не написал ни одной строчки, а потом ранним утром ко мне на борт прибыл Рогожин и бесцеремонно поднял с постели.
– Молодцом, Владиленыч!.. Неплохо, я смотрю, ты здесь устроился. Пойдем, по рюмке чаю выпьем, перетрем кое-что.
Глава четвертая
Я думал, что мы будем, в самом деле, пить чай, но Рогожин несмотря на ранний час махнул стакан коньяка и хитро посмотрел на меня.
– Что с тобой происходит? Спонсоры недовольны.
– Точнее, спонсор. Елистратов, да?
Он секунду недоуменно смотрел на меня, а затем, сильно запрокинув голову, захохотал так, что едва не подавился шоколадной конфетой, которую перед этим небрежно бросил в рот.
– Понятно, – прекратив, наконец, смеяться и смахнув слезы с ресниц, сказал он. – Роликов Великанова насмотрелся. Ох и язва этот Великанов! Все не так просто, Владиленыч. Елистратов – всего лишь кассир, и ему глубоко наплевать на тебя и на твое творчество, он делает то, что ему приказывают. Есть люди гораздо более крутые, чем он, и именно они недовольны тобой. Бросай хандрить и срочно возвращайся к своим делам, а дела Елистратова тебя не касаются. Так у нас все устроено, и поверь, – Великанов тоже отрабатывает свой хлеб, причем такой, что тебе со своей скромненькой яхтой и не снилось.
– Я постараюсь.
– Вот и ладушки! Кстати, фронт работы я тебе привез. – Он повернулся и хлопнул в ладоши, словно фокусник. – Милена, хватит там на ветру стоять, с непривычки простудишься. Иди скорее к нам, я тебя с твоим Пигмалионом познакомлю!
В кают-компанию скромно вошла стройная девушка с роскошной гривой золотистых волос, замечательными синими глазами и такими правильными чертами лица, будто их, в самом деле, вырезал из мрамора мастер, не уступающий по своему таланту Пигмалиону. Она была в легких светлых шортиках и легкомысленной цветастой маечке, которая плохо прикрывала ее высокую грудь.
Эти две модные тряпки, едва прикрывавшие ее точеное тело, лишь усиливали впечатление. Мне показалось, что вошла богиня, в мозгу что-то вспыхнуло, сердце сладко екнуло, и я испугался, потому что давно не испытывал таких ощущений и с недавних пор, как говорил, искренне стал полагать, что больше в силу возраста не испытаю ничего подобного никогда.
Рогожин с нескрываемым наслаждением следил за моей реакцией.
– Давай, Владиленыч, берись за большое дело, – сказал он, когда Милена скромно присела на краешек дивана, – педагоги в Москве вынесли свой вердикт, они считают, что у девочки нет ни капли таланта, а я тебе заявляю, что мы будем крупными идиотами, если не сделаем из этого очаровательного существа знаменитую певицу.
Так я, напрочь забыв о Елистратове и всех темных делах, связанных с моими таинственными спонсорами, занялся лепкой своей очередной Галатеи. Вначале она смеялась, думала, что дело наладится само собой, однако, как всегда, все оказалось не так просто, – у нее решительно ничего не получалось. Слова она безбожно путала, а в ноты попадала так, что мне хотелось заткнуть уши.
То, что Милена очень понравилась мне с первого взгляда, играло теперь с нами плохую шутку, потому что я не мог применить свой обычный метод – хардкор. Суть его состояла в жесткой требовательности к ученику и переносе самой черновой работы на первые минуты после раннего подъема. Встал с постели и бегом в студию на запись – одна неделя. Встал с постели, принял ледяной душ и галопом в студию на запись – вторая неделя. Встал с постели на полчаса раньше обычного и прыжками кенгуру в студию на запись – третья неделя. Встал с постели на час раньше обычного, сделал пробежку по палубе и живо в студию на запись – заключительная неделя.
Метод был проверен неоднократно и действовал безотказно. За месяц мои ученицы, как правило, набирали форму и обязательно выдавали на-гора шедевр, – исполняли мою песню так, как мною было задумано еще при написании текста. В чем здесь секрет и почему этот метод всегда срабатывал, я не знаю. Главное, что он срабатывал! Видимо, он пробуждает некие мозговые ресурсы и позволяет человеку выключить своего внутреннего цензора, который, словно злобный цепной пес, мешает ему обрести уверенность в себе и реализовать свои скрытые ресурсы.
Я безболезненно поступал так со всеми своими прежними ученицами, а с Миленой так поступить не мог. В итоге она спала до одиннадцати, до часу наводила туалет и загорала, до трех мы обедали в кают-компании и приступали к записи в лучшем случае часов в пять.
Затем нам снова хотелось чего-нибудь перекусить, а после еды тянуло в сон, или хотелось полежать в горячей ванне (я разрешил ей пользоваться моей ванной комнатой), и так продолжалось изо дня в день. Мы прекрасно проводили время вдвоем, с ней было удивительно легко и приятно общаться, она вовсе не была дурой набитой, какими обычно бывают писаные красавицы, а в один из вечеров на закате мне удалось показать ей, как я в открытом море кормлю рыбой дельфина, которого мне удалось приручить, и она восторженно хлопала в ладоши словно четырехлетняя девочка.
Все, что касалось отдыха, было просто великолепно, однако надо было работать, и здесь радость прекращалась. Вместо плодотворного труда мы получали лишь одну сплошную муку.
Я не мог повысить на нее голос, просто не мог, хотя все мои певицы-звездочки могут подтвердить, каким зверем я иногда бывал, когда у них что-то не получалось. В ней поразительным образом сочетались благородные манеры и непосредственность неискушенной деревенской девушки.
Короче говоря, я влюбился по уши, и работа не клеилась. Рогожин каждый день звонил мне по телефону и теребил, а я в ответ, конечно, обещал, но на самом деле не знал, что делать.