Обороти меня. Часть 3. Назорей
Шрифт:
Лера сложила руки перед собой и, склонив голову, заговорила:
– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы с нами поступили хорошо. Сделай, пожалуйста, так, чтобы с нами поступили хорошо…
Подул небольшой бриз, и Джонни поставил парус по ветру. Они двинулись вперед заметно быстрее. Теперь было отчетливо видно даже невооруженным глазом, что почти все люди на берегу, а их было человек двести, прекратили свои дела и, повернувшись к океану, смотрят в их сторону.
Пройдя все необходимые пункты контроля, Сюзи, наконец, вышла из здания аэропорта, со вздохом облегчения. На улице был небольшой мороз, поэтому она, остановившись, огляделась, высоко подняв голову и с удовольствием вдыхая прохладный воздух.
– Такси, девушка? – приветливо улыбаясь, учтиво предложил ей один из стоящих у выхода таксистов, седовласый бородатый водила, видя, что ее никто не встречает.
Взглянув на него, она улыбнулась в ответ и задорно спросила:
– А до центра сколько будет?
– Тысяча рублей, девушка, – ответил он, но увидев сомнение у нее на лице, поспешно добавил: – Для вас сделаем за восемьсот.
– Ладно, поехали.
Закинув вещи в багажник ненового, но добротного мерседеса, Сюзи села в машину, удобно устроилась на заднем сиденье и назвала адрес.
Мягко тронувшись с места, бородатый водитель быстро набрал скорость, и мимо понеслись знакомые дома и улицы, а вместе с ними и воспоминания с ними связанные.
В тот день шел дождь. Таира стояла у могилы под зонтиком и горько плакала. Был сороковой день, как Игоря не стало, и все, кто собрался его помянуть, уже разошлись, а она едва дождалась этого момента, чтобы нанять такси и поехать на кладбище и побыть там одной.
Стоя перед надгробным камнем, она смотрела на выгравированный на нем портрет мужа, плакала, и ничего не говорила. У нее просто не было слов, и она не видела смысла в том, чтобы говорить с умершим, который тебя не слышит и больше уже не может тебе ответить.
Сколько она так простояла, час, два, три или даже больше? Она была в каком-то ступоре. Все ее чувства как будто зациклились на одном только этом событии, потери горячо любимого мужа и еще не рожденного ребенка.
Когда над кладбищем воцарилась тьма, Таира вышла из состояния отрешенности и огляделась. Вокруг стояла такая глубокая тишина, что она могла услышать шум крови, текущей по ее венам.
Дождь прекратился, но вместо него подул холодный северный ветер, и Таня поежилась. Она подняла глаза к небу, но кроме черноты не увидела ничего, небесный свод был плотно затянут темными непроглядными облаками.
– Ну, и что теперь? – тихо спросила она Того, о Ком так много слышала от своих приемных родителей, но к Которому так редко обращалась. – Ты думаешь, что это нормально, оставить меня совсем одну, и отнять у меня и мужа и дочь? Это как называется?
Постепенно ее голос крепчал, и она говорила все громче и гневнее.
– Ты считаешь, что это правильно, со мной так поступать? И, что я Тебе плохого сделала, что Ты со мной так? Или это за то, что я во всем слушалась отца, который Тебе служил всей своей жизнью?
Она немного помолчала, но в ответ услышала только вой ветра в ветвях деревьев.
– Отец говорил мне, что Ты меня любишь. Это по-Твоему, любовь?
Темное небо в ответ молчало, и Таира, понимая, что нет никакого смысла стоять посреди могил и кричать туда вверх, в сердцах махнула рукой и повернулась, чтобы пойти домой.
Однако это оказалось не так просто. Место для Игоря на старом уже давно заросшем городском кладбище было куплено еще его состоятельным дедом, который был со странностями и, составляя завещание внукам, среди всего прочего оставил им в наследство в том числе и заранее купленные места на кладбище. Если не считать этого особого случая, и других подобных, но единичных, кладбище было уже давно переполнено, и мест для захоронения здесь больше не предоставляли.
Деревья вокруг были высокими и толстыми, а кустарник таким густым, что заполнил многие дорожки и подступы к могилам.
Таира попробовала в темноте найти дорогу назад, но это было почти то же самое, что продираться сквозь девственный лес. Вскоре она промокла и ужасно замерзла. Ветер поднялся, и теперь кроны деревьев шумели, а высокие стволы качались и скрипели друг о друга.
Девушке сделалось страшно. После нескольких неудачных попыток выйти на центральную дорогу, она отчаялась. Ее совсем не радовала перспектива, бродить по ночному кладбищу в поисках выхода. Когда ее в очередной раз окатило водой от нависшего над дорожкой какого-то куста, она неожиданно для себя вдруг разозлилась и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, быстро разделась, сложила свои вещи в сумку и приказала себе: «Рысь!»
Она так давно не превращалась, что уже забыла, какими бывают при этом ощущения. Предпоследнее ее превращение было в больнице, когда ее обожжённое лицо чудесным образом восстановилось. После этого она превратилась всего лишь однажды, когда ей что-то не понравилось в том, как ее воспитывал Аркадий, и она, проявив строптивость, убежала из дома.
Это было под вечер. Под покровом тьмы Таира обратилась, и умчалась в лес, вернувшись обратно почти под утро, когда уже начинало светать. Убегая, она даже забыла раздеться перед превращением, так была разозлена, поэтому, подобрав свою порвавшуюся во время превращения одежду, надела на себя то, что можно было хоть как-то одеть и так вошла в дом. Не давая объяснений удивленным до крайности родителям, она сразу шмыгнула в свою комнату, но после этого Аркадий несколько дней так испытывающе на нее смотрел, как будто он все знает и видит ее насквозь. Ей почему-то стало так неловко и стыдно за свое поведение, что она еще долго мучилась угрызениями совести. После этого она решила, что слишком многим обязана этому человеку и, хотя бы только ради него ей стоит отказаться от этой своей особенности. С тех пор прошло уже шесть лет, за которые она не превращалась ни разу, и даже не знала, а может ли она все еще делать это?
Однако сейчас она была измотана морально из-за непонимания всего того, что с ней произошло. Ей казалось, что Бог по какой-то непонятной причине обиделся на нее, и теперь «держит на нее зуб». Поэтому, хотя она и знала, что Он не одобряет ее превращение, поскольку это является колдовством, и это греховно, внутри нее все взбунтовалось против столь жестокой потери, которую она пережила, и она, можно сказать, даже сделала это Ему на зло.
Превращение было более чем болезненным, она издала очень громкий и ужасный звериный рев, и чуть не потеряла сознание. Какое-то время она еще стояла на четырех лапах, находясь в шоковом состоянии от своих ощущений, после чего постепенно приходя в себя, она стала осознавать, что происходит вокруг, и поняла, где она находится. Будучи зверем, она все видела и чувствовала, но в этот раз ей почему-то было очень неуютно быть в этой шкуре, как будто злая природа Заклятия стала ей окончательно ненавистна.