Обманутые счастьем
Шрифт:
Ужин удался на славу. Наевшись, дети пошли забавляться в угол хаты деревянными солдатиками, а Евграф затянул свою любимую: «По за лугом зелененький», подхваченную остальными. От выпитой бражки, от чудной песни на лица женщин опустилась утренняя яркая заря, расплескивая веселые улыбки и звонкий счастливый смех.
Наталья вынула из-под рукава платочек, взмахнула им, нежно запела:
Что стоишь, качаясь,Тонкая рябина,Одарка
Евграф было собрался вклиниться, поддержать песню своим сильным голосом, но раздумал, вслушиваясь в чудный мотив.
А через дорогу,За рекой широкойТак же одинокоДуб стоит высокий.Едва смолкли голоса, Евграф и Степан сорвались с мест, что есть силы захлопали в ладоши, так что привлекли внимание игравших ребятишек.
– Вот как могут наши жинки спевати! – с восторгом закричал Евграф, – видно они давно репетировали!
– Да! – горделиво сказала Одарка, – сюрприз готовили.
– Нальём бражки, да выпьем за наших артисток! – весело предложил Степан. И его охотно поддержали.
Как всегда, в застолье не обошлось без загляда в прошлые труды на новой земле и в будущее, поскольку первый блин не совсем снялся со сковороды гладко.
– Признаюсь, думал огребу с целика столько, что и не унесу, – сказал Евграф, хлопнув в ладоши, как бы предлагая посудачить о наболевшем.
– Паши шире, Граня, – ответил ему Степан, – не унесёшь.
– Кабы у меня четыре руки было, четыре ноги, а у моих лошаков по восемь ног, тогда бы запахал до горизонта, – с усмешкой ответил Граня, чем вызвал веселый смех женщин и сдержанную улыбку Степана. – А то ведь двурукий только. Как поспеть?
– Помнишь тот разговор после ярмарки, – сказал Степан, – помнишь. И я помню. Мы тогда вперёд заглянули шибко.
– Верно, скот надо растить, хотя хлеб – всему голова.
– А слыхал такое: молоко у коровы на языке. Как кормить будешь, такой и удой возьмёшь. На запаренном ячмене корова на два-три литра даёт боле.
– То, Стёпа, азбука. Я её выучил с молоком матери.
– Я как-то запамятовал, что ты в скоте лучше меня петришь. Так что же решаем?
Женщины прислушались к говору мужей и с опаской:
– С кринок много сметаны не соберёшь.
– Дывись, Степа, у нас не к шубе рукав, – смеясь, взмахнул рукой Евграф, – а наши жёны уж масло бьют! Сметану теперь машиной гонят. Крутят: жир в одну сторону летит, обрат – в другую.
– Ту машину сепаратором назвали. Видел я у купца такую. Но, прежде, стадо коров надо завести.
– И я тоже видела, даже крутила, – подхватила
– Во, как разожглись наши жёнушки с бражки! – опять засмеялся Евграф. – Будет нам, будет всё, Бог даст, со временем обживёмся! – и затянул:
Распрягайте, хлопцы, конев,Одарка подхватила, а за ней Степан загудел, сбиваясь, но с азартом. Наталья взяла деревянные ложки и принялась выстукивать мелодию.
Тай лягайте почивать.А я пийду в сад зелений,В сад криниченку копать.Засиделись за столом допоздна. Бражка, песни расслабили пружину дел изрядно, казалось им, что не столь тяжким был минувший хлебородный сезон, и три пота не лилось на пашне, и не бедовали с харчами в первые месяцы на новой усадьбе. Всё нелегкое осталось там, в прошлом, а новый день народится светлее и теплее. Реальность быта в застолье притупилась. Так молодой путник после долгой дороги, сытного обеда и жаркой бани забывает путевую неустроенность, стремится дальнейший путь с новыми силами и интересом.
Счастливых друзей на бренную землю вернул плачь детей. Коленька свернувшись калачиком заснул на раскинутом кожухе. Старшим надоели деревянные солдатики, и они в три голоса возвестили об этом родителям. Матери всполошились, детей пора укладывать спать, да коров доить. Как не жаль, а надо обрывать музыку веселья. Собрались гости, поспешили домой. И оттуда дикий крик Натальи саданул в сердце:
– Украли, корову украли!
Евграф пушечным снарядом полетел к своей стайке, где стояли корова и лошади. Обмер, дверь приоткрыта. Замер. До слуха донеслась возня: никак седлают Гнедого.
Широко распахнув дверь, влетел. Едва различимый в темноте мужик подтягивал подпругу, отпрянул от мерина.
– Никак зубы у коня смотришь?! – весело крикнул Евграф и, не ожидая ответа на столь глупый вопрос, нанёс своей кувалдой удар прямо в зубы. Злоумышленник хрюкнул, сковырнулся с ног, глухо шмякнулся спиной о кормушку.
Евграф, слыша заполошный вопль Натальи и злой говор Степана, о чём не разобрать, прыгнул к вору, вновь нанёс страшный свинцовый удар в подбородок снизу. Голова вора запрокинулась, он весь обмяк в нокауте.
Евграф схватил рослого человека за грудки, приподнял его в ярости, сотрясая, не давая ему передышки от приступа страха, громыхнул:
– Убью! Ты корову у соседа угнал? Говори, если живота хочешь! – Злоумышленник молчал, будь светло, Евграф увидел бы, что тот вырубился и надо дать ему счёт хотя бы до десяти, как на ринге боксеру. Но темень хлева не позволяла видеть состояние вора, хозяин продолжал его неистово трясти. Кое-как сознание вернулось, и бедняга пробормотал:
– За оврагом привязана.